Из Петербурга в Кёнигсберг за 80 000 чух-чух
Из Петербурга в Кёнигсберг за 80 000 чух-чух.
Из цикла: «Середина девяностых»
Я стоял у механического табло в начале перрона и ждал Порткова. Как вы поняли, Портков – это фамилия. Имя же моего попутчика и временного начальника в той дурацкой командировке – Володя. Вокзал старый и красивый – Витебский, который рядом со станцией метро Пушкинская. На табло красовалась надпись Ленинград – Калининград. Время отправления 14 – 10. Уже несколько лет Санкт-Петербург, а все никак переделать не могут. Состав уже подали, до отправления – двадцать минут. Билеты у Порткова, а то бы я давно сидел в купе и пил пиво.
Время шло. До отправления осталось десять минут, а моего придурковатого шефа все нет и нет. Когда осталось пять минут, я стал нервничать. Что за дела, договорились же заранее. Мобильных телефонов тогда еще не было и поэтому встречи оговаривали очень тщательно, чтобы не разминуться. Так и в этот раз – договорились у табло. Пять минут прошли, поезд плавно тронулся. Перрон с провожающими опустел и по нему стали лениво прогуливаться большие неопрятные голуби. Я, докурив сигарету, пошел в телефонную будку звонить руководству. Состоялся такой разговор:
- Але, это я.
- Не понял, а ты где?
- В телефонной будо-чкЕ..
- Ты что не поехал?
- А с кем? Портков не пришел. Я его, как дурак прождал у табло. Что за номера?
- Почему у табло, мы его посадили в вагон за полчаса до отправления поезда.
- Мы же договорились у табло. Я ни номера вагона ни места не знал и до сих пор не знаю. Билеты-то были у него.
- Получается, он поехал один.
- Получается, что один.
- А, что он там будет делать без денег?
Хороший вопрос задал начальник, и самое главное – правильный. Деньги, как самому непьющему из нас двоих доверили мне. На самом деле, их не так уж и много – из расчета жить вдвоем в гостинице, питаться, и некая сумма на представительские расходы. Но все равно, «котлета» довольно-таки внушительная, сто листов самых больших, на тот момент, денежных купюр. Действительно, что он там без денег делать-то будет? И я ответил:
- А это его проблема, что он там будет делать без денег, договаривались возле табло, хрен ли он в вагоне меня ждал, придурок. В следующий раз будет знать, как договариваться, или пускай записывает.
- Это и твоя проблема, я не буду разбираться, кто и как, и с кем договаривался, меня это не гребет. Деньги у тебя есть, добирайся туда, как хочешь. Понял меня? Чтобы Портков без денег находился в Калининграде не больше суток. Больше суток он не выдержит – организму не прикажешь. Я не думаю, что у него в карманах куча наличности, скорее всего одни медяки.
- Э, действительно проблема. Поезд на Калининград ходит через день. Умрет там Портков без алкоголя. Умрет.
- Стас, много говоришь. Задачу я поставил, а дальше сам выкручивайся. По прибытию на место - отправишь телеграмму. Все, пока.
Директор повесил трубку, даже не выслушав моих возражений. Во влип. И все из-за этого придурка. Совсем мозги от водки сморщились. Если бы не его богатое партийное прошлое, и не куча таких же связей, давно бы этого алкоголика выгнали.
Я пошел к начальнику вокзала с целью поплакаться и попросить совета, что же делать и как доехать. Маленький начальник вокзала сидел под большой фуражкой и смолил овальные сигареты, засунутые в короткий мундштук. Выслушав мою печальную историю, как я отстал от поезда, он высказал свою точку зрения на обычную для него ситуацию: «Эээ, паря – не парься, думаешь один ты отстаешь от поезда? Каждый день таких, как ты - туева хуча в моем кабинете. Слушай совет. Через два часа пойдет состав на Варшаву. Идет он через Вильнюс, а оттуда доедешь до своего Калининграда. Если мне не изменяет память, из Вильнюса в Калининград четыре раза в день ходят электрички. Так что тебе самое главное до него добраться. На варшавский поезд билетов нет, да и быть не может, куплены и перепроданы тысячу раз. Так что - иди по вагонам и договаривайся с проводниками, вот тебе мой совет. Удачи».
