Сборник стихов и песен Муза странствий В мирах любви - неверные

СРОЧНО На четвертый Международный
 Волошинский конкурс поэзии.

Александр (Евгеньевич) Седов-Травник
 (12.04.1954 - ?..)

Книги стихов:
 «Слово» [Москва, Самиздат, 1977],
 «Второе слово» [Москва, ЛИБР, 1995],
 «Ток» (“Talk” [Москва, NIG ERA, 2000],
 «Три с половиной» [www. stihi.ru , 2003].

Дебют в периодической печати:
В Московском свободном журнале
 «Поиски» № 1
 [Москва, Самиздат, 1978; Нью-Йорк, «Детинец», 1979]

С тех пор – ряд публикаций преимущественно в России, а также в некоторых других странах.

Доселе никогда ни в каких конкурсах не участвовал.
Подавляющее большинство напечатанных ниже
песен и стихов не публиковал никогда.
Однако все авторские права защищены.

I. Крымское стихотворение – было послано Вам ранее.
II. По номинации «Муза странствий» –
1–7. Песни под гитару (музыка авторская) из цикла
 «Мой адрес – не дом и не улица»
 8–10. Стихотворения разных лет.
 III. По номинации «В мирах любви – неверные
 светила…» - 10 стихотворений разных лет
 II.

1. Цыганская песня

Ваши сумки в ваших руках ¬–
как аркан на бабках коня.
Ваша жизнь, истлевая в прах,
никогда не лопнет, звеня,

как узда, струна, тетива.
Вы не видите дальше стен.
Вас тропой не ведет сова –
жалких, сонных, сдавшихся в плен,

на галерах ваших работ
цепью жалких денежных сумм
вечно скованных… Что поет
ваш с душою порвавший ум?

Бога просите: «Сохрани ..!»
Что? – Живот? Багажную кладь?
Прямоугольные ваши дни
вашим плоским делам под стать.

Ваш фундамент – рыжая грязь.
Ваши стены – карточный дом.
Дунь, шепни – пропадет их связь,
вас расплющивая потолком.

Дма – на колёсах летят.
Дма – вниз по рекам плывут.
Вам не выдержать черный взгляд
тех, которые там и тут.

Ваша мебель – это гробы
ваших тряпок да ваших книг
Мы – романцы, дети судьбы –
каждый знак читаем без них.




Покажи-ка свою ладонь
со следами твоих корней!
Эту ветку спалит огонь,
если нету плодов на ней!

Улетайте, птицы-рубли, –
лучше к нам, чем к тебе в живот!
Он и так уж слишком велик.
Он тебя задавит, сожрёт.

Место неба, воды, земли,
Место неба, воды, земли,
Место неба, воды, земли
он займёт и тебя убьёт.
1982


2. Казань – наш остров Буян – Свияжск

Не Бухара, не Анкара, не Мерв…
Всё здесь мертво – каждый мускул и каждый нерв.
Пальцем в пустое небо – твоя мечеть…
Головы вниз! – Чт нам туда глядеть!
 Пальцем в пустое небо – твоя мечеть…
 Головы вниз! – Чт нам туда глядеть!

Принял казан горе-полынь в отвар.
Травный народ в корне несёт «тартар».
Старый Кабан отравлен. В яйце – дракон.
Дух обезглавлен. В детском саду наш сон.
 Старый Кабан отравлен. В яйце – дракон.
 Дух обезглавлен. В детском саду наш сон.

Зелень кругом. Зелень да синь воды.
Мы – островком в море чужой беды.
Вон за водой – крепость и старый храм.
С этой бедой надо сразиться нам.
 Вон за водой крепость и древний храм.
 С общей бедой надо сразиться нам.




Из общежитий сделали желтый дом.
Души, летите старым седым гуртом!
Тело измокнет. Рифмой сведётся рот:
(«Илла-ла иллах э Мохаммеду расул- лла!»).
В клеточку – окна… Только во сне – полёт.
 Тело измокнет. Рифмой сведётся рот:
 («Чертог Твой вижу, Спасе мой украшенный,
 И одежды не имам.
 Прими же облачение духа моего, Светодавче,
 И спаси мя!»)
 В клеточку – окна… Только в тьме полёт.

Входишь во тьму. Слышишь: «Привет! Салям!» –
Сядь на кошму! В пальцы прими калям!
Девы уложат. Дивы нальют вина. –
Радужной дрожи стань голова полна.
 Девы уложат. Дивы нальют вина. –
 Радужной дрожи стань голова полна.

