Город сквозь кувшин мочи

Представь, читатель, город, видный сквозь кувшин мочи,
Немного сажи, капельку чернил. Смотри и хохочи... 

На краны–журавли, их оперенье из стальных конструкций,
Измазанное нефтью, на окунутые клювы их в мазут
Глухой реки; искрящиеся ярко жала для трепанопункций
Металлы плавят, что, неистово калясь, орут.

Из чёрной речки, набережной скованной по глотку,
Являются хребты чудовищных, но утомлённых рыб.
Они дрейфуют… Ночь… и видно не одну кокотку;
О, эти ножки, глазки, шеи… слишком пошл изгиб.

Цок-цок - ночные Clara Venus провиляли мимо,
Я вскрыл бы от петли по килю их и покопался б Там,
Viscera высвободил бы, внутри которым так невыносимо,
Тела в петле бы взвил к беременным болезнью небесам.

Один прельщается и кличет их, они "хи-хи" задорно,
А он в ответ неподобающе ему и умному, пошлит;
Венероголуби любви, ох, падкие на порно,
На буккаке и все перверсии, лишь скромность им претит.

Премилый домик, внешне чинно, тихо и красиво,
Но вот на первом этаже мерцает restaurant «Le cheval».
У дома в животе свербит, он чешет пузо сливом
Да хмурит ставни, и из окон льют помоями его печаль.

Внутри:
фигурки, краски – всё сошло с картин Тулуз-Лотрека,
Наш сноб, топырил палец, ел тартинку с печенью гуся,
Макал креветок в Emmental, впивал коньяк-винтаж-полвека,
И ныл романсы, Верочку Холодную до бога вознося.

А самый шик - смоля сигарку, наблюдать старух фантомом,
Одрябших выползков из юных лет; он те обвиски так любил…
Горбатее, лохматее, поменьше, боле не под стать живому,
И декадентски грезить, будто ты отъявленный геронтофил,

Любить места придурочных бродилищ, их бурленья,
Бездельных туш смакуя бред и жесты чёрно-жёлтых рук,
Из чьих прожилок ты лакаешь духовитость мёртвой лени
И слышишь треск костей, что в тленье раздаётся вдруг.