Я посмотрел на часы – три ноль пять. Ладно, время есть. Что же делать? Что же делать? Сначала необходимо снять стресс. Я аккуратненько вытащил из толстой пачки одну купюру и пошел ее менять. В первую очередь купил в гастрономе литровую бутылку водки. Во вторую – несколько пачек сигарет. А в третью – простейшую закуску. В нее входило: хлеб, плавленые сырки (десять штук), две банки шпротов, бутылка пива (на утро). В этом же гастрономе я накатил сто граммов водки. Затем, уже уходя, еще пятьдесят.
В желудке от этой дозы стало тепло. Проблема с Портковым отодвинулась на второй план. Я ситуацию наблюдал уже, как бы со стороны. Из трагедии, она потихоньку стала переходить в комедию. Действительно, смешно. Я с бабками тут, а придурок Портков уже больше часа едет в Калининград. Чух-чух, чух-чух стучат колесные пары, через каждые двенадцать с половиной метров, увозя его дальше и дальше, без копейки в кармане.
Пятнадцать тридцать. До отхода поезда сорок минут. Я сидел на скамейке и смотрел как в сторону только что подъехавшего варшавского поезда, двинулись челноки с большими набитыми сумками. Некоторые сами не справлялись и им помогали грузчики с тележками. Сумки, как правило, были в несколько обхватов, я их называю – «мечта оккупанта». Светило солнышко. Вокруг моих ног ходили заторможенные голуби, которые пытались найти в ворохе чешуи целую семечку. Семечки нагрызли еще до меня – какие-то деревенские подонки. Я бы никогда в такой свинарник не сел, но это была единственная свободная скамейка, остальные сидячие места занимали люди с багажом.
Когда осталось минут двадцать, я все же решил действовать. Пошел по перрону до локомотива и начал атаку на проводников, с целью попытаться проехать без билета до города Вильнюса. В первом вагоне сразу же получил отказ от толстой, неопределенного возраста проводницы. Такую водкой не соблазнишь, только деньгами, и похоже – немаленькими деньгами. Диалога вообще не получилось. Она мне сказала так: «Молодой человек, отойдите в сторону, не мешайте посадке», - а после, демонстративно отвернулась. Во втором вагоне проводником был дядька молодой парень, примерно моего возраста, до безобразия румяный. Прямо-таки розовый поросеночек. Ни деньги, ни водка его не возбудили. В третьем вагоне опять проводник женщина. А вот в четвертом – оказался мужик, лет так сорок. По грустным глазам и небритой физиономии я понял, что это наш человек. Вернее мой.
И действительно, я его соблазнил именно водкой. Получилось так. Я долго ему рассказывал, как отстал от Калининградского поезда, и что ходил к начальнику вокзала и тот посоветовал такой сложный единственный путь, что в других вагонах мне все отказали, сволочи такие бессердечные и так далее. Он не дослушав, меня перебил:
- Водка есть?
- Есть.
- Какая?
- Сибирская, «Сабонис».
- А закусь?
- Шпроты, две банки.
- Как зовут?
- Стас.
- Меня Виталик. Давай заходи в мое купе, сиди там и не высовывайся.
Слава богу, вот это удача. Причем, наверное тоже самое подумал проводник. Я в его служебном купе залез на второй ярус, лег без матраса на жесткую полку и стал ждать отправления. Мы еще стояли минут пять и все это время ручку купе постоянно дергали. Что за люди? Время четыре часа дня, а они, наверное, уже прутся к проводнику за бельем, или же за чаем.
Поезд тронулся. Пришел Виталик. Закрыл за собой дверь на ключ, сел за стол и положил голову на сложенные перед собой руки. Так он просидел наверное целую минуту. Состав набирал ход. В дверь продолжали стучать. Дурдом. «Придется открывать, вот душный люд, пять минут посидеть не дадут - сволочи», - сказал Виталик. Через некоторое время, выдав людям чай, он опять закрыл за собой дверь и сказал:
- Стас, харе водку греть, давай ее сюда. И вообще, слезай оттуда. Чего, как неродной?
- Слушай, Виталик, ну и тесновато у тебя тут. И вообще, пассажиры за полчаса меня уже успели достать. Как ты их сутками выдерживаешь? Я бы давно уже кому-нибудь морду набил.
- Да я уже привык. Раз на раз не приходится, бывает и нормальные попадаются. Один раз меня самого чуть не грохнули.
- Как это?
- Да получилось, что братва на какой-то сходняк ехала, и выкупили целый вагон. Я этого не понял и решил запустить в свободное купе отпускников. Короче нехорошо получилось. До сих пор тошно, как меня на понятие поставили.
- Ладно, держи, сам открывай, на правах хозяина, так сказать.