Утром – плыви, в дебрях пили дрова.
Холод в крови – значит, душа жива.
Вон полумесяц; рядом – твоя звезда.
Поступь тверда. – Прямо иди всегда!
 Вон полумесяц; рядом – твоя звезда.
 Поступь тверда. – Прямо иди всегда!

Не Бухара, не Анкара, не Мерв. –
Всё здесь мертво – каждый мускул и каждый нерв…
………………………………………..
Вон полумесяц; рядом – твоя звезда.
Поступь тверда. – Прямо иди всегда!
 Август 1987


3. Ростов-Дон – Старочеркасск – Новочеркасск –
 – Азов – Танаис

Земля – как черная зола,
Закат – огонь да терракота.
Степей осенних позолота,
в ночных кострах гори дотла!


Славян, цыган, черкесов дом, –
полна лазури дельта Дона.
В контексте черном и червонном
наш лепет вдом и ведм.

Здесь в каждом доме спит клинок.
Здесь винтят по косому взгляду.
Здесь наивысшая награда –
кутья да чистый туесок.

Папаша, не жалей сынка,
гляди на ката без боязни –
и на моей публичной казни
не станет мокрою щека.

Ступай в палату, бедный раб,
точи топор за пайку хлеба!
Нас расчленят под чистым небом
да над толпой ревущих баб.

Взлетим! А ты останься там,
на рынке жуй плоды вершины –
и, не вкусивши сердцевины,
ползи от тела сына в храм.

Ты поздно понял, что к чему.
В седло не прыгнешь, как когда-то.
Святой симметрией сармата
не поразишь позор и тьму. –

И больше нет огня в углу,
где голь браталась с басурманом,
где наши кости под курганом
смешались в общую золу.

Ставь парус к ветру, Одиссей! –
Ищи пророка в царстве мёртвых!
Он – снова в белом, в лапах чёрта,
в домах меотов меж степей.




По Дону – вдоль, за рядом ряд,
на Темерник – вороньи клики. –
И тростника казачьи пики
в крови заката говорят.

По Дону – вдоль, за рядом ряд,
на Темерник – вороньи клики. –
И тростника казачьи пики
в крови заката говорят.
Ноябрь 1987


4. Остановка в пути: Москва, Соколиная гора, 2-я инфекционная больница, мужское отделение острых желудочно-кишечных инфекций, диагноз – дизентерия.
 Холерная румба.

Моя маленькая Шамбала –
четыре стены да пол!
Болтать болтуну пристало,
зачем ты сюда пришёл!
Здесь часто пустеют койки.
Заразы полон живот.
В руке – ни вилки, ни «мойки». –
Терпи да бейся как кот!

Моя маленькая ульпана,
дави-ка токсичный страх!
Давно не кажется странным
говно в испанских тонах.
В коммуну заперта дверца.
Сион богат и далёк.
Гори, гори, моё сердце,
вари, вари, котелок!

Моя маленькая обитель,
какой изысканный смрад!
Бездушной планеты житель
лишь духом нынче богат.
Выходит дух не шанельный,
а запах адских трясин –
но песенкой колыбельной
утешит мамочку сын.

Моя маленькая невеста,
мой сладкий и нежный рай!
Как мало мы спали вместе!
Скорее меня предай!
Оденься в феньки да цацки,
давай во-плоти уют! –
А нас на тачке-коляске
прозекторы расклюют.

Моя маленькая могила,
волшебная колыбель!
Всё высшее – в наших силах!
Белее снега – постель.
Глухое стынет оконце.
Стерильно прячется лес.
Свети, закатное солнце,
с родных и близких небес!

Моя маленькая Шамбала,
моя маленькая ульпана,
моя маленькая обитель,
моя маленькая!..............
Середина декабря 1987


5. Абхазия. Ахаль Афон (Новый Афон).

Плод мандарина да губы девы сладки.
Ласки теплы. Бродяге снится очаг.
Только без посоха нет чистой руки,
а без котомки не дашь истинных благ.

Пальмы, магнолии да кипарисы зовут.
Только за всё, что блестит, – душу отдай!
А под корнями всем дарящим – уют.
ну а затем, конечно, – конец и рай.
А под камнями всем дарящим – уют.
ну а затем, конечно, – конец и рай.




