Я здесь живу

***
Однажды весной я проснулась от странного звука:
шуршание, шорох. Щелчок, будто некий финал –
игла соскользнула с пластинки. И странная штука –
мой слух музыкальный икнул и куда-то пропал.

Все ноты залили чернильные пятна винила.
(Глухим и немым почему-то не видно чудес).
И небо со скуки меня отражать прекратило –
ведь это, как видно, взаимообратный процесс.

Глухие, наверное, спят и при грохоте пушек.
Глухая фантазия спит еще крепче – увы…
Сочувственно щелкнув меня по бездарной макушке,
Господь потрудился снять руку с моей головы.

Меня повело по безрадостно-вечному коду -
предутренний сон – день работы – бессонница, страх -
все глубже впуская пустую тягучую одурь,
текущую в уши, стучащую где-то в висках.

Спирально вращаясь по черному полю пластинки,
я буду ритмично, так долго кружить по нему,
пока не доеду до самой его серединки.
Тогда я зависну и голову вверх подниму.

Я руки раскину и крикну в кружащее небо
со всей накопившейся силой желания жить:
«Господь мой творец! Как бы занят ты не был,
на место, пожалуйста, руку свою положи!»

Господь мой творец, как бы занят ты не был,
на место, пожалуйста, руку свою положи…

* * *
 На картину А. Емельянова
Как же ты кстати! Заходи. Здорова.
Поговорим обо мне, хорошо?
Давненько я о себе ни слова -
Целых пять минут... смотри - снег пошел.
Так вот, я вижу себя у подъезда,
и представь себе - кошкой, именно так.
Глазищи ужасные - тоскливые бездны,
и серый ночной в снежинку мрак.

Не счесть, сколько сказано об одиночестве.
И о кошачьем - самом большом:
Чиж и Хайлайн, Емельянов А., не знаю по отчеству,
 тот же Киплинг, кошачье бездомье и “Кошкин дом”.
 
Я - воплощенное одиночество кошачье.
Гуляю себя. Волшебно. Погоды зимят.
День прошел. Это что-нибудь значит ли?
Или просто еще один календарный лист оторван и смят...
Я очень серая кошка. И днем тоже.
Пушистая серая в снежинку - сейчас.
Глаза только желтые, как те фонарные рожи,
как тот, на втором этаже, светящий оконный глаз.

Ты думаешь, мне прибиться некуда, кроме помойки?
Спасибо за мысль. Но нет, как бы ни так.
Просто здесь столько всего: по улице вниз - автомойка,
где светится - белый в снежинку - дорожный знак...
Всё моё. Одиноко-приятно. Тоскливо-умильно.
Мой глаз, как сачок, наловит снежинок немножко.

...Что-то я увлеклась. Ну что ты, какое “чуть-чуть”?
 Сильно.
Определенно, гуляла когда-то свой век
 кошкой.

***
Твои стихи нельзя читать со сцены.
Да и совсем нельзя – в ушную полость…
Скрипя от акустической замены,
Они кривят лицо и портят голос.

И что за бред – шептать стихи в кровати?
Под них (не под тобой) хочу смеяться.
Ты, гений, чистый гений, может, хватит?
Пора земной поэзией заняться?

Оставь мне лист для творческого бега,
Оставь свой гений, сущий на бумаге.
Когда найдется время до обеда,
Создам внутри себя, подобно магу,

Тобой зачатых маленьких поэтов,
И выпущу – пусть пашут, пусть батрачат…
Без суеты вопросов и ответов
Ты – гений. Просто гений. Просто плачу.
 
***
Когда придут ветра,
И пыль покроет крыши,
И листья заиграют на ветру,
Слов, прожитых вчера,
Сегодня не услышат.
Слова уйдут, утихнет ветер,
Я умру.
Пусть сорок дней подряд
Под отпеванье ветра
Звучат стихи Хайама и Басё.
Пусть – взрывы канонад,
Пусть – терпкий запах кедра.
Воскресну, и прозрев,
Узнаю все.

***
Как лениво
март пролагает через жизнь мою
серые дороги.
Я не молюсь и не пою,
я не пою
свои псалмы убогие.
Серой душе – серые пути, все как надо…
Моя собственная историческая эпоха –
Упадок.

***
Коварным ягуаром проскользну
В твой мир.
Поймаю я тебя кольцом
Клыков своих.
В пещере, где на буро-красный камень
По капле падает огонь моей души
Я разорву когтями твою грудь
И загляну в нее,
Чтобы увидеть,
Что нет в тебе
Ни зла, ни сердца…

 ***
Я здесь живу. Не знаю, сколько лиц
Я видела, уродливых от счастья.
Я скрещиваю тонкие запястья,
Скрываясь за оградой из ресниц.