- А ты тогда шпроты откупорь.
- Не вопрос.
- Ну что? За знакомство?
- Давай, за знакомство.
- Бррр, теплая уже. Стас, слушай, а хлеб есть?
- Есть, – сказал я занюхивая полстакана водки через кулак левой руки, – нисссс ааа.
В дверь опять забарабанили, но уже по другому, какой-то железякой. Виталик не дернулся даже, он наливал нам по второй. В этот момент замок стал открываться сам. В дверь, со словами, просунулась усатая физиономия в фуражке:
- Виталя, чего не пускаешь? О, пьешь уже?
- Что там пить-то – показывая на литрового «Сабониса», - сказал мой спаситель.
- Саша, из двенадцатого, – представился мне проводник из соседнего вагона.
- Стас, из тринадцатого… - водки хочешь?
- Думаешь, откажусь? Не угадал. Только налей в два раза меньше чем у вас.
Я ему налил столько же.
- Ну, я же просил в два раза меньше, а ты мне сколько набулькал?
- Сколько просил, столько и набулькал - в два раза меньше, чем у нас двоих.
- Ладно, хрен с тобой, давай, за знакомство!
- Давай.
Мы втроем чокнулись, и почти залпом выпили. Нисссс аааа, занюхал я свою порцию и, положив несколько шпротин на хлеб, с удовольствием стал жевать вкусный бутерброд. Саня, посмотрев на часы, сказал:
- Мужики, давай еще по одной и на полчаса нужно прерваться, сейчас начальник поезда пойдет билеты проверять, а потом я закусь классную принесу.
Мы выпили и разбежались, каждый в свою сторону. Проводники пошли встречать начальника поезда, а я оккупировал туалет.
В туалете, несмотря на заграничный поезд, было мокро и грязно, а от запаха мочи и хлорки слезились глаза. Я, чтобы заглушить этот запах курил одну за другой сигареты «Космос». Помните, раньше сигареты «Космос» были в мягких, или же в твердых пачках? Табачная фабрика имени Урицкого упаковывала сигареты в твердую, а Клары Цеткин - в мягкую. Ценились больше сигареты фабрики имени Урицкого. Причем не только сигареты, а даже папиросы «Беломор». «Космос» с туалетным амбре не справлялся. Пришлось нечеловеческими усилиями открывать оконную фрамугу, вставать ногами на железнодорожный унитаз и дышать свежим воздухом.
За окном мелькал депрессивный пейзаж: очередной забытый богом железнодорожный узел. Деревянные дома вперемешку с покосившимися пятиэтажками. Поезд пролетел под стандартным пешеходным виадуком и, миновав без остановки платформу облупившегося вокзала, застучал колесами по бескрайним российским просторам. Сплошные леса и железнодорожные переезды. Изредка стояли убогие дачные или деревенские домики. Попадались и поля, как правило, ничем не засеянные, в лучшем случае скошенные, с редкими стогами сена. Частенько вдоль дорог попадалась брошенная сельскохозяйственная техника. Картинка за пятьдесят лет после Великой Отечественной войны почти не изменилась. С той лишь разницей, что не видно окопов и воронок от взрывов. Колхозы развалились, а хозяина на земле, как не было с 1917 года, так до сих пор и нет.
Дверную ручку постоянно дергали и стучали в дверь, чуть ли не ногами. Но я не обращал внимания, у Виталика и у Саши специальные ключи - «вездеход», которые подходят ко всем дверям. Я не думаю, что они будут без меня допивать. Да и пить уже не охота, потому что и так принял на грудь предостаточно. Прохладный плотный воздух приятно охлаждал пьяную голову и отвлекал от насущности. Особенно, если при этом закрыты глаза. Вспомнились почему-то поездки на мотоцикле, там тоже на большой скорости трудно было дышать от встречного воздушного потока. Чух-чух, чух-чух…..чух-чух, чух-чух….. Каждый стык через двенадцать с половиной метров. Восемь чух-чух – сто метров. Восемьдесят – километр. Раньше зеки таким образом считали в арестанских вагонах на сколько тысяч метров их увезли по этапу. Чух-чух, чух-чух…..чух-чух, чух-чух…..
Не успел я сосчитать до километра, как дверь открылась ключом и на пороге появился сияющий Виталик. Моя водка ему явно приподняла настроение:
- Брателло, не грусти, Сашка такую закуску притащил, давай, пошли быстрее. Начальник поезда больше ходить не будет. Так что – бояться некого. Гуляем.
