Надписи на стенах в тупике, или тот, кто в нас

НАДПИСИ НА СТЕНАХ В ТУПИКЕ, или ТОТ, КТО В НАС…
/ 12 мая – 2 июня 2006 г.

…лама савахфани?!

Вкладывать душу между страниц чьей-то памяти, метаться, глядя, как задыхаются астматики от пылищи книжной… Выживешь, будешь ближе мне…Если не уйдешь раньше, чем я выкую свой характер. Скажешь, кузнец своего счастья каждый. А тебе надо: дважды в день телефонные переговоры с богом. На проводе – часто нездоровый голос смеется и бредит. В своих одеждах – ты беден. Сними и – гуляй по проводу как эквилибрист. Свист кнута над головой воспринимай как вой волков в феврале на блюдо, полное желтой и сытной тоски. Домой не ходи. Там простуда, заработанная в тоннеле улиц, жалится певучей слабостью. Иди назад. Конем. На потом оставь все эти нескончаемые дела.

Разгильдяйски бездействуй, глядя, как катишься вверх по наклонной к чертям…

Повозка – вдали застыло кобылы ржанье. Колеса выкручивают спирали из пыли дорожной. Были или не были. Нет, все же были одномоментные кривые. Но в кювет не съезжали…

Глаза пялишь в кубистический пейзаж.

Дьявольский оскал. В лицо. Щерится. Стекает с козел. По доскам. Желеобразно. Плюхается рядом. Пластичность его не дает опустить глаза. Мне-надо-смотреть-в-распятье-зрачка…Отгадай! Что подумал Карл Великий, когда возвращался из триумфального похода… Получил в лоб. Хмыкнул. Вылетел. Дым рассеялся, и стало сыро. Запахло срезанной травой и жмыхом. Потом осиной. Потом грибницей. С повозки бросило. Поляна круглая. На ней четыре по четыре, а может больше лохматых женщин. Диктует что-то одна, повыше. Другие пишут. Листка бумаги мне не хватает. Хожу, заглядываю – но закрывают – через плечо, оскалившись, почти не дышат, хохочут всхлипом. Вот так и мне когда-то было нарочно жалко сказать кому-то люблю и плакать. Смотрю на строчки. Стихи. На это отвечать…мне время не дают.

Во все лопатки заглядывай в рюмки.

На дне иногда кто-то оставляет горчичное зернышко. На цыпочках ходить, чтоб не услышал поступь другой-такой-же-но-с-обгрызанным-носом. А то можно нарваться на комплимент или хуже… Уложит на обе лопатки. И будет иглой выводить на груди узоры. Заправлять краской…и принтовать на кожу свои апокалиптические мысли. Его торс массивный, как у греческих героев. Натертый маслом оливковым. Наверное, вкусный. Но язвительный и тусклый, с оттенком ртути и перманента.

Молчаливо вкалывай.

Иглы ломай об кости. В гости больше не приглашай никого. А если спросят почему – очень просто – у тебя обвалились стены в квартире. От рутины. Шизы. И ненужности полной – ни собака, ни волк… Штукатурку – на щеки и лоб, на глаза – очки. В рот – семечки, сигарету, другую дрянь... В уши – вату. А лучше – проводами к коробочке с эмульгаторами, для слухового пищеварения вредными, зато – приятными для конвульсирования. Из тебя выглядывает двуполое существо с одним глазом.

…бейся до последнего!

Тебе это действительно надо?

Другая рядом – страх близнеца себя увидеть как будто в зеркале. За линией стекла ходит другой-такой-же… предвестник смерти. Крестообразно – руки. Свет. Свят. Свит его заморский узор на фраке из рожек ланей, копыт оленей и мхов сибирских. И сам от зверя имеет имя. И облик (если захочет на маскарад явиться в лице истинном…).

В автобусе два мусульманина. Один с ногами, словно бы покрышкой от автомобиля загадочной породы, что-то вроде полукровка Оки и цапли, ковылявшей много пешком по лужам. Второй разбужен глухим евреем и озирается, от солнца млея, по сторонам. На Телецентре выгнула цыганка глаза дугой. Гадать просилась. Жалко… Держи монетку. …И стала едкой, вцепилась в душу. НЕ СЛУШАЙ НЕ СЛУШАЙ нес в уши не лучший случай вслушанный олушами танец. Поднятый палец указывает, откуда ветер.

…все время должен творить себя заново

Для того, чтобы выжить в эпоху всеобщей и в частности личной черной меланхолии. Плевать в потолок и тихо ненавидеть. Кататься по полу и любить громко. Пить… И с важным видом судить о разных вещах. Ненужных. Лишь для того, чтобы выжать лимон не в чай, а сразу – в открытый рот. Кривить душой. На повороте въехать в пивной киоск. Встать с треском, на ноге таща велосипед. И для чего-то покупать халат и шаровары. Восточно танцевать, играя складками на животе. Ловить восторженные взгляды. Так значит рады - меня смотреть… Пускай хоть и лисицей.

