Первый бой. поздняя осень 1942 года

Лежу, уткнувшись в грязь лицом,
Над головою льет свинцом
Из-за спины родной «Максим»,
И голос хриплый «Ну, пошли!»

Ствол ППШ в озябших пальцах,
И диск с патронами на треть,
Еще один со мной в шинели,
И финка сбоку – чья-то смерть.

Лес впереди покрыт туманом,
Трава, пожухлые кусты,
И вспышки яростных касаний,
От пуль с немецкой стороны.

Я не хочу вставать из грязи,
Я частью стал земли сырой.
Глаза б закрыть и не увидеть,
Войны нелепой и гнилой.

Закрыл глаза - не стало легче.
Наоборот, как в страшном сне,
Мелькнули прошлого картины,
Из довоенной той поры.

Вскочил, ору, бегу, стараюсь
Добраться до чужих траншей,
Вокруг взлетают комья грязи,
И части тел моих друзей.

Бьет пулемет из дзота слева,
Его короткий сочный бас,
Так завораживающе смело,
Гребенкой чешет среди нас.

Кого коснется, тот нелепо
Руками вверх, потом упал.
Вот крутанул волчка на месте
Наш старшина и в грязь упал.

Остались считанные метры
До края вражеских траншей,
И автомат последней пулей,
Вдруг плюнув, стих в руке моей.

Его за спину, не сбавляя
Ни на секунду дикий бег
Хватаю финку и влетаю:
«Держите, Гансы, мой привет!»


Один бежит вперед с винтовкой,
Догнал и финкой с криком «Яах!»
А он упал, и тянет руки,
А я ударил между глаз.

Потом кого-то бил прикладом,
И руки были все в крови,
Потом не помню, только рядом,
Лежали трупы и мозги.

Очнулся только, когда стихла,
В траншеях вражеская речь.
Когда все понял, то заплакал
От злости, страха и тоски

И было много новых схваток
И ранен был, и чуть живой,
Но до сих пор во снах встречаю
Глаза врагов убитых мной…

(28.10.04)