Из глубины веков

ГОСТЬ

Когда-то в древнем океане,
где солнце, как лихой шпажист,
пронзало мир смертельными лучами,
в фонтане огненном рождалась жизнь.

Как будто времени нарушив заповедь,
сквозь бесконечность, радиус Шварцшильда,
явился гость. Снимите шляпу, ведь
невероятное - свершилось!

О как же дьявольски противен! -
как безобразен он и прост,
и не похож, как ни крути его,
на человека этот гость.

Но солнце, гнев сменив на милость,
его согрело, и с тех пор
машина жизни закрутилась,
и смерти засверкал топор.

И не заметил древний мир
как, постепенно мир объемля,
всепобеждающий кумир
ступил на землю.

Не гость из космоса глухого
и не творение богов, -
разумный появился homo
из глубины веков.

Я был бы непомерно рад,
попав на стол питекантропа,
что эволюции хоть раз
я послужил в его утробе.


THE SURFING

A man looked at the ocean from birth
And thought it would be nice to run across
All over the world, and in his dream,
Once, some delirium has dreamed to him.

As if light-headed ocean began
To be submitted to his orders, when
Himself he’s holding to a surfing board
By forces hidden in his inner world.

His surf is going around cliffs,
And knowing no obstacles and reefs
It bears him to unfamiliar place
To see unknown future face to face.

The man slides on the steep wave slopes
Constantly rolling down, but he hopes
To win as usual a consolation prize:
The wave would uplift him, and life is nice!

And this is complimentary for his
Imagination that a giant-like he is,
And ocean its surface only puckers
To do he would be happy-go-lucky.

But shortly after it’s beginning storm;
The wave beneath gets furious in foam,
And that’s sign of the times about then
The irreversible change yet waits for man.

Then boundlessness of the horizon
All of a sudden rolled oneself up on
One of the tacks, and only small eye
Of light remained in underwater pipe.

The man aspires to the rests of light
Being quite alone in the like mill site,
But water circularity and pressure
There have not noticed his aspiration.

They soon have broken his board in half,
They turned the cripple within vortex stuff;
The wave was closed all-around, dead
As ever to the man, and went ahead.

The arrow of time flied as before
To future over the water foam
Together with the sea wave under forces
Of universe and did not know losses.


ХУДОЖНИК

Тысячелетия назад сидел наш предок
в углу пещеры и от холода дрожал,
завидуя в душе лохматому соседу,
отнявшему еду в процессе дележа.

Скуля от голода несносного, пока что
не человеком, но и зверем не вполне
тот предок был, когда вдруг мамонта однажды
зубилом каменным он высек на стене.

Крик изумления пещерный люд исторгнул,
и одобрительно оскалился сосед, -
перед творением запрыгал от восторга
но так и не вернул отобранный обед.

А у художника мелькнула тень улыбки,
когда исчезла тяжесть каменных оков,
и рукотворный зверь, паря виденьем зыбким,
поплыл в грядущее из глубины веков.

Мелькнут года, пройдут века, и на планете
воздвигнутся и вновь растают ледники.
Но на рисунок тот, спустя тысячелетья,
не налюбуются его ученики.


ПОРТРЕТЫ

Из глубины веков,
Давно минувших,
На фресках и иконах
Оживают души;

Рожденные рукой
Не бога – человека,
Во глубине веков
От ветхого завета.

В тиши портретных зал
С распятья и с престола
Ожившие глаза
Глядят на нас … Постойте!

Вот этот взгляд принадлежал
Когда-то герцогине Альба,
А этот, острый как кинжал,
Любой француз узнал бы.

Бессмертным, им неведом страх
Той неизбежности фатальной,
Которая все превращает в прах
Безжалостно и моментально.

Прошедшее от нас неотделимо.
Как знать, быть может, в атмосфере есть
Частицы дыма от пожаров Рима
Да инквизиторских костров, – бог весть!

И может, оттого порою грозно
Грохочет гром за молниями вслед,
Что проливаются дождями слезы
Всех тех, кого давным-давно уж нет.