Повсюду за собой ты таскаешь самого себя

Измениться. Кардинально. Уехать в жаркие страны, стать философом. Нет, лучше поваром в какой-нибудь кафе приморском. С утра стирать белье в полосочку на низком пирсе, унизанном рапанами. Лечить друзьям хохловским, что раньше ты был просто генералом. А теперь – свободен! Забыть. Придумать. И поверить в это. Историю переписать с листа. Однако, фото на стекле шкафа с поэзией Николы Гумилева, злорадно подмигнет и засмеется, когда ты повернешься вдруг спиной.

Не надейся на сознательность!

Однажды в темноте холста проснется пятнышко размером с таракана и поползет. Как шерлок я достану тут же лупу на деревянной вырезанной ручке и поползу за ним. Он крутит усиками. И высекает искры, когда из них один совсем вплотную неосторожно близок ко второму. Подсказывает что-то, что саркома уже запатентовала место в голове. Моей. Нежней касайся лба. Где гематома, уже косые усики растут. То там, то тут скрипит под пятой ножкой половица. Мне хочется быстрей уже жениться. Родить с тобой ребенка. И потом расправить крылышки и улететь по фрейду к соседу или в яму за углом, под каленой стеной кирпичной. И говорить одно, а думать о другом… С поличным ловить художника с копиркой у листа. Смеяться на него и дико гладить второй и третьей ножкой его член. Потом совсем уйти в него. Нагадить внутри и органы погрызть, кишечник, например, мозги и печень.

Не бери последнюю попытку, но ходи в церковь.

Играю. Удовлетворяю любопытство. Тасую колоду. Карту вынимаю. И еду на *** к всем чертям собачьим. Жуана, помниться, не стали даже трахать. Котлы попрятали. И к сатанинской знати доставили на стрелку. Взвешивали и измеряли. И находили, что НЕ ГОДЕН. Зато его объемы вдохновили всех поэтов на квазифарс длиною в километры, с вихляющими задницами леди, с дурными клоунами из кино... Раскрою веер. Вытяну шестерку. Дорога дальняя. Да все неловко спра-ши-ва-ю: а как, по-вашему, свет из каптерки живет в столетьях, когда он светит в глаза лукавому ребенку в браслетике из птичьих черепов? Иконы мироточат. Поп готов сказать напутственное слово божье и окропить лицо намоченным хвостом.
Что толку сидеть в углу, монахов дрючить вопросами о синих лопухах… За полу дергать… Ясновидец, а ясновидец! Скажи мне, стоит ли надежды возлагать и с ними поутру, лишь зазорнится, спать в позе лотоса?
Молиться!

…заглядывая в колодец сознания, есть шанс наткнуться там на Бога

Пока не нужен – скатертью дорога. Ему приспичит, пусть шепнет на ушко. Лежишь в помойке, чешешь свое брюшко. Из храма вылетаешь пулей – живот свело. Цепочечное серебро рвешь и кресты теряешь. А знаешь, ведь Он ходит по пятам… Нашел подковку. Значит, кто-то здесь коньки отбросил. Мозги ебешь другим. И не мечтаешь попасть из гребанного мира на парад цветов. В Щелкунчика себя замуровав… Стеклянный остов. Лизни. И если скажешь древнее «Сезам», он потечет. Спокойствие утопит суету. Она лишь вскинет ножки и ко дну пойдет, сложив намокшие крылища. И может, около тебя роятся тыщи. Взгляни в себя. Там прячется один.

Твой левый глаз направлен в себя, правый – в небо…

Какую дать тебе усладу из нашего храма? – спросили боги у бродяги, через Атлантику плывущего в тазу. Хлама… итак достаточно. Бежать от лишнего!

Черт смеется наедине с собой…

Во мне сидит мой черный человек. Он не желает в зеркала смотреть. У Моцарта сидела в спальне смерть. Играла «Реквием» рукою на рояле. Ногой прихлопывала его вольный бакенбард к натертому до искр полу… На голову мою упал кирпич. Когда я проходила мимо дома, в котором задушили соловья. Пустили пулю в череп, та пропела и запустила в действие кирпич. А если зонтик вовремя раскрыть, Он испугается и уйдет к другому? За некрещеного не следует молить… Иначе свиньи перетопчут бисер, а крысы – принесут в зубах чуму. И в омут окунаться самому, чтоб превратиться в окуня – рисково. Бог береженного не бережет. Но снова я бросаюсь под машину – еще раз проверить достоверность… Спас. Не повторяй ошибки Эвридики и Орфея. Доверься ветру. В смерче он нежнее рук матери. И космы треплет – в страсти. Я хочу держаться. За тебя. У меня…есть веские основания… Он постоянно голоден! Лишь наедине с собой Он потирает пальцем правый глаз, подмигивает… Станется – и ты вбежишь к нему со свечкой. И распятье над кроватью Он перевернет.

Ты позволяешь своим слабостям похищать у тебя мечту

Сила – это то, что дает джедаю власть. Говори о мечте. Упасть бояться – так и лежать в грязи. Подумать только: узи показало, что у меня два сердца. «…Я отворил пред тобою дверь, и никто не может затворить ее». Окольными путями ты ищешь своего. Стучится… Непрезентабельный, сомнительный… Конечно, проще, чем с поэтом общаться с сутенером. "Я не знаю, как любить Его". Мария! Убери преграды. Мне надо ЕГО! С пороком сердца. Мириться. Молиться – не загадывать желание! Как? Если солнце крошится… Над тобою. Но луна еще ходит в ногах. Если гордость двоится… Кто снимет мечом. Голову. Подогреет сердце в молоке. Корона из двенадцати звезд должна возвратиться Тебе. Опаздывать. На поезд. Опоздать. Был вечер было утро: день четвертый.