В сердце пещеры вползти черной змеёй,
в недрах горы сберечь всё то, что познал.
Вместо короны – руины над головой,
вместо дождей – слёзы плачущих скал.

Это капель звенит и в твоей груди.
Все сталагмиты – свечи в твоём дому.
Пальмы махнут ладонями: «Уходи!»
Больше платить им нечем и ни к чему.

Только ночами вверх, серпантином змеясь,
В горную крепость ползти выть на луну.
Тысячи лет отсюда карали грязь,
умерли, дав нам свет и тишину.

Руки горных дубов обвили плющи.
Зелень глядит на море, бурю и град.
Крест животворный в небо ведёт в ночи.
Пали столпы, но башни замка стоят.
Крест животворный в небо ведёт в ночи.
Пали столпы, но башни вечно стоят.

В сердце горы вползти тихой змеёй,
а над землёй – мир, свет и покой.
В сердце Земли вползти мудрой змеёй,
а над Землей – свет, Бог и покой.
Декабрь, католическое Рождество 1987


6. Дорога обратно. Скорый поезд «Сухуми – Москва»

Ночные тамбуры – как кельи,
исповедальни на колёсах.
От чачи да сырца – веселье.
Клади на полку плащ и посох!

Пусть двое суток – до вокзала;
пустой желудок – не кручина!
Коль денег нет, калорий мало, –
бесплатно хаш нальют грузины.



Здесь нет блюстителей приличий,
но все – враги фальшивой позы.
Караганда толкует притчи.
Из-под Смоленска льются слёзы.

Работа ждёт. Хана сберкнижкам.
От сумок бабы крючат спины.
В Норильск и Воркуту детишкам
везут из Гагры мандарины.

Вползают сквозь окно морозы.
Цыганки за стихи гадают.
А зэки – жертвы силикоза –
кайфуют в двух шагах от рая.

Поёт солдат прекрасной даме.
На жар души не дали дров – но
отсюда правят городами,
и здесь любой совет – верховный.

Ночные тамбуры – как кельи,
исповедальни на колёсах…
Ночные тамбуры – как кельи,
исповедальни на колёсах…
Ночные тамбуры – как кельи,
исповедальни на колёсах…
Конец декабря 1987
 

7. Эстония. Нарва – Нарвайыэсуу (Усть-Нарва)

Вот небо, зимний лес и снег.
И в этом сине-чёрно-белом –
лети стрижом из века в век,
за дух расплачиваясь телом!

Здесь нет ни крови, ни огня.
И в недрах высосаны вены.
И васильковых глаз родня
слов вбирает постепенно.



Ведь над отравленной водой,
над изуродованным лесом
ты, может быть, – уже чужой,
мешая истину с прогрессом!

Ужели лёгкий твой полёт,
твой вольный крик из башни серой
боеголовка перебьёт
и вдавят в землю БТРы?

Поймёт ли хлопец на броне,
что отсекает смерти график
его от собственных корней,
генеалогий, этнографий?..

Рождайся вновь, огню назло.
Вплети подруге ленты в косы,
возьми привычное весло
да выйди в море за торосы!

За пеной скройтесь, маяки!
Да не останутся в неволе
два замка, брега реки,
две веры, памяти и боли!
Ноябрь 1988


8. Песня викинга

Лёгкие, вам что-то нелегко
горьким и горячим
воздухом страны моей дышать!
Хрипами наполнились вы, лёгкие!
Вижу наяву

как засохли вербы над рекой.
И, согнувшись, плачут,
словно от бездушия душа!
Край болота! Ночью сяду в лодку – и
в счастье уплыву!



Как хребет, надломлен лодки киль
и кокоры рёбрами
в тине, оголённые, торчат.
Что же делать? Оставаться скованным
берегом родным

и, вдыхая в полумраке гниль,
щёлками недобрыми
взгляды посылая невпопад,
увязать повязанному снова – и
гнать гортанью дым? –

нет! Возьму весло, возьму топор.
Будет лодка снова –
лёгкая, послушная, моя!
Хватит, хватит причитать: «Не поздно ли?»
Снова всё создам!

Так решали предки с давних пор:
Раз лишился крова, –
значит, надо пересечь моря.
И, причалив к чуждому мне острову,
брошу якорь там.
 1978


9. Из Армянского цикла. Дилижанская элегия.

Чеканно-бронзовые горные дубы
пребудут пепельными, листья уронив.
В краях, далёких от работы и судьбы,
негромкой флейтой – нескончаемый мотив.

