Дом

Мы торопимся лето черпать без остатка.
Синевой от работы вздуваются вены.
Тешем бревна и ждем, когда схватится кладка.
Дом без крыши не дом, а так – только стены.
На земле подгоняем стропила,
И торопит, торопит отец.
Паутинка к лицу прилепилась –
Лету конец.
По садам птицы празднуют дни молчанья.
Тишина ловит каждый звук.
И умноженный эхом, летит отчаянный,
Топоров перекрестный стук.
Устаю убегать от осени.
– Слушай, батя, садись, посидим.
– Нет, наверх давай, все переносим,
А потом уже — поглядим.
Поднимаем бревна на крышу
Высоко.
– Ну, еще. Раз-два...
Ставим крышу чуть ниже вишен...
На глазах желтеет листва.
Перекуриваем на ходу.
Лето дарит еще два часа.
И стоят стропила в ряду.
– День, какой?
– Не помню числа.
Вот и заполночь. Сколько лет
Здесь над садом фонарь луны?
Батя шутит: — Вот это свет,
Но не иглы, нам гвозди нужны.
Холодает... Парит спина...
И, теперь уже бесполезная,
Уплывает в рассвет луна,
В грохот кровельного железа.

II
На сады первый иней упал с высоты.
Журавли лето напрочь отплакали,
Настывают в траве до зубной ломоты
Солнцебокие, крупные яблоки.
И садятся на них полусонные осы...
Этот яблочный запах надежде сродни,
И лежит на ладони короткая осень.
Боже мой, как мы были близки в эти дни.
А меня все манил полустанок серый,
Я ходил вдоль путей, убегавших на север.
Мимо тысячи судеб несли провода.
И неслись поезда, увозя навсегда,
В темных стеклах лица моего отраженье...
Я уеду, уеду вне всяких сомнений.
Возвращался сквозь дождь, но теперь уже в дом,
Теплый хлеб был упрятан под старым плащом,
В доме яблоки по полу, – пахнет жильем.
Облетают сады, выстывают дома.
Короткая наша осень, на пороге зима…
Боже мой, в эти дни как мы были близки!
Ты сидел у окна, потирая виски.
И потом, угадав мои давние мысли,
Ты взглянул на меня так тревожно и пристально:
– По приметам, ранняя будет весна.
Может, все же останешься? А?