Лиса и волк

 Лиса и волк.
 (Парафраз)

 Сказок мало теперь пишут.
 То ль охотников не сыщут,
 то ли смысл их невелик,
 то ли спроса нет на них.
 Мы ж, читатель мой достойный,
 выберем сей путь спокойный.
 Я люблю, могу признать,
 досуг сказкой заполнять.
 Не будем изощряться тонко -
 легко икать огонь в потёмках -
 пусть обижается весь свет,
 мы старый выберем сюжет.

 Подумаем над тем, читатель,
 как славный дед, ухи мечтатель,
 зубастый и несчастный волк,
 крестьянка, что на постель строчила шёлк,
 и мы с тобой, читатель дорогой,
 обмануты коварною лисой.
 За сказкой мы (кто в брюках, а кто в платьях)
 подучимся кому дарить симпатии.
 ..............................
 ..............................

 На краю деревни шаткой
 под соломой, как под шапкой,
 домик ставнями к реке
 стоял, с окном на чердаке.
 Наклонившись чуть-чуть на бок,
 о крыльцо опершись как бы,
 он кряхтел уж сотый год,
 не ведая других забот.
 За день он устал прилично.
 Позабыв о жизни личной,
 сторожил внутри тепло,
 чтоб за стены не текло.
 С делом справился до ночи
 хоть и было тяжко очень.
 Прикрыл чердачное окно
 и погрузился в омут снов.

 Недалеко река лежала.
 Давно зима её сковала,
 исполнив времени наказ.
 Летом шумная, сейчас
 река тихонько подо льдом
 текла, слегка косясь на дом
 глубокими глазами-лунками
 днем ясным и ночами лунными.

 В доме жили дед и бабка.
 В сенцах лавка, ушат, кадка
 с морозной чистою водой:
 хочешь пей, лицо умой.
 В избе с утра дымилась печь.
 Лампа есть, не нужно свеч.
 Кровать широкая скрипучая
 рассчитана на массы тучные.
 Всё по углам, как у людей.
 На стенке пара лебедей
 на коврик маленький уселась
 да так навек и засиделась.
 Христос напротив двери низкой
 глядит на шкаф с огромной киской.

 Котёл со щами на столе.
 На стуле дед навеселе.
 И бабка выпила настойки.
 Текут воспоминаний соки.
 Память милых сыновей
 на глаза суёт скорей.
 Приезжали по весне.
 Висят портреты на стене.
 Разлетелись кто куда,
 всех сманили города.
 Бабка тряпочку взяла,
 уж не портреты - зеркала!
 Парни все плечистые.
 Глаза глядят лучистые.
 Дед поднялся, обнял бабку,
 отобрал в слезах всю тряпку,
 сам утёрся: "Будет, мать.
 Застилай, иди кровать".

 Не вешай носа низко так.
 Это только присказка.
 Читатель, сказка впереди.
 Держись, не упади.

 Ночь - не ночь. Луна, как Солнце.
 Яркий свет пролез в оконце
 и мешает деду спать.
 Извертелся - лучше встать.
 Сутулясь, вышел на крыльцо:
 остудить от дум лицо.
 Оправился по малости. Оглядел окрестности.
 Видит – ветер шалый стих.
 Глянул в небо, на сарай:
 "Век живи, не умирай.
 Запрягу-ка Дончака,
 порыбачу окунька".

 Ушанка, валенки, тулуп овечий,
 накидка старая на плечи.
 Собрался дед, узду коню,
 на сани влез и тронул: "Ну!".
 Спросонья, конь слегка храпит,
 снег под полозьями скрипит.
 Осилив недалёкий путь,
 конь у реки встал отдохнуть.

 Рассвет - пожар, река добра
 и жарко деду без костра.
 Рыб двадцать в разные веса
 он наловил за два часа.
 На сани покидал улов
 и был в обратный путь готов.
 Уселся дед, хлестнул коня
 и задремал, тепло храня.

 Теперь рыбалка - чаще скука,
 а раньше лещ ловился "с руку"
 и щука килограммов в двадцать
 имела счастье попадаться
 или сеть рвала, как паутину,
 особенно в путину.

