Две стаи

Эта стая – она голодна и жестока,
Эти волки с трудом на ногах,
Половина из них, может, сдохнет в глубоких
И холодных этих снегах.

Эти люди – они голодны и опасны,
Эти люди с трудом идут…
После них снег соленый и вкусный, и красный,
Только волки чего-то ждут.

Стая белых людей уходила на юг,
Стая серых волков – за ними,
Но холодных стволов не отпустят из рук
И приклад от плеча не отнимут.

Приподнял на загривке вожак седину,
Зарычал чужой стае: «Мое!»
Седовласый вожак улыбнулся ему,
Молча поднял к плечу ружье.

Только волки совсем не хотят умирать,
Отступают они во тьму,
По пути успевая на куски разорвать
Вожака – все равно ему.

Странной стае чужой с этих пор не до сна –
Разжигают вокруг костры,
Равнодушно глядит с небосвода луна,
Ей известен исход игры.

Выступает из тьмы стаи новый вожак,
Надоело ему смотреть.
Щерит зубы в ухмылке опасный чужак
И перчаткой ласкает смерть.

Волк тоскливо завыл и рванулся вперед,
Сквозь смертельный горящий заслон.
Сразу несколько пуль распороли живот,
Как подкошенный рухнул он.

Но седой недовольно крикнул своим:
«Идиоты! Патроны беречь!
Жить хотите? Тогда до утра простоим,
Только бестии будут стеречь»

Лишь вожак понимал, что проигран не бой,
Что проиграна целая жизнь.
Без рычанья и ругани, наплевав на огонь,
Стаи две в поединке сошлись.

Страшно клацнули зубы, ударил приклад,
Сухо щелкнул в руках затвор.
И сказали глаза: «Я приветствую, брат!
Но подписан тебе приговор».

Зубы щерили волки, зубы щерили люди,
И клыки рвали горло врагу.
Только смерть этот бой справедливо рассудит…
Люди. Мертвые. На снегу.

На рассвете костры все еще догорали,
Пасти красный глотали снег.
На земле, будто братья, обнявшись лежали
Серый волк и седой человек.