Тех, чьи портреты, образа,
Глядят в тиши портретных зал
И нам пытаются сказать
О том, что видели глаза.


ШУМЕРСКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

На ночь ушли погулять из потемок
Темные жители спящего дома.
Что же так сердится маленький мальчик?
Вон, даже мама его горько плачет,
Да льются слезы небесной богини, -
Кто на земле там разнюнился ныне?

Если собачка, брось ломтик в окошко;
Если же  птичка, насыпьте ей крошек;
Если дитя человека буянит,
Пусть споют заговор Анту и Ану,
Пусть сон закончит отец его в срок,
И рукодельница мать - свой урок.


СКАЗКА О РЫБАКЕ АДАПЕ
(Аккадский миф)

Негде, в городе Эреду, жил во время былое
мудрый сын бога Эа, и звали его Адапа.
Люди были послушны его повеленьям.
Умный и самый проворный среди Ануннаков,
был он светлый душою и чистый руками,
как помазанник почитающий законы.

Всю премудрость богов он постиг, и в Эреду
слово его почиталось как слово Ану на небе.
Разумом наделил его Эа, открыв тайны мира;
мудрость дал он ему, но не дал вечной жизни.
Эа создал Адапу для рода людского,
как межу проложил между жизнью и смертью.

Заодно с пекарями хлеб печет он насущный,
снедь и воду для простых людей добывает,
сам своею чистой рукою столы накрывает.
Когда нет его за столом,  лодку он снаряжает, -
ловит рыбу Адапа для жителей Эреду.
Верноподданный сын города неустанно
молится богу Эа, ложась и вставая,
да замки своей лодки каждый день отмыкает.

Вот однажды, как обычно, он в лодку садится.
Дует северный ветер и влечет его судно.
Камышовым веслом судно он направляет
на ловлю рыбы в открытое море.
Вдруг, откуда ни возьмись, налетел южный ветер! -
словно хищная птица над лодкою кружит,
бьет по водам морским он своими крылами,
гонит грозные волны на лодку Адапы.

«Южный ветер, ты машешь своими крылами -
прогоняешь меня из дома владыки!
Южный ветер, с дороги тебя уберу я -
камышовым веслом тебе крылья сломаю!»
Он изрек это слово своими устами
и веслом камышовым сломал крылья ветру.

Вот семь дней миновало, а ветер не дует.
Царь богов вопрошает посла своего, Илабрата:
«Отчего отдыхает семь дней южный ветер?»
Горестно Илабрат отвечает владыке:
«Оттого что Адапа, сын Эа, сломал ему крылья».
Как услышал об этом деянии Ану,
с трона встал своего и кричит: «Непорядок!
Пусть Адапу ко мне приведут, сына Эа!»

В это время бог Эа, все ведающий на небе,
прикоснулся к Адапе незримой десницей;
разубрал его в траур и дал такое повеленье:
«Надобно тебе в траур одеться, Адапа.
По велению Ану ты отправишься в небо
и подойдешь к небесным воротам,
где встретят тебя Таммуз и Гишзида.
Тебя завидят они и окликнут: «Человече!
Отвечай, отчего нарядился ты в траур?»
Скажешь: «На земле исчезли два бога,
оттого и ношу я траурное одеянье».
Спросят они: «Каких богов вы потеряли?»
Скажешь им: «Это Таммуз - бог природы,
умирающий и возрождающийся ежегодно,
да страж демонов злых - бог-целитель Гишзида».
Друг на друга они поглядят, подивятся;
о тебе слово доброе Ану замолвят
и, глядишь, в добрый час его гнев поубавят.

Только помни, Адапа, нет жизни на небе!
Не ешь хлеба там - для тебя он смертелен,
не пей воды – это смерти подобно!
А принесут одежды белые, переоденься
да божественным елеем умасти свое тело.
Не забудь моего повеленья, Адапа, -
того слова, что я завещал, держись крепко».

Вот посланник небесный к Адапе явился
с повелением свыше: «Тому, кто перечит стихии,
кто дерзает ломать крылья южному ветру,
отвечать надлежит перед самим Ану!»
И его повели по небесной дороге.