Такая рваная, разгульная судьба
Рядится в шлейф из карнавальных блесток…
Я сотню лет врастаю в перекресток,
Выпрашивая щедрые слова.

Я знаю – кто, я ведаю – когда,
За это время не узнать – не можно.
Я собираю подать - осторожно,
Подсчитывая вязкие года.

Я различаю лица – все не те.
Беспомощно протягиваю руки:
Не видят. Как и прежде близоруки.
Счастливые! Подайте красоте.

***
Огрызки в стакане, залитая скатерть, оплывший огарок.
Кривые обои, тупое окно и комод-перестарок.
Небрежный затылок, нелепые плечи, курящие руки…
И даже все это уже не поможет от скуки.

Останься спиной, не смотри - я тебя заклинаю.
Что делать с тобой, протрезвевшая, больше не знаю.
Тебе улыбаться, с тобой говорить, вообще - шевелиться…
Случайная связь, как и вся моя жизнь, ни на что не сгодится.

Чужой проходящий, свистящий из форточки ветер
И мысль механически: "Так
 получаются дети…"

* * *
Эх, жизнь-жестянка, божество в чахотке.
У алтаря - тщедушная трава.
И этот писковсхлип, застрявший в глотке.
Черт, я всегда в пророчествах права.

Да, встречусь с ним не раз еще - и что же?
От этих встреч хорошего не жду:
Узрев его глаза в толпе прохожих,
Какую злую вежливость прочту!

Зюйд-вест захлопнет пыльные портьеры.
Я не позволю божеству пропасть!
Пускай гусары и карабиньеры
Взродят во мне дипперпловую страсть.

О бравые цинизм и самоедство!
Начхать на все, плевать и растирать.
Задуй меня, зюйд-вест, обратно в детство,
Там хоть смогу фантастику читать.

Все так старо, что даже неприятно.
Но и себе не дам себя уесть.
Дуэль с любовью пахнет полем ратным -
Удар не в бровь, а в глаз. Не в жизнь, а в жесть.

***
Это странный урок –
долгий год без любви.
В беспорядочный плеск
рифм, не ждущих ответа,
жизнь толкнула меня
и шепнула: «Плыви.
В одиночестве – мудрость.
В молчаньи – обеты».

Это странная ночь.
Дальних окон глаза
золотятся и манят
зрачками ночными.
Слишком много миров.
В них проникнуть нельзя.
Это ночь. У окна
я живу рядом с ними.

Это странный союз.
Ночь оконных миров.
Я плыву между окон.
Я внутрь – не мечтала.
Может, просто боюсь
променять на любовь
мною созданный мир.
Целый год… Я устала.

 
* * *
В оконный мир моих ночей
Замкнуты двери.
Уже не мой, уже ничей.
Во что же верить?

Гремит железом водосток
И чувством горьким.
Оконный мой потух зрачок,
Забиты створки.

В стекло, как в зеркало, летя,
Глядятся птицы.
А в сердце бьется стук дождя -
В единстве слиться,

Где пульс, где капли по листве -
Понять стараюсь,
В единокровном их родстве
Не сомневаюсь.

Уже не различаю свет
И в этом каюсь...

***
Пусть жизнь похожа на пари.
Пусть глаз за глаз, пусть зуб за зуб!
Но я как Эмма Бовари,
Мой спящий дух немного туп.

Живу в придуманном мирке,
Комфортная самой себе,
Но хочется уйти в пике,
Но хочется наделать бед!

Живут мои мечты в домах,
Где запах денег – по ноздрям!
Люблю рассиживать в кинах.
И праздность. И парижский шарм.

И Достоевского. И блюз.
И саморефлексию-мать…
Друзей люблю. Людей люблю.
По жизни весело шагать.

Приятен внутренний покой!
Но выть так хочется порой.


 * * *
Ты сам появился задолго до неба
И жил, бедолага, в сплошном безвременьи.
Ни пива, ни рыбы. Ни мяса, ни хлеба.
Завидная участь - свидетель творенья!

Ты гид по профессии, волхв - по призванью.
Как путе-водитель ты мудр и классичен.
А я - твой Эдем и твое наказанье,
Мой жизненный цикл тебе необычен.

И сам ты - ну просто загадка природы:
Ни Бог, ни Адам. Ни творец, ни творенье.
Добряк и ехидна, глядишь на народы
И любишь острить о моем появлении.

Кому это важно - откуда я родом?
Ребро ли твое или горние страны...
Я в землю брусники, полыни и меда
Упала зерном - но гречиха, не манна.

Мы просто живем, никогда не ругаясь,
И выстроен дом на черте горизонта.
К нему ты спускаешься, я поднимаюсь,
Взяв в каждую руку по сумке и зонту.