 Дед моргнул на рыбы ворох.
 Со сна почудился ли шорох?
 На санях было спокойно,
 молчал улов вполне достойно.
 И рыба вся была на месте
 на взгляд так килограммов десять!
 Но конь дрожал слегка в тревоге.
 Дед скользнул взглядом по дороге.
 Что-то тёмное лежало поперёк.
 Не то бревно, не то зверёк.
 Старик подъехал ближе:
 лапы, хвост пушистый рыжий.
 Забилось сердце старика:
 "Да то ж лиса наверняка!"

 Старик тихонько слез с саней
 и подошёл, крадучись к ней.
 Лиса раскинулась свободно,
 глаза прикрыты мёртво, плотно.
 "Должно быть, бегала в село,
 со страху сердце подвело.
 Вот это рыбка - так на славу!
 Я воротник старухе справлю, -
 дед усмехнулся в бороду, -
 уж не уступим городу!".
 Поднял лису и в сани бросил:
 "Лежи, коль ноженки не носят".

 Уселся дед на передок,
 стегнул коня. "Дом недалёк, -
 мерещилось ему сквозь дрёму, -
 Дончак бежит охотней к дому.
 Один остался поворот.
 Старуха встретит у ворот.
 Я ей с разгону, напрямик:
 «Бери, старуха, воротник,
 бери ершей и окуней,
 ушицы навари скорей».
 Старуха очень рада будет,
 налить настойки не забудет.
 Лихой старик и не бахвал
 и рыбу и лису поймал".
 Мечтал старик и невдомёк,
 что сам попался на крючок.

 А рыбаком была лиса.
 Слыхали про такие чудеса?
 Лиса у проруби сидела,
 Как будто бы совсем без дела.
 Она ловчилась одной лапой
 из проруби рыбёшку сцапать.
 А тут наш дед - одна помеха,
 лишил лису еды, успеха.
 Лиса убралась восвояси
 обдумывать своё несчастье
 и спряталась за дальний куст,
 жалея, что желудок пуст.

 За стариком она следила
 и, как всегда, терпенье победило.
 Когда на санках оказалась рыбка,
 лиса к дороге побежала шибко
 и разлеглась на саночном пути,
 чтоб ни проехать, ни пройти,
 но с напряженьем во всём теле,
 предвидя толк и от безделья.
 Умела мёртвой очень ловко
 прикинуться лиса-плутовка.
 Известна тактика такая,
 когда, безделье от других скрывая,
 хитрец из груды чужих дел
 тащил кусок себе и богател.
 Закинут был крючок умело
 лиса к добыче вовремя успела.
 Старик наш сам, как сводня,
 лису и рыбу свёл сегодня.

 Так очутившись на санях,
 лиса рыбёшку начала ронять
 одну да за другой вослед.
 Да так, чтоб не услышал дед.
 Потом сама с саней скатилась
 и с рыбой вместе в кустах скрылась.
 Я поручиться вам готов,
 что пол минуты из кустов
 вдогонку деду лисья морда
 смотрела весело и гордо.

 А дед, к воротам подъезжая,
 коня погладил, усмиряя.
 "Эй, старуха, иль умерла,
 зачем ворота заперла?
 Скорей впусти меня с конём,
 не то от голода умрём...
 Ну, наконец-то я дождался.
 Смотри какой улов попался.
 Да не ползи, а лети птицей" -
 шумел старухе дед с ехидцей.
 Назад не оглянётся даже,
 довольный так своей поклажей.

 На сани бабка зрела долго.
 "Где ж твой улов? Побойся бога!
 Всё б тебе шутки, пустобрёх.
 Где ты шатался часов с трёх?
 Поправил лучше бы забор,
 он завалился с давних пор.
 Всю жизнь живёшь ты против правил,
 на дело ум свой бы направил.." -
 и так пошла, пошла, пошла
 и лишь к обеду отошла.

 Старик стоял, разинув рот.
 Не мог понять он анекдот,
 что нет следов от рыбы и лисы.
 "Ужель летают мертвецы?
 Наверно их в дороге обронил" -
 подумал дед и исходил
 дорогу поперёк и вдоль.
 Устал, а в результате - ноль.
 Весь день чесал затылок дед украдкой
 и к ночи вызрела догадка.
 В душе лису он обругал
 и поскорей хотел замять скандал.
 Перед старухой оправдался глухо,
 стараясь мямлить мимо уха,
 что рыбу обронил в снегу,
 но про лису, конечно, ни гу-гу.