За посланником в небо Адапа поднялся,
у ворот царства небесного объявился.
Там на страже стояли Таммуз и Гешзида;
увидали Адапу они и кричат: «Непорядок!
Человече, зачем это ты так нарядился?
Отчего носишь траурное одеянье?»
Говорит им Адапа: «Исчезли два бога
на земле, оттого и разубрался я в траур».
Спрашивают его привратники неба:
«Кто же эти два бога, что вы потеряли?»
Горестно он им отвечает: «Таммуз и Гишзида».
Друг на друга взглянули они – подивились,
проводили  Адапу к царю богов Ану.

Вопрошает Адапу разгневанный Ану:
«Как посмел ты сломать крылья южному ветру?»
Отвечает он царю богов: "Владыка,
нынче в доме твоем, в пучине моря,
удил я рыбу, и море как зеркало было.
Вдруг подул южный ветер - опрокинул лодку.
Оказался я в пучине твоего дома, Владыка,
и веслом камышовым по ветру ударил!»
Так ответил он богу, а Таммуз и Гешзида
за него слово доброе замолвили Ану.

Успокоилось сердце Ану, гнев его усмирился.
Лишь посетовал он: «Для чего Эа небо и землю
открывает к познанию  людям нечистым?
Зачем дал ум и сердце, зачем создал имя?
Что же теперь со всем этим поделать?
Принесите ему хлебы жизни, - пусть ест  их,
да живой воды пусть напьется с дороги».

Хлебы жизни дают Адапе, – не ест он.
Живой воды налили, – он и от воды  отказался,
а принесли одежды белые,  - переоделся
да елей, что ему предложили, помазал.
Глядит на него царь богов и дивится:
«Что же ты, человек, есть и пить отказался?
Есть и пить не будешь - люди станут не вечны».
Отвечает ему Адапа: «Мой владыка!
Так заповедал мне Эа, отец и защитник,
что негоже есть и пить нам на небе».

Говорит царь богов посланнику Илабрату:
«Коли так, отведи его обратно на землю,
но сперва пусть поспит перед дальней дорогой.
Пусть во сне ему смерть дышит мглою пустыни, -
каково смертным быть, пусть во сне он узнает!»

Открывает Илабрат двери опочивальни,
указывает Адапе на небесное ложе:
«Спи!» - говорит ему, а тот глаз не смыкает;
«Лежи!» – говорит ему, а он голову поднял.
Глядит на это Ану и дивится наперснику Эа:
Кто среди его богов мог бы сделать такое?
Кто посмел бы слово поперек Ану возвысить?

Не спит Адапа и глядит на все ужасы неба -
от края земли и до выси небесной.
И узрел Ану, что Адапа ему не послушен,
что велениям Эа оказывает предпочтенье, -
того бога, кто дал безграничную власть человеку,
чтобы сам он судьбу свою светлою сделал.

И тогда на небесном ложе услышал Адапа, -
тот, кто южному ветру дерзнул сломать крылья, -
да на ложе земном услыхало все семя людское,
как над миром возносились слова: «Да свершиться!
Да свершаются беды и зло человеку приносят!
Да приходят болезни  и плоть удручают!
Пусть людей успокоит лишь царица Нинкаррак,
когда тело оцепенеет и болезни отступят;
но перед смертью пусть лихорадка постигнет,
чтобы на смертном одре не ведал Адапа
доброго сна и радостей сердца людского».


СОВРЕМЕННАЯ ТЕОДИЦЕЯ
(По мотивам Вавилонской теодицеи)

       Страдалец

Постой, мудрый муж, погоди!
Послушай того, кто страдает
с тех пор как явился на свет
невинным младенцем. Тебе
подобного нет, господин,
ученого, - буду всегда я
тебя прославлять за совет,
как выжить среди этих бед?

Всевышний не дал мне родню;
судьбою отец был похищен;
в Страну Без Возврата ушла
еще во младенчестве мать.
Я с детства попал в западню,
где не было крыши и пищи,
и не было в ней ни угла,
где боги дают благодать.