- А я тут чуть не умер от вони, пришлось окошко открывать…
- Ну и молодец, что открыл, у меня это сделать сил не хватило. Пошли быстрее, а то тут очередь образовалась. Описаются еще, хе хе..
Мы залезли втроем в узкое купе и закрыли за собой дверь. Саша вывалил из полиэтиленового пакета зажиточную закуску. Что там только не было. Части курицы в фольге и вареные яйца, куски твердокопченой колбасы и большие ломти вареной – докторской, плавленые сырки и нарезанное копченое мясо. Короче все то, что пассажиры брали с собой и не съели, все тут присутствовало. На дне пакета лежала начатая бутылка коньяка «Двин» за двадцать два рубля, вся жирная и в хлебных крошках.
Решили не мешать, а допить сначала водку. Первый тост прозвучал: «Ну, за проводников». Второй, как не странно: «Ну, за щедрых «зайцев»». Щедрым зайцем был я. Потом щедрый заяц вспомнил старый тост друзей из ЛИИЖТа: «Да здравствует советские поезда, самые поездатые поезда в мире». Проводники протащились и даже перефразировали мой тост на свой лад: «Да здравствуют российские проводники, самые поездатые проводники в мире». Я тоже переделал про зайца: «Да здравствуют российские зайцы, самые поездатые зайцы в мире». Кончилась водка, начали пить коньяк.
После двух рюмок не только в животе, но и в голове стало тепло. Окружающие краски тоже потеплели. Даже звуки «чух-чух, чух-чух…..чух-чух, чух-чух..» стучали убаюкивающее, тепло и мягко. Коньяк кончился еще быстрее водки. Наверное, сказалось то, что бутылка была не полной. В ногах появилась слабость и общая лень, куда либо перемещаться. Хотя в туалет хотелось давно. Я думаю, что не только у меня начался коньячный «приход». Курили уже не в тамбуре, а прямо в купе. Потом тут же писали в маленькую раковину для мытья стаканов. Я дал Саше денег, и он побежал за водкой. Вернее, не побежал, а медленно, сосредоточенно пошел, так как уже изрядно нагрузился.
Минут через пять Виталик не выдержал и вышел, ворча его искать: «Блин, во урод, за смертью его только посылать». Вернулись они втроем. Третьим человеком тоже был проводник. Вернее, проводница лет сорока. На ней красовался такой же синий костюм с пагонами, как и у мужчин, только вместо брюк – короткая юбка. Я с такими, как у нее ногами короткие юбки одевать бы запретил. Просто запретил и все, чтобы не оскорбляли ни чье эстетическое достоинство. Ноги хоть и были под капроном темно-коричневых колготок, но все равно, при ближайшем рассмотрении, они оказались еще и не бриты . Фу, бля. Тем не менее, мы познакомились:
- Вика.
- Стас.
- Давно сидите?
- До отправления еще сели, почти и не вставали.
- Везет! А что пили?
- Водку, потом коньяк допивали, сейчас опять будем водку пить. Вика, а Вы пьете водку?
- Стас, не нужно на Вы. Зачем так официально?
- Вика, ты будешь пить с нами водку?
- Буду.
- Вот и умничка, хорошая девочка, садись, давай пить водочку..
Сорокалетняя девочка села боком на мои колени представив взору свои толстенькие окорочка с длинными черными, волнистыми волосиками. От нее пахло потом и дешевой парфюмерией. На ближней ко мне левой щеке красовалась большая родинка с тремя длинными черными волосками. В ухе болталась сережка, в виде большого пластмассового кольца, как на старинных деревянных карнизах. Волосы убраны в неопрятно скрученную кичку. Ко всему прочему, Вика оказалась очень тяжелой. На столько, что я опять захотел в туалет. Хотелось писать и тошнить. Отливать в маленькую раковину при женщине, как-то не хотелось, поэтому я попросил разрешения выйти.
Меня отпустили только после очередной рюмки. В глазах мутилось. Другой конец коридора виделся каким-то необозримо, и недостижимо далеким. Я стоял в коридоре и ждал очереди в туалет. Передо мной топтались еще два человека. Не дождавшись, пошел писать между вагонами. Естественно, как это бывает, причем, один раз на - сто, дверь соседнего вагона открылась и в световом проеме показалась симпатичная девушка. Я сказал: «Пардон, мадам», но, что интересно, она дверь не закрыла, а продолжала в ступоре наблюдать, как я заканчиваю свой туалет. Вот черт, даже стряхнуть не дала. Бывает же такое, я ей «Пардон, мадам», а в ответ такая беспардонность. Деревня.