Открывается в земле дыра, освещенная снизу. Выходит человек в светлой ризе...

Эти дамы больше всего любят играть с отрезанными головами. В туниках и кожаных плащах. Они выбирали себе масть. Валет бубен должен стоять как оловянный солдатик на стреме. Широкие в плечах крести – топтаться на месте и делать реверанс. В кабак иду раскрашивать себе лопатки. И грудь. Когда-нибудь, наверное, одену ризу. Когда живот начнет тянуть к низу. Разговариваешь со мной как с душевнобольной. А потом в темноте исчезаешь. Алиса. Ловит сачком. Улыбки кота из волшебного леса. Одна. Сними змея с руки! Яблоки срывай с лица. Без пестицидов! У Белой лошади проси пощады. Жрецы должны приставить к тебе в соглядатаи мужа. Не рыцарских времен. А повернутого на переселении душ. И духовном сексе.

Знамение на небе в день Куликовской битвы… Димитрий знал.

На Девьей горе Марина Мнишек лепила голубей из серебра упавших облаков. Туман стелился и жил особой жизнью на земле. В ручье я мыла голову. Струей больные мысли вытекали и шипели. От искушения никто не застрахован. Тем не менее, смирение и вера ставят плюс в графе напротив твоего спасения. Ты не уверена, что стоило лампадку раздувать… Мутили воду черти. Рыб ловили. Мой милый ликантропией страдал. Ой, сыне! На седьмой осине, на клюквенной полянке, от болота слева сел сокол. Калена калина. Шипуч ручей. Жарен сапог. Острог… На нарах справа идет расправа. Кто выкуп даст за душу подлеца? Купил весь мир. Лишь заложил за это душу. И учит тот, кто в облаках зарыт и спрятан в самом темном уголочке: «Не бойтесь убивающих живую плоть. Страшнее во сто крат в геенне росчерк на теле и душе». Гуляю по шоссе от Колизея до ж/д вокзала. Колдунья мне на набережной сказала, что «закрывает коридоры». А окна в доме пустом и глаза покойному – кто закроет?.. Пусть Волга дрогнет. Пусть солнце упадет на вывеску в кустах от обанкротившегося магазина и высветит одно или три слова. Пусть сдохнет кот или програет ворон скрипяще человечий монолог. Я буду стонать стоя и провожать. Заглядывать в глаза. Твои оковы мне давят горло. На поводке коротком держал. Мне нужен знак.

Что-то надо делать. Сидеть, сложа руки.

Мне снится снотворность чая с малиной. И молоко с медом. Иду за то'ртом за торто'м. Кусаю. Выедаю середину. Ложусь в кровать. В тяжелую годину сложно засыпать, приходит день лапососания. Постом его все чаще почему-то называют…

…скажете горе сей: "Перейди отсюда туда", - и она перейдет

Демоны уже улавливают. Электросигналы смятенного человека. В реку? – зачем в реку?! Продаются книги. Купи знания. «Порченные» и «заговариваемые» с заднего крыльца заглядывают. Или скитаются во тьме кромешной. Исполнить желание. Чтобы быть. Надежда увядающего ириса, что в новую весну вновь прорастет. Синод. На глубине вода и черепица. Мне надо выловить две пары рун. Руины памяти… Седмица лун… Мне темя проломили кирпичом. О, Господи, но я поверила в Тебя! А ты сказал – быть богом.

Стоять в очереди…убивая впередистоящих. Закон жизни: останется один.
 
Он шепчет: все просто доверься мне я смогу унести тебя куда захочешь ночью я буду приходить к тебе мужчиной с загорелым торсом днем буду спать у ног ревнивым псом. Тот не заметит. А я сделаю тебя звездой. Созвездием Кассиопеи… Заноза торчит из сердца. Веришь? Боишься… обмана. Аркана никто на тебя не накидывает. Да знаешь ли ты что такое свобода? Природа… Природа не дает ее! Моя слиянность с ней… Единое существо МЫ – я земля, я это небо… По мне идут и муравьи, и облака. Рука Твоя легка и тяжела. Позволь мне натереться до бела. И встать в ряды. На этой тропке вновь растут кусты. Побеги бешеного огурца. Выпалывай и слегонца швыряй в огонь. Один пучок. Другой…Не искушай себя невоздержанием твоим! Дым – дух огня. А дух меня – ножны. И вытащенный из них нож.

Стремясь выделиться, не мучайся дисциплиной…

Во сне мы по Москве гуляли. Заглядывали во дворы. Нас было трое. Я – раз. Я два. И Я три. Играли в боулинг. Ходили в клубы. Друг другу от мороженого вытирали губы языком. А после – тайком Я первая в любви клялася Я второму. Я третья делала ему минет. Тайком. И танцевали вместе. Менуэт. Играл. Орган. И арфа. Босиком побегать в дождик… Попасть бы вдруг в пустыню на 40 дней. Через слова людей мне искромсали сердце твари! Я хуже них. Теперь. Они играли со мною в «кошки-мышки». Навязывали мысли. Я изнутри – похожая на сыр. С швейцарским привкусом распутства. За разум ум зашел и спит в тени… Нас было трое. Что на три рубля купить? Бутылку водки. Если вернуться в 68-ой…

Трепи языком!