       Утешитель

Конечно, почтенный мой друг,
что ты мне поведал – печально.
И мать, и отец, и родня,
увы, покидают всех нас.
Но сила рассудка и рук
богами дана изначально, -
так что и богач и бедняк
имеют сил равный запас.

Различие в том лишь, к чему
направлены силы и соки.
Свобода великая нам
дана сделать выбор такой.
Тому, кто сподобил уму
глупца свой рассудок высокий,
а в руки берет только хлам,
найти благодать нелегко.


       Страдалец

Муж мудрый! пусть речи твоей
сердечной поток не иссякнет, -
как воды морские, всегда
да будет обильна она!
Свой взор обрати на людей –
и глупых, и умных, и всяких:
полна чаша жизни труда,
но в ней благодать не видна.

Нас жаждою мучит нужда,
и руки сковала усталость,
и сил не осталось искать
свой хлеб и сикеры глоток.
Я верил, надеялся, ждал,
но мне ничего не досталось;
затмила мой облик тоска,
болезнями я изнемог.


       Утешитель

Бессмысленно верить и ждать,
судьбу свою вверив кому-то.
В тебе божий дар полагал
создатель и роду людей
в рассудке воздал благодать.
Но ты, как безумец, запутал
свой разум, - так чем же богам
воздать по молитве твоей?

Наверное, вел ты себя
рассеянно и неразумно;
трудился всю жизнь наобум,
шагал, как слепой, наугад -
куда поведут - и скорбя
теперь проливаешь слезу мне.
Но ты, кроме шишек на лбу,
других и не стоишь наград.


       Страдалец

Склоняюсь, мой друг, пред тобой
и слушаю мудрое слово.
Как будто стрела, острием
оно прямо в душу разит.
И боль эту терпит любой
внимающий черноголовый.
Скажи, отчего под бельем
не знает о ней паразит?

И дикий онагр и осел,
не мудрствуя, кормят утробу;
и плоть пожирающий лев
не ведал во веки веков
о том, что довольство во всем
дано лишь разумным до гроба, -
что умный имеет свой хлев,
а бедность - удел дураков.


       Утешитель

Мой брат, ты стоишь на земле,
а промысел божий – далече!
Взгляни на онагра, в хлебах
сраженного быстрой стрелой,
на ловчую яму, где лев
до смерти себя покалечил:
у всех есть своя боль, и страх -
нисколько не меньше, чем твой.

Роскошный костюм на плечах
уродству красы не добавит.
Богатством не купишь никак
снадобий от немощных сил.
Ничтожна вся власть богача,
когда царь его обезглавит:
богаче - последний бедняк,
пока головы не сносил.


       Страдалец

Твой разум подобен тому,
как дует в лицо вольный ветер!
Слова твои мудрость несут
на крыльях прозрачных острот.
Но в толк не возьму, почему
ничтожность за мной ходит с плетью,
дурак – впереди, сбоку – плут,
а сверху - богатый урод?

Как бога мне в том оправдать,
что знают дорогу успеха
лишь те, кто не ищет богов,
вкушая земные плоды?
Позволено им благодать
насильно взимать без помехи
у тех, кому боль батогов -
единственный дар за труды.


       Утешитель

Дороги успеха, мой брат,
подобны светилам несметным;
их свет недоступен для тех,
кого луч дневной ослепил.
Я бога оправдывать рад
за то, что тщеславия свет нам
не заслоняет успех
открытия прочих светил.

Бог – это когда человек
в душе говорит сам с собою,
готовый к духовной борьбе
с несовершенством своим.
Вот с этим прими мой ответ:
судиться бессмысленно с богом;
один приговор есть – себе,
и нет приговора другим!


       Страдалец

Себе приговоры пусть знать
выносит, а голым и босым -
отнюдь не тщеславие! - глад
глаза застилает. Друг мой,
вольготно вам звезды считать,
а нам - разглядеть бы отбросы
да путь отыскать до угла,
где голод смыкается с тьмой.