Об одиночестве, о схватке с ветряной
постылой мельницей, о сломанном мече…
Сухие листья. Тишина. Покой и зной.
Гора, лежащая с дубравой на плече.

Как счастлив тот, кто, молча тронув акварель,
отдаст бумаге мягкий свет! Как счастлив тот,
чей дословесный забродивший крепкий хмель
в осенний воздух потечёт потоком нот!

Паденье жёлудя в упавшую листву –
да хриплый крик далёкой сойки на горе,
свинцом и медью подчеркнувшей синеву
небес Армении в затихшем октябре.
 Октябрь 1982


10. Гимн горному лету

Тебе
да твоим глазам,
идущим моей строкой,
теперь
я признюсь сам,
как сладко – убить покой,

стараясь
из сотни дней
 не выудить ни строки.
Не каясь,
иди скорей
 к ущельям в ученики!

Барокко – платан и граб,
 а готика – ель и тисс.
Из пальцев древесных лап
 карабкайся вглубь и ввысь.

Туда, где боится лес
 расти,
 где всегда ветра,
откуда ведут с небес
 пути
 на костёр и в храм.

И, как три любви, сравни
 Карпаты, Кавказ и Крым! –
Пускай роковые сны
 луна передаст другим –




К вершине!
 А под тобой
 играет
 дракон из туч,
равнины
 закрыв спиной,
 глотает
 червонный луч.

Глазами обрывы смерь,
 и вздрогни, и оглянись,
И сам рассуди теперь,
 зачем нам спускаться вниз.
 Июнь–август 1977


 III.

1. Магдалине. Вторая встреча.

Не прячь глаза:
не бывает дорог назад.
Взвесь все «против» и «за»
и скажи, что хочет сказать
и узнать
твой тихий взгляд…

А вечер знал,
что сказать… Но ведь он молчал!
Звезды глаз и лунный оскал
осветили мой тронный зал –
и я сказал:
 
«Войди в мой дом!
Мой дом – это всё кругом.
Ты это поймешь потом,
пугаясь моим путём
пойти…
Давай, войдем!»



И ты вошла,
и ночью кораблик сожгла.
Тебя рассмешила зола.
Теперь ты не так смела,
как была!..

Нечеловеческих сил
я от тебя не просил.
Я должен идти один.
Мой крест – впереди. Аминь!
И тщетно ночью и днём
тщедушных всходов мы ждём!..

А небо рыдает дождём.
да, небо рыдает дождём,
небо рыдает дождём…
 Март 1972

2. Магдалине. Предпоследняя встреча.
(Из цикла «Распятие с предстоящими»)

«Уж он-то, конечно, с ней..!»
Глаза на левкасе слепы –
и ты не видишь камней
за пазухами толпы.

«Блудница», – скажут, – «пророк»…
Как нас с тобой ни зови –
настал бескорыстья срок:
отдаться, да по любви…

Я сник, как в давилке мышь –
и сверху трудно шепнуть:
«Если ты мне предстоишь –
всё, что было, – забудь!»
 Декабрь 1977







3. Бунт

Ты ловишь взгляды
и глотаешь слова:
«Зачем?..» «Не надо!..»
«Недобра…» «Не права…».

Но вот, любуясь,
скажешь: «Глупо. Увяз.».
Помянешь всуе –
и отмеришь семь раз…

Ах, чести-мести,
как заучена роль!
Поставишь крестик
на предложенный ноль…

Как глупо, милый,
все победы твои –
в игре дебилов
«боевые ничьи»!..

Опять пророчишь?
В сотый раз повторил?
Уже не хочешь? –
Или нет больше сил

погладить плесень
на холодной стене,
проплакать песню,
как собака – луне?..

Визит бесплоден:
слишком рано ушёл.
Как ты свободен!
До чего хорошо!
 Весна 1975






4. Визит
(метрика – антисапфическая строфа,
 придуманная автором)

Войдя в дом, где ты живешь,
смогу увидеть я ясно,
что здесь ты – совсем не та;
что те дни – игра и ложь.
А эти стены
мне скажут,
какой ты
пыталась стать.

Увы, вот – таков финал!
Грядёт развязка. Ждут будни.
Искал клад – да не нашёл.
Глаза – лёд: не там искал.
Смешная сказка.
Бьёт в бубен
блажной шут –
шальной глагол.
 Январь 1978

5. Разговор с Кантом

Философ Кант! Непостижимый Кант!
Пред ней – хоть слизняком ползи на пузе!
Зачем ей твой космический талант
и тьма трансцендентальнейших иллюзий?