Ерофеев был злой. А писал теплые вещи. На зиму. На холода. Без труда, без стесненья и фальши я могу завернуться щас в них. Это стих. Он свободный и смелый. Но не греет… Дым что-то сказала про «библию оптимизма в аду»… В саду Гефсиманском на землю клонился… С травою срастался корневищами пальцев. Зайцем еду в автобусе. «No kroliks!». В дартсе я мишень. В футболе – мяч. Не плачьте матери сынов Беслана. Это проба на серебре. В беде поможет только Светлый. Грабовой подделал пробы. Зачернил все серебро в столовой Иверского монастыря. Мария Египетская свята. Хоть и ушла на покаяние в мужскую келью. А я кривляюсь… Грустный клоун.

Страдать рассеянным вниманием и отсутствием мудрости

Я боязливая и маловерная душа Я тварь пекущаяся где пожрать Воображала чтобы не упасть хотела за собой носить подушку. По снам любила в соннике читать интерпретировать на день грядущий. Несчастья ждать. А можно – избегать. Гадать на картах. В церковь ходить слушать. Домой не возвращаться. Зеркал не разбивать… И не вернулась.

…НЕНАДОМНЕНАДОМНЕНАДО

…ведь для большинства имеет значение не полет, но только лишь еда

Сожалею… что так получилось. Отличилась одна чайка. Заплутавшаяся. «На синеве центрального городского неба». Попала на помойку. Забыла рыбу. Стала питаться хлебом плесневым. Зато – бери свободно. Одного не понимаю: как долго можно питаться бесплодным. На все Промысел Бога. А я на промысел выхожу в чулках и юбке мини. В машине за рулем покачиваюсь на неизвестном. Не интересно узнавать. Такая гадь в душе… А помнишь, как летать меня пытался научить… Я познавала ритуалы. На поле собирала окаменевшие деревья. Слушала истории. О бабай-тяуле. О слезах Богородицы. О табу и сожжении. Мы в понедельник ехали и ели мороженое. Пили Redds и красное вино. В воскресенье пронзали лед и просто очищались. …Чайка летала и возвращалась. Ее называли стрекозой. Она дарила радость Богу и всем рядом. …А как-то он рассказал, как подобрал «невесту на ночь» с томиком Асадова.

Люби глубоко и страстно. Это единственный путь испытать жизнь полностью… даже если сердце твое будет разбито

Ко всякому доброму чувству Он примешивает свою отраву. Этот яд кажется медом. Я жажду еще большего яду. Рискую. Но пью микстуру, а не шампанское. Жизнь – горький напиток. Спирт не обжигает горло, если пить на выдохе. Тихо-тихо… Я провожаю старых друзей. На Новый год я средь гостей, но призрак. Меня не замечают. И боятся вилками есть. Пьют, не чокаясь… Смерть стучится воробьем в окошко. И разбивается и падает на стол. С утра они проснутся, и рассол весь будет выпит. Я не бужу никого. Читаю – «Не стреляйте в белых лебедей». Я еще не понимаю. Для меня пока жизнь – вода. Как для обезвоженного. А доктор мне велит пить медленно ее… Я упиваюсь. Звериная жажда. Как будто в зимнем походе есть снег горстями. Сначала – холоден. Вкусен. Потом – «пьешь» с запалом. Потом не можешь – горек и противен. Напиток желчный. С острия копья.
Екклизиаст писал про время, случай. Но и это суета…

ТЫОДНАУМЕНЯНОИТЫДЕЛАЕШЬМНЕБОЛЬНО
НОТЫЖЕМЕНЯИСПАСАЕШЬУТЕБЯЛЕГКАЯРУКА
ТЫЕДИНСТВЕННАЯМОЯКОГОЯЛЮБЛЮПОНАСТОЯЩЕМУ
НУПОЧЕМУЯНЕУМЕЮУЧИТЬ…
ЯНЕМОГУОБИЖАТЬСЯНАТЕБЯТЫТАКАЯКАКАЯЕСТЬ
ТЫУКОРЯЕШЬМЕНЯЗАМОЮСЛАБОСТЬКТЕБЕ
НОТЫЛУЧШЕЕЧТОДАНОМНЕБОГОМ
ЯМОГУСТОБОЙНЕРАССТАВАТЬСЯВЕЧНО
ИЛИУЕХАТЬАБЫТЬВСЕРАВНОСТОБОЙ
ДУМАЕШЬЛИТЫОБОМНЕКОГДАЯОТСУТСТВУЮ
ЯДРОЖУКОГДАЯЧИТАЮТВОИСМС
ТЫПРИНИМАЕШЬМОИПОСВЯЩЕНИЯТЕБЕСВОСТОРГОМ
НЕОСТАВЛЯЙМЕНЯНИКОГДА
ЧТОБЫУМЕНЯНЕБЫЛОВЫХОДАСТОЙУВХОДА
ЯТАКИЗНАЛАВСЕУЙДЕТ
ТЫБУДЕШЬВСЕГДАМОЕЙХОРОШЕЙ