Какой может быть кругозор,
когда есть лишь мусора груда?
Какую я жертву воздам
из этих отбросов богам?
Ей богу! однажды, как вор,
пойду и открою запруду:
пусть вместе смешает вода
богатство и бедность - как хлам!


       Утешитель

Богатством является ум,
и речь твоя - чистое злато!
Нелепо с такой головой
не ведать, что в темном углу
скрывает твой бедный костюм
богатство под ветхой заплатой,
что план разрушительный твой
самоубийственно глуп!

Всемирный потоп никогда
порядок вещей не нарушит.
Богатство и бедность ведут
борьбу в недрах нашей души.
Друг мой, не утопит вода
противоречивые души
вовек, ибо выплывет плут
и душу продаст за гроши.


       Страдалец

Премудро уста говорят,
но странные слышу слова я!
Выходит, в лохмотьях бедняк
скрывает богатство ума,
тогда как богатый наряд
убогость ума прикрывает.
Зачем все устроено так?
К чему эта вся кутерьма? -

Великий умом – бестолков,
когда он не выше вас носом,
и доброго малого -  всяк,
кто может, унизить горазд.
Злодеев из высших кругов
на царство земное возносят,
но если ты - добрый босяк,
то бог лишь за это воздаст.


       Утешитель

Как стелется в поле туман,
дороги скрывая из вида,
так в разум тебе заползла
корысть, друг почтенный, а в ней
тщеславие нянчит обман,
и зависть лелеет обиды.
Нет в мире источника зла
такой колыбели главней!

Пока есть в Евфрате вода,
и мир бесконечный нас обнял,
пока от предутренних рос
исходит божественный свет,
откуда мы, кто, и куда
идем, и на что мы способны? -
вот мужа достойный вопрос,
и вся его жизнь – есть ответ.


ЗАКОН ПЕРЕМЕН

Несет свои воды Евфрат -
неисчерпаем, как время!
Меняются пусть берега
неутомимой волной,
пусть неотвратимость утрат
докажет мудрец теоремой,
уподобляясь богам, -
на смену грядет мир иной!

Пусть сушит течение зной,
склоняя плечо балансира,
но в сущности новой найдет
исходный баланс инструмент,
когда разразится весной
гроза над пустующим миром,
и реки течением вод
восполнит закон перемен.

И новое солнце взойдет,
алкающий мир согревая,
и улицы всех городов
наполнит опять суета.
Искать будет шустрый народ
свою долю у каравая,
и в результате трудов
все встанет опять на места.


ЕРЕТИК
(песня)

На площадь народ стекал,
Гудя как пчелиный рой.
Сжигали еретика, -
Согласие дал король.

Идет к месту казни гончар,
Сапожник толпой заворожен,
Портной у него на плечах
Глядит любопытной вороной.

   Режь, жги,
   Вышибай мозги!
   Кругом батоги, –
   Не видно ни зги.

На лицах - бездушный восторг,
В глазах - ожиданье и страх.
Большой нынче будет костер,
Погреемся у костра!

На мысль надевают колпак,
Мыслителям - вечный позор!
Пусть будет в восторге толпа,
А все остальное – вздор!

   Режь, жги,
   Вышибай мозги!
   Кругом батоги, –
   Не видно ни зги.

Мышами шуршали часы
В стенах отсыревшей темницы.
Умели работать отцы
Священной инквизиции.

Но разум в темнице проснулся,
Из небытия вновь восстал он,
Горячим забился пульсом
И связь времен сопоставил.

   Режь, жги,
   Вышибай мозги!
   Кругом батоги, –
   Не видно ни зги.


БЕССМЕРТНЫЕ

Иду по лабиринтам галереи,
Мелькают за портретами портреты,
Как разноцветные осколки древних
Разбитых о столетия столетий.

Скульптуры – в ряд, во имя культа
Навечно голы и босы;
Не шелохнутся, – древний скульптор
Для них остановил часы.

Немало лет движенье чуждо им,
И время мимо них течет волнами.
Но смертью этот мир неодолим, -
Они рождаются и умирают с нами.