После туалета, полегчало и не только на душе. Настроение поднялось. Я стал, как будто легче весить. Захотелось драйва. За окном уже стемнело. Как время быстро летит. Вроде, только что сел. Кончилось курево. В пакете осталось несколько пачек, но идти в купе к пьяным проводникам как-то не хотелось. Пришлось «стрелять». В тамбуре напротив меня стоял и курил вояка, такой же пьяный, как и я. Китель у него был одет прямо на майку. Погоны в чине подполковника. Брюки, заправленные в яловые сапоги с таким широким галифе, что даже стало завидно, мне бы такие. Подполковник икнув сказал:
- А бери все, – протянув мне мятую пачку «Беломора».
- Спасибо.
- На здоровье.
- Вояки все такие юморные? Кстати, меня Стас зовут.
- Виктор.
- Куда полковник едешь?
- Не полковник, а подполковник, это раз, а два – если по званию, то забыл еще слово товарищ.
- Да ладно, товарищ подполковник, пока подполковник. Знаю, быть тебе полковником, а потом генералом. Кстати, Витя, а куда едешь-то, ты так и не ответил?
- В Вильнюс, к жене. А ты?
- В Калининград через Вильнюс, от Калининградского отстал, теперь на перекладных добираюсь.
- Понял, водки хочешь?
- Нет, не хочу. Не могу уже водку теплую пить. С четырех часов дня киряю. Правда, там еще коньяк был, но не много, в основном водка.
- Не вопрос, пойдем пить коньяк.
- Пошли.
И мы действительно пошли пить теплый коньяк. Теплый коньяк намного вкуснее теплой водки. В купе, куда меня привел гостеприимный подполковник Володя, кроме него сидели две барышни. Я поздоровался:
- Опс, здрасти.
- Диинь добриий, – с явным акцентом ответила ближняя ко мне, девушка в очках.
- Полячки, по-русски почти не говорят – прошептал мне на ухо подполковник.
- Пшепрашем Пани, мы тут немножко побухаем?
- Цтооо?
- Ну побухаем, коньяк попьем, розумеешь? – показав пальцем на бутылку, сказал я.
- Невем - А потом - Вы тожа официэр?
- Нет пани, я совсем не офицер, обыкновенный бывший солдат. Поддержите нас?
- Цто?
Вот курица, сказал я про себя. Цто, цто, гадина не русская, нехрести, потому и язык такой – шипяще-змеиный.
- Дринк коньяк, вот что – бля. Выпьем, будет заебца, хобца – дрынца – хоб – ца – ца.
- Цто?
- Может вам и не коньяк, а полег-шЭ, лимонада всласть напиться и вооб-шЭ?
- Стас, слушай, не грузи их, а то они со страха сбегут, – сказал подполковник.
Барышни действительно смущенно заулыбались и вышли в коридор, а мы остались одни.
- Ну и хорошо, делиться не нужно. Были бы наши девки, другое дело, может быть и раскрутили их на что как.
- И этих раскрутим.
- Витя, я тебя умоляю, дохлый номер, уже проходили. Знаешь, польская скажет змея: «Честная я католичка, и не согласная я».
- Стас, ты прямо стихами заговорил.
- Ты угощаешь коньяком или нет?
- Все, все, все, давай пить.
Коньяк оказался грузинским, три звезды. Он явно отдавал хлорофосом или нафталином. Но другого не было, пришлось пить, какой наливают. Кстати, наливали мы по треть чайного стакана, в подстаканнике. Я коньяк из подстаканника еще не пил. Закусывали сухим вафельным тортом, который лежал на газете, не нарезанный, а наломанный руками заботливым полковником. После второго тоста за армию у меня опять наступил коньячный приход. Второй раз за вечер. Стало тепло. Я опять услышал убаюкивающие «чух-чух, чух-чух…..чух-чух, чух-чух..». Полковник в майке расплылся в мутно-белое говорящее пятно. Хотелось писать и тошнить.
Из этого состояния меня вывел проводник Виталик. Он радостно заорал:
- Ага, попался, а мы ты тебя с Сашком обыскались. Тебя Вика хочет, она уже готова. Так, что иди.
- Что иди?
- Трахать ее иди.
- Я?
- Ну, а кто еще, она тебя сегодня выбрала. Вика девушка капризная, кого захотела, с тем и будет.
- Виталь, меня от нее тошнит, ей-бо, я же поэтому и свинтил от вас.