Петь о свободе не значит знать ее

Мой брат! Ты говоришь смешные вещи. Богатство и достаток связывают руки. Положение – на волоске, но зрелищно и понтово. Можно быть Казановой. Можно – гением. А если хочешь, купить такие штуки, которые выдают по блату и пропускают в рай. Ты будешь пить не «Клинское АРРИВУ», а настоящее бургундское вино. Сидеть не в сквере на лавочке или бордюре. А с дамой с ридикюлем и шпицем в отеле «Ренессанс» на этаже седьмом. Но это все иллюзия! В потертых джинсах в кедах. В землянке из бутылок с глиной. Красиво жить – не значит жить КРАСИВО. На подиуме – ****и и банкиры. У тех и у других мертвящий взгляд. Свобода – независимость. Магнат зависит от курса, девальвации, бродяг, бандитов… Моя рубашка сшита из тряпья. Мне дал совет мужчина, который может на руках летать. Я тоже пробовала. Но вышло некрасиво. Я у-летаю. Мне наслаждение полетом не дано. Парю. В окно на меня смотрит Он единым глазом. Над рвом. Кружусь. Метель дает мне ощущенье вальса. Но это лишь иллюзия! Окно – внизу и сверху справа слева с центра с боку… Скачу на месте и врезаюсь в стекла. Стою. Летит лишь время. Суетишься? Что можно ТАК из пламени спасти… Горит квартира. На пятом этаже. Доверься богу. Он придет к пожарным. И эти люди смогут дождь включить. Жить, потерять боясь – иллюзия жизни. Выложи карты на стол. Откровеннее слушай и говори. Я думаю о любви к жизни. Болезнь к смерти… Неправда, я хочу жить! Жить! Иначе бы я не искала Его. Святого. У меня есть выбор. ИЛИ – ИЛИ… Я бродяга. Мои ноги в пыли. Мыли друг другу их. Смиряюсь, беру котомку… Я свободна!

Он был светильником. Горел и светил. А вы хотели немного порадоваться при свете его…

Все временно. Планы мы строили. Их рассыпала дурная память. Чтобы плавать или держаться на плаву, надо придумать формулу вытеснения водой тела. Нажимаешь на кнопку «ПУСК». Механизм заработал. Вода закипела. В клубах пара я поднимаюсь. Конденсат на стекле лобовом. Топором разрубаю прежние связи. Корабль поднимается. За штурвалом капитан с больной головой. Оскалясь, он пережевывает дурной табак. Так умирала слава мира… На глубине километра четыре лежал объект. Свет от него засушивал рыб. В его тени грелись барракуды. Радоваться волне, исходящей энергии безумства будды… Он псих и шизофреник. Покуда одержим бесом зла. От конца земли Я взываю к тебе в унынии сердца моего… Верую! Я грелась этим аномальным явлением.

Увидев свет, решайся, шагнуть ли через порог

На языке ветра говорило «РЕТРО - радио». Ветки стучались холодком в стекла. Стекла по стеночке. Какого сорта это признание?.. Мутность разводят создания типа черта. Эйфория разливается по жилам. Обманное чувство всесилия. Дозволено все что угодно. Со мною бог – и со мной удача. А не значит ли все это игру в солдатики… Всемогущий мальчик диктует условия. Оба войска поссорены. Из-за горластого петуха. Я кичилась, что сильна. Материализуются мои желанья. Опознание прошло без крика. Платочком затыкала рот. Врачам кивала. Гробовщики уже собрались на копание. Требует развенчания теория mortal. Кома. В конце туннеля светоотражатели и зеркало заднего вида.

Во тьме пребывает ум, а сумерки убивают богов…

Эксгумация началась. Съехались экскаваторы и камазы. Народ толпится, но закрывает глаза. Я сама его позвала… Готовы тросы. Предельно ясны цели. Оживить мертвеца. По словам ясновидца, это своего рода летаргия. Во мраке в пыли могилы (дожди давно уже не шли…) голодные черви застыли прямыми линиями. Они не могли позволить себе докоснуться до бесноватого. В поле ходили тракторы. Проваливались в карсты. Люди таскали артефакты всякие дрянные, придумывали мифы, радовались и сулили себе всяческие счастья, оттого что поставят их на стыке магнитных полей (своих иллюзий!). Все хотят света. Но от сумерек не так болят глаза. Уставшие люди заходят в дома и выключают свет.

Бесы веруют и трепещут…

Ужаленные змеей, дьявольски шипящими стрелами, лежат и стонут повампирившиеся святые. От яда они почернели внутренними органами. Воздух бредит: рябит и высвечивает голограммы. В белых одеждах идут святые. Гремят кандалами. Солнце сияет, догоняя сникшую Луну. Аромасмолы воскуряют жители Пуэрто-Рико. Истуканы стоят на Пасхе, но самолеты отказали. Белоснежно ало распускаются тюльпанами руки. Святые маленькими шажками надрывают трап лайнера. Он рыдает. Слезы по переносице стекают. Из правого глаза в левый. Связали крылья. А кто был бы первый на выходе?.. на высоте два километра… Духи ветра развевают полувампирам рубашки ночные. Сильнодействующие на силу воли. Смирительные. Антибожественные инстинкты удлиняют им зубы. Бунт раба начинает безумие быков, срывающих ярмо с шеи. Убегающих в лес. Где дикие звери готовят котлы и ножи. Во ржи есть пропасть. Люк не накрытый крышкой. Обострены чувства. В невесомости мысли… Святые идут мили, чтоб узнать гравитацию. И поддаться главному искушению. Отказаться от всякого родства с небом. И уйти в землю. Как вода дождевая. Князь лукавства знает, кружа в смерче своего искусства род человеческий, в Вечности СВЕТ реализуется посредством тени.