СКУЛЬПТОР

О красота, боюсь поверить,
Что ты - творенье рук моих!
Как вышло, что стою теперь я
В почтенье голову склонив
Перед тобою сам? - немея,
Хотя язык остался цел,
Сражен, хотя на месте шея, -
Творец и раб в одном лице!

Как вышло это, что не знача
Собою ровно ничего,
Тебя поймал я наудачу?
Затем вытягивал, как вол,
Твой зыбкий образ из рутины
Вещей, пока моей резьбой
Он в мрамор не вошел, отринув
Все лишнее, и стал тобой.

О красота! Я - старый, чертит
Жизнь предпоследнюю главу;
Осталась лишь одна – о смерти,
И все - и больше не живу.
И разум, где однажды ночью
Возник нетленный образ твой,
Истлеет вместе с оболочкой,
Укрытый мертвою листвой.

Жизнь вечна только в смене быстрой
Разнообразных форм, пород;
Ей все равно - что я, что листья,
Она вершит круговорот.
Но ты – совсем другое дело,
И я нарочно сделал так,
Чтобы вовеки не старела
В нетленном камне красота!


ОДА ГОРАЦИЯ

Не расспрашивай ты, Левконоя,
грешно ведать это,
какой боги конец нам пошлют.
Не дадут нам ответа
вавилонские числа,
и что бы там ни было, лучше
потерпеть –
от Юпитера много ли зим мы получим?

Может, ныне - последнюю
бурей томит в скалах море.
Будь же мудрой: вина нацеди,
cроком скорым
надежд долгих режь нить.
За беседой мчит, зависти вящей,
время нас, но не верь дням грядущим,
живи настоящим!


ОДА РАЗУМУ

В любом изменении, - пусть
оно будет самым желанным, -
есть грусть своя, ибо в самих
нас что-то должно умереть.
Но эта глубокая грусть
послушна неведомым планам
природы, - спокойно прими
и сохрани ее впредь.

Вложи в созидательный труд
мятежные мысли и чувства,
чем попусту их расточать
на сутолоку да пустяки;
они никогда не умрут
в твореньях любого искусства,
когда есть таланта печать
в деяньях умелой руки.

Безмерен масштаб пустоты,
обширны владения смерти.
Во тьме жизнь твоя промелькнет
как по небу - метеорит!
Но все разговоры пусты
про власть преисподней, - не верьте
что там установлен черед
и строгий порядок царит.

Тому, кто умен, по плечу
расширить предел ойкумены.
Пусть сверху земную кору
венчает небесная твердь,
но разум подобен лучу -
в безмерности мрака и тлена
пробить он способен дыру
и жить, не взирая на смерть.

Он – дар спасительный твой,
и твой оберег сокровенный.
В неведомое труден путь,
и твердь ойкумены черства,
но ты наделен головой,
нацеленной на перемены
всего косного, - в этом суть
мятущегося естества!


ПУСТЫНЯ

Зловещей тучею песок
Несет воздушная струя.
Среди барханов сфинкс прилег.
Вокруг – пустынные края.

Здесь жизнь бурлит как океан,
Но лишь истории дано
Увидеть, как идет бархан
Через столетия волной;

Как пена времени пылит,
И как волнам наперекор
Цивилизаций корабли
Плывут упорно с давних пор.

Могучий сфинкс, их капитан,
Глядит в бушующую даль;
На вахту вечную он встал, -
Никто не сменит никогда.

Летит в лицо ему песок,
И морщатся его черты:
Настанет ли однажды срок
Войти в спокойные порты?

Но не стихает вечный шторм,
И гибель, как всегда, близка.
Здесь человек затеял спор
С безумной яростью песка.

Он плиты делает из скал,
Он пирамиды создает,
Он строит замки из песка,
Пуская в бой за флотом флот.

Иные гибнут корабли -
Идут погибшие ко дну,
Но вновь и вновь армады плит
Выходят носом на волну.

По курсу рукотворных плит
Лежит пустыня, и окрест
Звезда Полярная горит,
И рукоплещет Южный Крест.