 Волной забвения накроет время всех.
 На берег вынесет лишь тех,
 а проще говоря, историки,
 дань отдавая фактам и риторике
 (её и мы, увы, не избежали)
 тех занесут на диски, на бумагу и скрижали,
 кто сжёг себя в деяньях и трудах
 на главных направленьях и местах.
 (Хранит история и горестные даты -
 не забываются и Геростраты).
 Лишь вехи памятны всем людям.
 Обыденное всё забудем.
 Забудутся весёлый смех,
 сплошной обман и лёгкий грех,
 ошибки личные и личные победы,
 неразделённая любовь, сегодняшние беды.
 Забудется и этот случай.
 Покинем деда с бабкой. Лучше
 поищем где, в каких лесах
 съедает рыбу дедову лиса?

 Она тем временем без спешки
 по собственному следу, как по вешкам,
 рыбешку всю перетащила в лес
 и замела свой след, чтоб он исчез.
 Часть рыбок с аппетитом съела,
 на остальные набросала снега.
 Лиса в хранении пищи знала толк.
 Как вдруг из чащи показался волк.
 Быть может запах рыбы свежей,
 который слышим мы всё реже,
 привёл лохматого сюда.
 Лиса ведь не оставила следа.

 Волк вперился на рыбьи кости,
 как видно, опоздал он в гости.
 Другой от злости надавал бы тумаков.
 У этого был норов не таков.
 Мешала с детства волку незлобивость -
 решил он сдаться ей на милость.
 "Здорова ль, милая сестра,
 хитра ль по-прежнему, быстра?
 Брата помнишь, не забыла?
 В детстве ты меня любила
 и прибегала к нам в берлогу
 от врагов искать подмогу.
 Напряги ты ум свой гибкий,
 как и мне отведать рыбки?" -
 волк замолчал, почуяв боль.
 На языке была уже мозоль.
 Речь ему далась не просто,
 с трудом одел словами мысли остов.

 Лиса же слушала, жеманясь,
 а хвост плясал какой-то танец.
 Потом подумала, помялась:
 "Задача легче не встречалась.
 Тебя я помню, брат, и рада
 здоровым видеть, но досада
 меня гнетёт, что не могу сейчас же
 я голод утолить твой в этой чаще.
 Немного рыбки было у меня,
 во рту ни крошки не было три дня.
 Не утерпела, съела всё сама.
 Но дружбе нашей я верна.
 С тобою поделюсь я опытом,
 спасибо скажешь мне потом.
 Сам сможешь рыбку наловить.
 Достаточно лишь хвост свой опустить
 на речке в прорубь потемней,
 если захочешь окуней.
 Захочешь, чтоб была плотвичка,
 выбирай светлей водичку.
 Через час хвост станет полным
 вкусной рыбой и тяжёлым
 и потянет тебя в воду.
 Тогда дёрни хвост свой с ходу,
 а затем о лёд ударь.
 Рыбу так ловили встарь.
 Отскочит рыба от хвоста,
 садись и ешь, пожалуйста.
 Способ верный и простой
 запастись зимой едой.
 Каждый ловит когда хочет,
 но удобней ловить к ночи.
 А, чтоб ловить ещё быстрей
 и шла работа веселей,
 есть приговорка старенькая:
 "Ловись, рыбка, большая и маленькая".
 Лови подальше от моста.
 Пошла б с тобой, но я сыта".

 В ответ волк бросил взгляд косой
 и побежал к реке трусцой.
 Не понадобилась сила -
 лиса тайну разгласила!
 Теперь не страшен аппетит -
 волк одной рыбой будет сыт.

 Оглядел с холма волк реку.
 Боясь попасться человеку,
 выбрал прорубь дальше от моста.
 Всему верит простота.
 Подсел волк к проруби, как к луже,
 чтоб хвост закинуть сразу глубже.
 Хвост обожгло так с непривычки,
 как будто вспыхнул он от спички.
 Но постепенно боль пропала -
 к среде холодной кожа привыкала.
 Волк медленно глаза закрыл,
 казалось он один здесь был,
 и забубнил, слюну глотая:
 "Ловись, рыбка маленькая, ловись, большая".
 Но, незаметная в кусту густом,
 лиса следила за глупцом
 (в зрачках - холодный блеск металла),
 губами жёсткими шептала:
 "Ударь, ударь сильней, Мороз!
 Мёрзни, мёрзни, волчий хвост!".