Обнаружение души перед другими… Искушения боятся исповеди

Пауки. По мне ползали. Внутрь заползали. Я пыталась понять логику их движения – ровно ноль. Классификация тоже хромала… Они изменяли свое положение, свое настроение и сущность. Я их приручала. Бесполезно! Представлялись то жабами, то стрижами. Экология и на них повлияла удручающе. Периодические мутации мешают координации движения. В паутине руки – ноги, тело в коконе. Комната становится подземельем. По углам «черные шарики» катаются… Брат ко мне заходит. Он меняется в лице: «Что творится? В твоей голове…» Я говорю: «Этот зверинец достался мне от матери…» В наследство. В пятом колене продолжается незавершенная пьеска. Леска на-тя-ги-ва-ет-ся… Ррраз! Меня снова поймали. В моей внешности уже заметна плесень. Естественным стало зубоскальство и пререкание с биологами и ботаниками. Арахниды кусаются. А мне нравятся подобные извращения! На Крещение купалась. Думала – простудила душу… Любила всех. Посвящала их в свое раскаяние… Оказывается, по мне прошлась огненная плетка. Ногами в огне стояла… А когда котел кипит: к нему не смеет приблизиться и насекомое.

В лабиринте минотавра нити сходятся в одном клубке…

Кидало. Из стороны в сторону. Три года кулаками махала. А все без толку. Заслонку ставила между комнатой и жерлом печки. Казалась волком. Но давал осечки многострадальный оптимизм. «Лучшая осведомленность» включала депрессию. Весело вешалась. Включала цинизм. В лицо смеялась опасности. На каждом повороте – сшибало городским извозом. Убегала, а как иначе на полном серьезе жить оставаться... На трассе стояла. Траффик хандрящий, нулевой… А то – в придорожной кафешке щелкала орешки или готовилась на убой. Домой возвращалась. Была – дочь, сестра и подруга… Начинала по кругу подбираться к больному зубу, не умея его лечить. Опухоль продолжала расти. Становилась округлой, правильной формы. Полно-правной соседкой языку, отметая все попытки сместить акценты. В процентах высчитывала вероятность ДРУГОГО исхода. Все дороги вели в Рим…

Чтобы распуститься цветку, надо, чтобы зерно умерло…

Похожи на утопленников графические вариации мыслей. Офелия в воду загляделась… С петухами распускаются лилии.

Клятва определяет характер жатвы

Покойно слишком… Душа не колышется… В поле приехал кандидат в депутаты и поставил стены, чтобы не мерзли полевки и взять под контроль всех тварей, населяющих землю и колосья. Многоголосье зарадовавшихся и затравленных мешается в тихое смятение тире ненормативное спокойствие. Этот человек вызывает вопросы. И дает вдохновляющие ответы. Ответы подобны поцелую с малиной. Я постоянно пристаю с вопросами… Мне никто не рекомендовал его. Но его засосы лечат мигрень и неврозы. Я убедилась и пользую. Спасительная рука. Вытянутая из-за кулис неба. Оби Ван Кеноби рисует энергетическое поле. Огнем и мечом. Способом наиболее приемлемым для горе-крещенных. Крестит. Впускает энергию в сердце и облекает ею снаружи… Господи, не дай лжи проникнуть вместе с Твоим откровением в душу! Эти кандидаты всегда приходят на запах крови. Такая акция – построить площадку для детей, рюмочную для взрослых. Мяснику – корову, еврея – для наци… Я уже пообещала ему пол дома. Он сказал: «Будет тебе пол Царства!» Я хочу отдать ему все. Он отказывается. Говорит что-то о клятве. Что вернется прахом туда, где клялся… Почему-то я не смущаюсь.

На свой страх и риск – бери

Он был поэтом и мог красиво говорить о птицах небесных и полевых лилиях… В бороде его волнистой жили дети, иногда сползая к нему на колени. Однажды он ворвался в храм Христа Спасителя. Сигнализация сработала. Он ничего не украл. Он взял свое. А прочее хотел разрушить, чтобы не искушать человеческих муравьев. Так как вследствие извращения истин, они устраивали в нем дебаты и увеселительные игрища. Я смотрю на него, и мне кажется, он родственник пикассо. Издали… Издали его стихи. Когда я ответы ищу, я заглядываю в них. Но для этого я должна успокоить свою душу. Тогда я СЛЫШУ. Ты тоже не такой сусальный, как кажешься. Хоть и больше в тебе женских гормонов. У меня – мужской характер. Изворачиваешься… Жонглируешь словами. А я права я всегда права интуиция меня не подвела.
…Бог дает мне второй шанс!

