Глава I. Он

 ***
Много воды утекло с тех пор… он стал забывать обо всех терпких ощущениях горечи, подступающей к горлу комком свернувшейся крови, и о легких касаниях трепетного восторга, когда тело насквозь пронзает столб света, резкого и звонкого, как бьющееся стекло. Его чувства покрылись слоем многовековой пыли, и, может быть, поэтому он казался себе седым старцем. Странно, как быстро стареет человек, оставаясь в одиночестве. Одиночество, словно прозрачная пленка, пеленает твою душу, как младенца, она укутывает противоречия и чувства, любое движение и желание… жить! Из энергичного, полного жизненных сил человека ты в мгновение превращаешься в дряхлого потухшего старика. Воспоминания уже не греют, и ты стараешься все меньше думать о прошлом, чтобы не чувствовать безликого холода, хватающего тебя за горло при каждом упоминании о жизни. Твоей жизни… он уже давно перестал думать, и долгими зимними вечерами (а ведь кроме них ничего не осталось: лето, осень и весна не выдержали его одиночества) он смотрел в одну и ту же точку однотонно-серой без единой шероховатости двери.

А ведь когда-то, мчась на бешеной скорости по бесцветному городу, в его голове бушевал ветер и мысли сыпались как грозди винограда после грозы. Пелена слякотно-синего свете, просочившись в углы его разума, укрыла все окружавшее его. Остался лишь он сам, реальность перестала существовать. Город, залепленный цветными огоньками фонарей, гирлянд и вечерних окон, исчез, растворившись в умах других… В нем же не было ничего, кроме боли и отчаяния. Он хотел лишь одного: уйти, уйти далеко-далеко, не видеть, не слышать, не вспоминать. Но что-то произошло, что-то изменилось, как будто тень несущегося по автостраде мотоцикла повисла в воздухе, и он увидел чьи-то глаза. Картинка медленно перемещалась перед глазами, пока не остановилась. Его поразил свет, струящийся из этих удивительных глаз. Потом он заметил развевающиеся на ветру длинные серебристо-черные в свете луны волосы и почувствовал, что кто-то взял его за руку. Пальцы были холодные, но от их прикосновения стало почему-то тепло и спокойно. Вдруг ему показалось, что он слышит чей-то голос, вначале он не мог разобрать слов, как будто он не знал языка говорящего. Прислушавшись, он понял, что говорит не один человек, а сотни. Многоголосье, кружась и захватывая все больше звуков и нот, увлекало его мысли в безумный танец. Мир вокруг стал похож на обратную сторону картины: мазки различных цветов как будто вихрем разбросало по пространству. А она все еще держала его за руку, и он понял, что происходит: это тишина говорит с ним на разных языках, и тьма рисует свои нелепые портреты… И тут все смолкло: на фоне безмолвного великолепия мрака он услышал свой шепот: «… Она пришла… Она ждет… Торопись! Она уже здесь…!». Все стихло…

… Он все еще летел на мотоцикле, только вокруг были не шумные улицы, а ночное поле, вдалеке все те же огни города,… а перед ним с быстротой молнии вырисовывались очертания здания, сливающегося с ночью. Он ударил по тормозам и упал в мокрую от росы такую же черную, как и все вокруг, траву…

Но теперь не было города, не было травы, не было голоса и не было Ее. Он забыл, что все это произошло с ним, хоть это случилось и не так давно. Тогда он был счастлив, что остался жив, и, судорожно хватая воздух, стал искать ее. Он оглядывался по сторонам, слушал свое сердце и внимал всем знакам, что встречались на пути. Он знал, что он ей нужен так же, как тогда она была нужна ему, боялся не успеть, торопился жить… слишком торопился.
А теперь… Что «теперь»? он не стал счастливым, но и не был несчастным. Он превратился в горстку бездушного пепла… Его глаза похожи на истлевшие угли костра… Горько, горько и страшно смотреть на него: всегда занят, всегда в делах, а внутри взвешенные частички пепла и… больше ничего. Распятая душа уже улетела, а тело по инерции движется вперед. Сейчас он уже ничего не ждет и не ищет… Он не ищет ее… Теперь, когда он ей ТАК нужен…