 Призвав на "братца" все напасти
 в форме мороза и ненастья
 и видя, что уже смеркалось
 и солнце на ночь раздевалось,
 халат малиновый отбросив в поле,
 лиса не стала время тратить более
 на наблюдение за делами "братца"
 и, пожелав с насмешкой "с носом оставаться",
 в деревню побежала во всю прыть,
 вчера приметив, что и где добыть.

 Нашла лиса в деревне нужный дом
 и сделала разведку под окном.
 Крестьянка мирно шёлк строчила на постель.
 Лиса - к сараю, влезла в щель.
 Все куры - врассыпную, лишь одна
 замешкалась. Неповоротлива, жирна,
 она была, как цель, заманчива
 и вмиг воровкой была схвачена.
 Сдавив зубами жертвы горло,
 не думая, что поступает подло
 (закон зверей: где сила - там права!),
 лиса шмыгнула за дрова.
 И, дело не откладывая в ящик,
 сняла с костей куриных даже хрящик.

 Насытившись, в обратную дорогу
 лиса пошла, но взглядом понемногу
 цеплялась за дома, сараи, двери,
 что плохо, где лежит проверить.
 (Хапуга везде шарит с целью ясной
 и часто, к сожаленью, не напрасно).
 Заметила лиса: в сарай хозяйка понесла корыто,
 а дверь в избу была открыта.
 Лиса немедля юркнула туда,
 но там случилась с ней беда.
 С печи раздался странный звук.
 В глазах лисы застыл испуг.
 (На печке кот, напившись молока,
 зевнул и сдунул паутину с потолка.
 Но страшно всё, что непонятно, неизвестно).
 Лиса метнулась, влезла в тесто,
 что замесили на ночь в кадке,
 чтоб хлеб испечь наутро сладкий,
 и вымазалась в нём от холки до хвоста.
 Подпортилась вся лисья красота.
 Из кадки - в дверь, из двери - на гумно
 и дальше в лес, где было уж темно.
 В ушах лисы дрожали, как коленки, перепонки.
 Казалось ей, тот звук летит за ней вдогонку.
 Не зря смеются языки:
 "Глаза у страха велики".

 Вернёмся к волку. Позабыли мы о нём,
 расставшись уходящим и суровым днём.
 По-прежнему у проруби глупец
 сидит, застыв как холодец.
 Волк уже час тому назад
 почувствовал, как в воду тянет хвост и зад.
 Он дёрнул резко хвост свой вверх,
 но только боли сам себя подверг.
 "Пораньше нужно было вынуть хвост,
 теперь он рыбой весь оброс", -
 подумал волк и захотел стряхнуть
 часть рыбы, но хвостом - не шевельнуть.
 Волк вытянулся во весь рост
 и, морду повернув, увидел, что хвост врос
 почти под самый корень в лёд.
 Не думал он об этом наперёд.
 Волк дёргал хвост и так и сяк,
 но толк не выходил никак.
 Затем, измучавшись вконец,
 поник весь, как больной птенец.
 Но молчунам в беде спасенья нет
 и волк завыл на целый свет.

 А был уже глубокий вечер.
 В домах, где лампы, а где свечи
 (у нас в крови обычай свечи жечь.
 Я не для рифмы вставил "свечи" в речь.)
 зажглись, мигая в окна светом скудным,
 соперничать не в силах с светом лунным.
 Закончив день короткий, деловой,
 в одной избе забыли запастись водой
 и потому задами шла, а не двором,
 на речку женщина с пустым ведром.
 Плохая, говорят, примета
 вдруг повстречать такую где-то.
 Но нам, читатель, в это стыдно верить,
 в наш век открыты к знаньям двери.

 А волк стыда не знал, а может позабыл,
 и, женщину увидев, громче взвыл
 и тем привлёк к себе её вниманье.
 Она во тьму вгляделась с пониманьем.
 Река и проруби известны ей давно.
 У дальней проруби увидела пятно.
 Она пошла туда быстрей, быстрей -
 быть может человек взывает к ней?
 Призывный крик иль вой затих и смолк.
 Поближе подойдя, она всмотрелась: "Волк!"
 Бежать - желаньем первым было,
 но всё же любопытство победило!
 К тому ж характер женщины был смелостью расцвечен -
 черта типичная для русских женщин.
 Потом заметила: волк двигался с трудом,
 за хвост надёжно был он схвачен льдом.