Переболев душой, воздействуй…

На рассвете другого дня я обращалась к ангелам. Мое тело должно быть храмом Святого Духа. Да! Я печатаю эти слова – застилаю листами пол в зале – единицы и нули – хожу по ним, привожу на прогулку друзей парами и монолитно. Показываю как реальное еще не родившееся. Хочу быстрее закончить это самоистязание! Не дает право поставить точку голос внутренний. Мы говорим. В коридорах и в пролетах лестничных. В транспорте иногда смеемся весело и плачем глядя на людей повешенных своими страхами. Они не бедные. Они нищие духом! Странники…все…странненькие… Иногда я топчу им уши. Я рада им. Помочь. Запуская к ним в клетку льва или лягушку. Путешествующую и болтливую. Ты узнал, думаешь, меня?! Ха!..

Я С ТОБОЙ Я С ТОБОЙ ДЕРЖУ ТЕБЯ ЗА РУКУ ВОТ МЫ ИДЕМ ПО ГОРОДУ ВМЕСТЕ Я ВНУТРИ ТЫ СНАРУЖИ КТО НАМ ЕЩЕ СКАЖЕТ О ЕДИНЕНИИ МЫ СЛИЛИСЬ ПРИ РОЖДЕНИИ БОДХИСАТТВЫ ТЫ ДУМАЕШЬ ТАКИЕ СТРАННЫЕ ВЕЩИ ДАВАЙ Я БУДУ ДУМАТЬ ЗА ТЕБЯ НЕТ НЕ ХОЧУ Я САМА ТЫ ВСЕ НЕ ПРАВИЛЬНО ДЕЛАЕШЬ ТЫ НЕ УМЕЕШЬ ЖИТЬ УЧИСЬ ПОКА МНЕ НЕ НАДОЕЛО ТВЕРДИТЬ ТЕБЕ ОДНО И ТОЖЕ А ТО МОЖЕТ МНЕ УЙТИ ОНА МЕНЯ ПРИМЕТ И БЕЗ ТВОЕГО ТЕЛА И ТВОИХ ШИЗОНУТЫХ ИДЕЙ ТЫ ВНУТРИ МЕНЯ НО ЭТО ТЫ Я ХОЧУ ЕХАТЬ В НАРОВЧАТ ТАМ ЧЕРТИ И АНГЕЛЫ НЕ ТАКИЕ ПОХАБНЫЕ И ПРИСТАВУЧИЕ КАК ТЫ Я ТЫ Я ТЫ Я…

Иди на сделку, не указывая на ошибки

Отсутствующий взгляд дает установку на законченность. Легко вернуть в него мысль. Помаши не оранжевой морковкой, а лиловой. Перед ослом. Кажется, репы проще… Но хрен редьки не слаще. Работает безотказно, но одноразово! Факт непреложного присутствия объекта в данном месте доказывает программирование личности на результат.
…Фауст начал эпопею поисков во зле добра.

Натурфилософски гляди на пробуждение…

Мой господин заболел странной болезнью… После просмотра откровенного фильма с тантрической леди. С утра он смотрел с балкона. Курил и собирался ехать на работу. Внизу под травой ходили пегие маленькие лошади. Они разговаривали сами с собой. Перелетали с ветки на ветку. Когда оторопелость его сожгла брюки, они уже качались на его ресницах. По очереди стройно заходили, не здороваясь, игнорируя уши, прямо в глаза. Он был визуалом. Трогал кружева на трусиках и восхищался разнообразием. Я украду тебя! – ты поешь и дразнишь, ты практикуешь общение с детьми и хич-хайкинг, ты играешь в кукольном театре… и бредишь, ночью я к тебе прижимаюсь, ты, будто притворяешься – смеешься, твои губы подрагивают… Такой проливной прямой…вливается во все…в горле хлюпает. Я сейчас разрыдаюсь и вольюсь в что-нибудь другое! Кровью. Причастись. Не насытится око зрением…

Мы не те, кто мы есть…

В театре рокировка: меняемся телами. Рубильник щелкает. «Все наоборот!» - промямлил Ибсен. Я не Ольга, Я – Антон. Я не Семен, Я – Светлана. Пастернак открыл окно. И вышел. Влетели стаи детей, идущих по пыльной дороге в школу, читающих мантры этого будды, который почти без запаха. Стимулирует активность мозга импресарио, выжившего из ума. Тянущего на сцену слона и слепую троицу. Представление обещает быть на «УРА» принятым… Американские утки галдят об интервенции инопланетян. ОНИ облекаются в человеческие тела. У НИХ есть даже паспорта и страховые свидетельства. Как во всем разобраться? Во что-то все-таки верить… Мы такие – медленные сердцем. От таблеток круглой формы, белого или серовато-белого цвета, с двумя плоскими сторонами, на одной имеется риска, на другой – гравировка. Нас клонит в сон. Уловка. Чтобы не действовать. Пичкаем себя сами. Делаем установку на пошлость. Чтобы не отличаться от аборигенов острова, летящего к черту. Чтобы тайком вернуться. Съехать по поручням трапа Куанхелани.

Гордость как ожерелье. Дерзость как наряд.