- Стас, а кому легко? Помнишь? Партия сказала надо, комсомол ответил есть. Так что, крепись.
- А может быть я ее трахну? – встрял настоящий подполковник.
- Действительно, Виталик, а давай ее Витя трахнет. Он точно может. Знаешь, он даже предлагал мне вместе с ним оттрахать страшных польских католичек.
- Стас, вот трепло, ничего сокровенного, так сказать, взял и подставил под страшную бабу, – высказал мне покрасневший подполковник.
- Да она вовсе не страшная - заступился за коллегу Виталик.
- Кстати, давай за знакомство, меня зовут Витя.
- Виталик, самый поездатый проводник этого поезда.
Я еле выпил тост за знакомство. Может от того, что я представил себе в близи голую Вику или от вонючего коньяка, у меня начались рвотные позывы. Выручил Виталик, он подставил свою перевернутую фуражку со словами: «Тошни сюда, у меня еще одна есть». В момент этого, почти интимного действа в купе бочком протиснулись полячки. У них были такие лица, что я понял, они готовы ко мне присоединиться. Фуражка полетела в окно, а мы, извинившись перед дамами, вышли из купе в коридор. Мне немного полегчало. Виталик пошел знакомить подполковника с бравой проводницей, а я, качаясь, двинулся курить мятые папиросы.
Незаметно наступила ночь. Сел я в поезд в четыре дня, а сейчас уже почти два часа ночи. Господи. Получается, я пью десять часов подряд? Ничего себе. Как бы Вильнюс не проспать, а то с такими проводниками можно и в Варшаву уехать. Что я там буду делать? Получится закон парности случаев – Портков без денег в Калининграде, а я без польских денег в Варшаве. Вот будет умора. Так что спать лучше не ложиться. Да, собственно и некуда – служебное купе занято Викой и полковником, вернее подполковником. Интересно, а во сколько поезд приходит точно? Черт, ноги ватные, похоже это чух-чух, меня в конец укачало.
От этих мыслей хмель, как рукой сняло. Я стоял в тамбуре в гордом одиночестве и докуривал подаренные папиросы. Хотелось есть, а больше даже – пить. Простой воды, без примеси алкоголя и дубильных веществ. Или же чаю горячего. А лучше всего – кофе. Точно, точно, вот что я хочу больше всего на свете. Целую чашку горячего кофе. Не растворимого, а настоящего, заварного. А где ж его тут взять. Тут только импровизированный чай, с примесью соды. Во невезуха. В купе у Виталика на верхней полке лежит полиэтиленовый пакет с сигаретами «Космос», а также хлебом и плавлеными сырками. По-моему, я еще пиво брал на утро. Но это утром. Если я не собираюсь спать, то свои вещи нужно как-нибудь забрать. А как?
Пока вспоминал про всякие жидкости, захотел в туалет. Идти в вонючий, хоть и с открытым окном, не хотелось и я опять пошел отливать между вагонами. В середине процесса меня опять побеспокоили. Что за жизнь? Даже не поссать толком. На сей раз помешали два милиционера и начальник поезда. Они тоже, как и девушка, впали в легкий ступор. Остановились в проеме, широко открыли глаза и не стали смущенно закрывать перед собой дверь. Опять я не стряхнул. Первыми возбудились железнодорожные милиционеры. Они, дождавшись, когда я застегну молнию на джинсах, стали, мешая друг другу, хватать меня за одежду. Грубияны.
Пришлось воспитывать обоих. Ребята оказались не готовы к такому повороту событий. В одну секунду оказавшись с заломанными и перекрученными за спиной руками. Чему их там в школе милиции обучают? Не понятно. На самом деле, я действовал автоматически, на уровне подкорки. Теперь нужно было как-то выкручиваться. В двух шагах от нас стоял начальник поезда, с ошалевшими глазами, сверкая в темноте своими железнодорожными погонами. Мдя, ситуация. Я ему сказал:
- Мужик, беги быстрее, я их пока подержу.
- Зачем? Я же начальник поезда, куда я побегу? А Вы кто?
- Начальник поезда? – сказал я, наигранно смеясь. – А я думал, такой же, как и я заяц. А эти ребята тебя конвоировали, как безбилетного. Вот хохма. Что же теперь делать?
- Во-первых, отпусти их, им же больно, а во-вторых – скажи, как ты здесь оказался в поезде без билета.
- Хорошо, отпущу, только тогда пусть и они пообещают больше меня не лапать. Договорились?
