стереофония

* * *

стереофония


 м.х.

L
у города всякий прохожий изгой черты его мелки и тонки
и ворот засыпан мукою с мезгой и горло щекочут дифтонги

одетая в норку одетый в нубук мы медленно шествуем к тайне
язык как мужское отличье набух и выполз из мокрой гортани

дорога до дома разбита раз ты молчишь на вопросы простые
река на себя наложила мосты и пансионаты остыли

деревья вошли как штыри в пустыри которые кажутся шире
слова не одно и не два и не три неровности неба прошили

с набухшими веками и наряду с шагающим веком не в ногу
от липкого снега пьянею кружусь притаптывая понемногу

строители на огородных задах бетонные сваи вбивают
петух за пятак кипяток но за так бездомные мне подпевают

вываливающиеся пары из кофеен стирают покрышки
и я тебя трогаю как пианист проводит рукою по крышке

с ума ты сошел ведь увидят же пусть увидят какое им дело
под тренье о шерсть перламутровых бус мое загорается тело

ты вся негодуешь какого рожна когда между шутками шутки
и улица смешана с мелом смешна и встречные облики жутки

дыши-не дыши и свищи-не свищи и бейся-не бейся но вскоре
ты скажешь прощай я услышу прыщи и нас захлебнувшихся в ссоре

найдут у слияния рек на мосту найдут обессиленных мокрых
и лица спасателей будут натужены и рассерженным окрик

вверх-вниз побежим мы с тобою вверх-вниз машины светящие в оба
на площади выхватят девять девиц одна среди них каллиопа

их в микроавтобус загонит как в пыж хозяин бездельник затейник
и я на вопрос отчего ты грустишь услышу в ответ из-за денег

ах деньги несчитанные до сих пор закончатся поздно ли рано ль
в объятья стальные пусти меня двор с открытой как портмоне раной

зевающий дворник покажется мне созданием среднего рода
и словно бюстгальтер на чьей-то спине он ловко откроет ворота

R
в эфире – новости. за ними – молчание. за этим – ком
в гортани. ночь, как паганини, ведет по улицам смычком.
вверх-вниз. вверх-вниз. за площадями – дозорных зданий плотный крой.
откуда молодостью тянет, туда, наверно, мы с тобой
пойдем пешком по малой бронной, большой никитской, моховой.
по траектории неровной нам возвращаться не впервой
до дома, крайнего подъезда, где лампа в несколько свечей
гудит и освещает место твоих ночей, моих ночей.

я буду чересчур хвастливым: «was ist genug fuer mich? brot, milch
und fleisch, und moeglichkeit zu lieben. und, bitte schoen, lassen sie mich
beobachten, erfinden, leben, zwischen den zeilen lesen bis…»
и поцелуй мой, словно слепень настойчивый, вспорхнет с ресниц
и сядет на тугие щеки, на подбородок, шею, грудь,
где так и хочется ожоги занежить, залюбить, задуть...
ты заупрямишься, зардеешь. два раза губы отведешь.
ты подберешь слова, но те лишь, что выпадают из ладош
моих, из лодочек, из долек, ошкуренных наукою...
der mann, das wort... я буду стоек. я больно руку уколю.
и прошепчу: «в тисках режима – среди людей, среди камней –
мне стало жить невыносимо. и дико мне. иди ко мне!..»

вверх-вниз. вверх-вниз. в конце сюиты, несдержанно желая спать,
я выйду из тебя. мы квиты. мы станем разными опять.
а с первыми лучами солнца почтмейстер кашлянет в усы.
и нам с тобою донесется: добро пошаливать, юнцы...

...какая страшная лепнина у этих сталинских домов,
нависших над зрачком зари!.. на воинственном пути домой в
бар на углу зайду и сяду – в пальто – у самого окна.
напротив дом – к его фасаду печаль моя подведена.
приятно, мысли разминая, следить за тленьем табака,
что громкая и именная прошла эпоха, а пока –
какое время прибывает!.. как перезрелый анекдот.
еще никто не убивает. еще никто не предает.
еще в реке никто не тонет. еще никто выходит в сад.
никтониктониктониктоник еще несет официант.
еще на голубой салфетке выводит буквы карандаш.
еще проснувшиеся ветки в окне наводят макияж.
еще машины на фашины ложатся без оказий, но
уже забрызганы витрины еще закрытых казино.
и люди с лицами чудовищ еще не плачут и не врут:
один рассматривает овощ, другой рассматривает фрукт.
тот, кто левей, тому, кто справа, бурчит: «...м-м-м...не нравится... а вам?..»
на месте, где была канава, уже зияет котлован.
уже мой взгляд растерт о наст. о столешницу разбит кулак
(поэт устроен так, что часто нуждается он в похвалах)...

я встану. положу купюру. официанту-остряку
с размаху сужу апертуру. кассирше локон отстригу.
тот, кто правей, тому, кто слева ответит все-таки: «о, да!..»
присутствующих в виде шлейфа за мной поднимется орда.
и все ко мне, как к иноверцу, потянутся. само собой...
но я отталкиваю дверцу: о! дайте, дайте мне свобо...
и затеняет небо лица всех встречных на моем пути.
и вспомненная небылица мешает крикнуть viens ca petit...

...день соткан из одной печали. печаль бесцветна и тонка.
мой телефон отводит чары. под стрелы твоего звонка
приятно представлять, как девы в моих объятиях лежат,
приятно, ничего не сделав, смотреть на собственный закат,
где неожиданно, как челки, басы спадают на верхи;
из типографии вечорки везут в ларьки грузовики;
шары мороженого тают; витает надо всем режим;
и ничего не обещают мужчины спутницам своим;
где жизнь короткая прекрасна; и где всесилен человек
и оттого лишен соблазна смотреть и двигаться наверх...
 2006