 Тут к волку баба подбежала,
 ведром по морде волку надавала.
 Так бьют несчастного, которого на улице поймали,
 не разобравшись, кто украл и что украли.
 Всё прибирают хитрецы к рукам,
 а попадает часто дуракам.
 И, кто умом темней,
 тот бьёт всегда сильней.
 Но нашу бабу в этом трудно обвинить.
 Ей стоило лишь вспомнить, чтобы бить,
 как резал волк ягнят, овец,
 которых пас её отец.
 Она взялась стучать в ведро.
 От страха волка вскинулось нутро,
 рванулся он, что было сил,
 и хвост от тела, как косой, скосил.
 Разбойник в лес помчался без хвоста,
 боясь народа, как телок кнута.

 Влетел безумный неудачник на поляну,
 а там лиса шаталась, как бы спьяну.
 И неспроста. Она услышала тоскливый вой,
 когда вся в тесте трусила домой.
 Концерт дослушать села на опушке.
 Всё уловили лисьи ушки.
 Увидев, как несётся неудачливый рыбак,
 загадила себе всю морду тестом так,
 чтоб жалость пробуждала сразу.
 В дуэлях с волком "хитрая" не мазала ни разу.

 Волк затряс пастью перед ней:
 "Ты знаешь, я тебя сильней.
 Сейчас получишь взбучку, недотрога.
 Вот только отдышусь немного".
 Волк вид имел довольно жалкий
 и говорил, как будто из под палки.
 Замёрзший, без хвоста, беспомощен и зол
 с лисой в сравненье он никак не шёл.
 Лиса отлично это понимала
 и, вся поникнув, горестно сказала:
 "Ты, братец, жив, хотя побит.
 А мне досталось так, что всё болит.
 Я вся в мозгах, разбита голова.
 Мне жить осталось часа два.
 В своей норе я умереть хочу.
 К тебе я обращаюсь, как к врачу.
 Позволь же, братец, на твоей спине
 до норки близенькой доехать мне?"

 Пригнула волка к земле жалость.
 Ему-то что, лисе больней досталось.
 Забыт обман: близка потеря друга,
 ей не спастись, как из зафлаженного круга.
 Волк сам помог лисе на спину к себе влезть,
 побрёл, приняв за истину обман и лесть.
 (Бывает, что и мы глотаем всё подряд,
 что нам с тобой, читатель, говорят).
 Лиса на волке разлеглась с удобством,
 глаза её горели спесью и довольством:
 "Какой простак, мне с ним везёт -
 сам битый, он не битого везёт!"

 Лиса презрела честный труд.
 Бывает, что и так живут.
 Один лопатит век руду,
 а заработок - на еду.
 Другой стоит день за прилавком
 и ходит с золотой булавкой.
 Лиса за то хотела волку зла,
 что склонность у него к труду была.
 (Обычная для нас людей формулировка,
 но пристегнулась к волку ловко.
 Никто ещё на свете "без труда
 не выловил и рыбки из пруда").
 Но делал волк всё без разведки и старанья,
 за что и потерпел от бабы наказанье.
 Двуличен волк и тем несчастен он.
 Двуличных бьют со всех сторон.
 За простоту ещё наказан волк сурово,
 чтоб не желал лисе: "Бывай здорова".
 Волк с гордостью носил свой волчий сан,
 не думал, что лиса решится на обман.
 Доверчивость у волка верх взяла
 над всеми чувствами и подвела.
 (И люди иногда страдают от злодейства,
 что процветает из-за ротозейства).

 Закончен сказ. Всё действие тянулось сутки.
 Сейчас прощания пришли минутки.
 Прощай, достойный мой попутчик.
 Увидимся, когда сведёт нас случай.

 Поставил точку, а мораль ещё тревожит.
 Достойный критик упрекнуть нас может.
 Мол, в сказке побеждает зло.
 Прочти, приятель, возмутись и сотвори добро!
 А я - слуга, и делал влево, вправо, поворот,
 и записал лишь то, о чём вещал хозяин мой - народ.
 Не мог я изменить героев и их роль,
 поставить всех злодеев под контроль.
 Напомню мудрость старую: ВСЕМ ЛЮДЯМ ДОВЕРЯЙ,
 НО ШЕСТЬЮ ЧУВСТВАМИ И ДЕЛОМ ПРОВЕРЯЙ!

 Вот теперь точно: "До свиданья!
 Устал немного от иносказанья
 и бросил бы - довольно маеты,
 но рядом был, читатель, ты".

 7-19 июля 1981 года
 * * *