- Договорились, – сказал седой начальник поезда, вместо невнятно, промычавших милиционеров.
Я рассказал ему, какой Портков говно и как он меня подставил, как он сидел и ждал меня в вагоне, а я в это время торчал, как тополь на плющихе возле табло. Потом, как пошел к начальнику вокзала и как он мне подсказал этот ход с Варшавским поездом, как не смог договориться с проводниками, чтобы те взяли меня без билета. Не мог же я подставить моего собутыльника Виталика. Как я провел половину времени занимая общественной туалет. Как я там терпел все тягости и лишения «заячьего» бытия. Как там грязно, и как слезились глаза от запаха. И вообще, какой я бедный и несчастный.
В этот момент в тамбуре показалась интересная парочка. Впереди шел Саша, проводник из двенадцатого, а за ней Вика – проводница из одиннадцатого. Интересным оказался их внешний облик. Саша шел без кителя в майке и в фуражке, а Вика в кителе но с голыми ногами. На бедрах у нее эротично еле держалось красное, махровое полотенце. Картинка маслом.
Вика первая вышла из ступора и быстро мимо всех проскочив, побежала в свой вагон. Объяснялся за всех Саша. В ходе разборок подошел и Виталик. Как не странно, на нем красовалась новая фуражка. Отпустив милиционеров пошли сглаживать ситуацию в служебное Виталикино купе, где на второй полке возлежал мой пакет с плавлеными сырками и котлетой, денежной котлетой, а самое главное с сигаретами «Космос». Проводники, начальника поезда ласково называли Петрович. При ближайшем рассмотрении он оказался трехпалым – на правой руке не хватало указательного и среднего пальца. Папиросу он при этом держал не левой а все равно правой рукой, смешно зажимая ее между большим и безымянным пальцем.
После второй стопки Петрович посмотрел на часы и вдруг радостно сказал:
- Секундочку. Ну-ка, Виталь, скажи, если мне не изменяет память мы прибываем в Вильнюс ровно в пять утра. Так?
- По-моему, да, точно, вспомнил, в пять часов ровно.
- То-то и оно.
- А что случилось, Петрович?
- А ну-ка наливай, есть идея. А ты, Стас, чего не пьешь? Это тебя касается в первую очередь. Если в пять, то тебе может и повезет.
Мы опять выпили. Закусывать было уже нечем. Я хлебосольно залез в мешок и достал несколько пачек плавленого сыра. Все ели и смотрели Петровичу в рот, ждали пояснений. При чем тут в пять утра, никто ничего не понимал. Наконец начальник поезда прожевав, рассказал суть задумки. Оказывается, Варшавский поезд прибывает в Вильнюс действительно ровно в пять утра, а Калининградский, отходит в пять ноль пять. У него в Вильнюсе остановка, только не десять минут, как у нас, а целых сорок пять. То есть у меня появляется шанс успеть на него пересесть.
Тут все закричали, что Петрович гений, что нужно за это выпить. Петрович спустил нас с небес на землю:
- Чего радуетесь, дурочки, мы обычно в Вильнюс всегда приходим с пятиминутным опозданием.
- А как быть, Петрович, – сказал я. – Такой шанс бывает одни раз в жизни. Один раз, Петрович, что же делать?
- Не знаю, не знаю.
- О, идея, – закричал радостно Саша. - Сегодня у нас машинист Ромка, мой кореш по железнодорожной путяге. Петрович, пойдем из твоего купе позвоним ему и попросим сегодня не опаздывать. Сейчас половина четвертого, за полтора часа всяко наверстает.
Мы выпили на ход ноги, и Саша с Петровичем пошли звонить. Я достал из пакета пачку денег, вытащил одну купюру и дал ее Виталику. Лучше бы не давал. Виталик так обиделся, что чуть не накинулся на меня с кулаками.
- Стас, я думал ты нормальный человек, а ты просто еврей. Ты меня ****ь оскорбил. А ну, пойдем в тамбур поговорим!!! Я к нему, как к человеку, а он мне сука, деньги пихает. Ну, ты и говно!!!
- Виталь, я хотел, как лучше, ну, извини. А?
- Обидел ты меня, оскорбил до глубины души – жидовская ты морда.
- Почему жидовская?
- Потому, что евреи всех и вся покупают, а меня, бля, не купишь.
- Да я и не хотел покупать, а просто хотел по дружески отблагодарить, деньги все равно не мои, а казенные, так что ни фига не жалко. Понимаешь?
- Теперь из принципа не возьму?