Сладкопомазанный. А во плоти жало. Изобретатель полуправды. Он льстит мне - Джаника-ханым называет. Амазонка. Воительница. Сильная. Я от него отворачиваюсь. Мне «фокусирующийся взгляд» в принципе противен, того и гляди, стрельнет ядом. Но Он такой красивый и так много обещает…
…Я всегда говорю «fine». У меня все отлично. Циничным взглядом я провожала каждую твою откровенность… Мне смешно и страшно. Я боюсь слов без очертаний. Поэтому – ухмыляюсь. Развязываю шнурки и рубашку с тебя сдираю. Молчи. Молчи! Я полна чувством… Но пусто так пусто что лучше не думать смотри на меня я хочу тебя запомнить…

Над нами дверные ручки в виде маленьких лошадок. Но пока мы самозабвенно тыкаемся носом в пол.
Изучаем трещинки на потолке вокруг люстры. – Уже лучше! Воздеваем руки вверх. И говорим на шизовом наречии…
…Он любит дерзкие речи. Благодеющая рука над нами. Чуть только подкашиваются ноги. Сверху светит фонариком.
Ползи по темным пещерам, собирай алмазную пыль переносицей!

ПОКОЙНО?! ДУША НЕ КОЛЫШИТСЯ!?

Цветком лотоса распускается болезнь моровая.

Близость. Болота. Говорит о близости малярии. Лихорадка задирает край одеяла. Ложится рядом. Наваливается. Обнимает… Нет нет нет не надо я не готова я не хочу… Ду-ра! Ты будешь цвести! После обряда. После лунной ночи. После долгого взгляда в мутное озеро. В тине. В кругах на воде. В ряби. На дне ты УЖЕ лежишь. Чего же тебе бояться? Другая – такая же ты… нужно чтобы вы слились. И одновременно умерли. Тогда побегут разноцветные лунатики. Из ваших неврозов. Они выроют ямку в иле и отложат в нее твои лучшие семена. Неиспорченные личинками комара. Розалия! Розалия! Ты лишилась чувств от их песен! Над водой снова летают маленькие лошадки. Завязывают узелки на твоем сердце. Плетись вода плетись вода да жаворонки пойте утро. В бутоне уже сидит будда. Маленькая дюймовочка с огненными волосами.

Уголками рта улыбаешься, но меня нет рядом

Целый день я чувствую тебя. Во рту. По ветру летят волосы моей печали. Притягивают сон. В котором на столбах соломенного пламени стояла богиня Иштар. Внизу сырками плавлеными – слова, утратившие очертания… Ты был со мной. Но подушки пропитались смолой, а не твоим ожиданием еще одной встречи. За перегородкой сознания. В каморке сна осталась другая Я. Сжигаемая противоречиями. Начинаются приступы дислексии… Тогда я занавешиваюсь. Не реагирую на оклики. Отрываю корки книг. Не замечаю, как кто-то вербализует ментальные структуры, разбивая свой голос на атомы. Пытаясь втиснуться в мое рассеянное невнимание. Просто я хватаюсь за дождевого червя и скольжу к пращурам поесть свежего хлеба с водой из ключа. С неба мягкие тучи змеятся лесенкой. На третьей ступени мы лепим и едим лунные лепешки.

Трижды по три дня не видеть света и воскреснуть…

Выбросив руки за пределы кровати так и лежать. Представлять себя мелким зверьком типа крысы или белки. Только одной ногой стоящими в цивилизации. Бросить биться над дилеммой, что сильнее: адаптация или преднамеренно спланированный прыжок в пустоту пространства... Глотать грандаксин, спотыкаться об голову… Ватно подходить к кровати. Нырять. А там ты. Говоришь: почему куда для чего ты пропала. Я же сказала тебе, что буду жить с голубями, гулять по крышам и слушать в круглые окошки как на дудочке играют мыши. И выманивают меня через трубу поглазеть на дождевое облако, свернувшее шею на башенке. Именно вот так я хочу жить. Только бы встать и выпить. С кончиков Его спускающихся пальцев. Благодатное! Дай мне силы в немощи. Отыщи мою душу за твоим садом, она приоткрыла один глаз уже, щурится, прислушиваясь. Напои ее виноградом…

Он провокатор. Он как тигр подкрадывается сзади

Изобретатель полуправды заманивает. Меня. В здание кубической формы. У него своя лаборатория. Полки склянок. Пробирки с радостью. Хочешь поиграть ими? …С уроков химии выходили террористы и взрыватели. Ему нравится удручать меня, чтобы я не превозносилась. Моя коллекция масок Его не смущает. Он подкидывает мне маленькие желания. И приходится рвать змеиную кожу, лишая себя в экзальтации блаженственного состояния. Но я сама изредка прихлопываю бабочек и провоцирую людей на подобные разговоры, только полярные… Драгоценная кошка. Символ моего ада. Забредала ко мне как-то да я не удержала ее в доме. Агатовая она слишком любила мышей, а я держала их в клетках, предоставляя ей на выбор лишь курицу или корм кошачий. Подражая движению солнца, она ушла. Дихотомия добра и зла… Позволила решать мне. Самой строить жертвенник. …Съем мышь! И не будет прошлого!
Пройдет 40 и два дня, и я смогу дать обещание Богу доброй совести.