- Давай Сашке дадим, а он с тобой поделиться. Давай?
- Он тоже не возьмет.
- Что же делать? Может быть, Петровичу дадим?
- Ну, давай попробуем. Хотя, тоже может обидеться.
Минут через пять пришли Сашка с Петровичем. Саня радостно сообщил, что Рома обещал прибыть в Вильнюс на четыре минуты раньше. Потом, увидев мрачного Виталика, спросил в чем дело.
- Да ничего, потом скажу, – ответил ему мой проводник.
- Нет, ты скажи. Слушай, Стас, скажи хоть ты, что вы такие мрачные? Все же нормально, у тебя будет аж десть минут, чтобы Калининградский поезд найти.
Я, как мог, объяснил. Конфликт сгладил старый мудрый Петрович. Он сказал, что он тоже не возьмет денег, но подсказал гениальный ход. А, именно. Через три вагона от нас есть ресторан, вернее – вагон-ресторан. Там у официанта Димы из-под полы, можно купить хороший коньяк . Действительно, как я сам не догадался. Пошли вдвоем с Сашкой. Дима, естественно спал, но, увидев, что я не один, а в сопровождении своих людей ворча встал и повел нас в кладовую. На одну купюру получалось четыре бутылки ровно. Одну я дал Диме, за ночное беспокойство, а три мы взяли с собой.
Конфликт действительно погасили. Одну бутылку даже успели до пяти часов выпить. Прощались, как лучшие друзья. Виталик по пьяни прослезился, просил прощения за то, что обозвал меня жидовской мордой. Я просил прощения у Петровича и обещал больше не писать между вагонов никогда в жизни. Потом я бегал минут пять по длиннющему подземному вокзальному переходу, в котором выходов на перрон больше десяти штук. Дурацкий принцип расположения. Садился в Калининградский поезд, когда уже убирали лестницу и закрывали дверь.
Сломав вялое сопротивление проводника и отодвинув его в сторону, я принялся тяжело дыша, облегченно курить. Пока курил, познакомился с очередным проводником. Его тоже звали Виталиком. После моего рассказа он взял меня за руку и повел в свое купе. Я его даже не просил ни о чем. Зашли, закрыли дверь. Виталик достал в ящике под грязным бельем начатую бутылку водки, с такими словами:
- Стас, чтобы на поезде догнать поезд, это нужно суметь. За это нужно выпить.
- Давай сначала за знакомство, – сказал я.
- Давай.
Потом пили опять за поездатых проводников и поездатых зайцев. Дежавю.
Когда кончилась водка Виталик предложил поискать Порткова. Сказано – сделано. Мы в шесть утра пошли по всем купе, открывая их ключом - «вездеход». В самом последнем вагоне, в предпоследнем купе обнаружили того, кого искали. Володя Портков сидел в трусах и майке, в абсолютно пьяном безобразии, напротив не менее пьяного местного проводника. Между ними стояла коробка с сигаретами, которую мы везли в Калининград в качестве подарка нашим партнерам. Коробка оказалась открытой. Предприимчивый Портков эти сигареты начал уже менять на водку. Бизнесмен хренов.
Дальше я опять всем рассказывал, как я на Варшавском догнал калининградский. Естественно за это несколько раз пили. Затем пили за встречу. Естественно – за проводников и зайцев. За российские поезда, которые самые поездатые поезда в мире, ну и так далее. От Вильнюса до Калининграда поезд стучит колесами ровно три часа.
«Чух-чух, чух-чух…..чух-чух, чух-чух..» - двенадцать с половиной метров позади. «Чух-чух, чух-чух…..чух-чух, чух-чух..» и еще столько же. На большой скорости эти стыки почти не заметны. Они звучат как: «Ши-ти, чи-чи-чи-чи, ти-тих, ти-тих» - это ровно сто метров. Я лежал в одежде на колючем одеяле и под эти звуки, с каждой новой сотней метров совершал новый виток по спирали вниз, на бесконечном поезде, в бездонный колодец. Колодец, между алкогольной явью и царством морфея.
Ши-ти, чи-чи-чи-чи, ти-тих, ти-тих…..
Санкт-Петербург 14 сентября 2006 года Станислав Кутехов
Свидетельство о публикации №106091500561
С благодарностью, с чувством вставшего на путь выздоровления. ЕЖ
PS У меня есть стихотворение «Госпитальер» не очень, но все же похожий паровоз.
ЕЖ
Евгений Ермаков Алтай 15.09.2006 20:48 Заявить о нарушении