Ты был в экстаз и в вечность погружён.
Ты, как всегда, ворочал мирозданьем –
и как-то выпал из земных времён,
и опоздал к невесте на свиданье…

«Я занят!» – Слова её трубят,
и голос – звон фальшивого металла.
Она уже с другим. А про тебя
подружка ей на ушко нашептала.




Галактики не смогут дать ответ
на «С кем она?» – глупейший из вопросов.
А по земным годам – немало лет,
и так немного сделано, философ!

Тебе, наверно, не продолжить род!
Конечно, на тебе разумно кончить,
в науке – гений, в жизни – идиот!
Она права: она попроще хочет!

Ты не наполнишь платьями комод.
Она не любит звёзд… Бедняга «третий»!
Пусть он её на виллу повезёт
в вишнево-золотом кабриолете,

чтоб делать с ней в роскошной неге то,
что светом счастья солнце затмевало.
А ты с твоей великой нищетой –
Забудь её! – Таких, земных, – немало!

Вселенная одна всегда верна,
но холодна... Мы верностью ей платим
ночами без любви, тепла и сна,
под звездами в слияньях без объятий.

И вот по Кенигсбергу носишь ты
в портфеле мудрость, боль и бесконечность.
Умрёшь – и смогут гиды у плиты
твоей любовной драмою развлечь нас.
 Июнь 1980


6. Об истинах

Совсем ни к чему – изменить этот мир,
буквально по буквам его постигая…
Ты долго блуждал – и явился на пир,
где каждая истина бродит нагая

и жаждет немедля отдаться тебе.
Но ты-то горазд на высокие чувства,
настойчиво оберегая от бед
вершины науки, полёты искусства.

А истины в жар эротических поз
тебя завлекают, и – «ларчик-то просто…».
Ты с ними бы рад целоваться взасос,
но – не прекращая духовного роста! –

А эти стервозы хотят опустить
и сгладить твои небывалые выси!
Не выведет здесь ариаднина нить –
Curriculum Vitae. Уловок из лисьих,

коварных, тебе превозмочь не дано.
Конечно, нельзя – развиваться без истин!
Ну, что ж, – погружайся-ка в блуд и вино,
Меж них, сумасбродок, рассудок очистива!
 25 января 2000

7. Орлянка

Свобода и одиночество. –
– Орёл и решка.
Кидать монетку не хочется.
А ты не мешкай –

и небо чёрно-свинцовое
над стольным градом
тебя пленит – не оковами,
а маскарадом,

где лица вьются-сменяются
как маски в пляске,
и взгляд на взгляд – не гоня лица,
без зла – без ласки.

Застыли лица в автобусе,
текут по скверу.
В них – ни надежды, ни робости,
ни даже веры.

Но вот погонят заботы их
по их квартирам –
– и станет всё так отчётливо,
светло и сиро.

И лица бывшие прежде, – тех,
кто спал с тобою,
вдруг вспоминаются, нежные,
перед грозою;

вновь губ как будто касаются
в восторге тихом…
Знать, – поминают, красавицы,
добром – не лихом!

А тучи, ветрами полные,
летят и дышат,
роняя громы и молнии
на наши крыши.

И ливни шепчутся с листьями
в излётё лета
про всё, что стоит немыслимой
шальной монеты.
 7 августа 2000

8. Вдвоём осенью

Золото вокруг заменяется на медь под ногами,
и над головами всё чаще – не лазурь, а свинец.
Нежному теплу неизбежно приходит конец.
Так рутинным бытом пригашается любовное пламя.

Но когда любовь – то и быт согравает её.
Но когда душа – то и слякоть она светоносна.
Поблагодарим же этот год нулевой, високосный,
медленно и тихо бредя по аллеям вдвоём –

одухотворённо, как парус по безвестной лагуне;
трепетно-пронзительно-сладко, как смычок по струне.
Нежно наполняешься ты тем, что созрело во мне;
небу раскрываешься… А ветер-то затихнет, то дунет.

Дай-ка мне ладошки – вот я их согрею сейчас.
Вот ведь как вышло: это сердце – в твоей ладони!
Осень царит, золотом сорит на троне –
всё на медь разменивая кроны осыпая на нас.

Смотри-ка: свинец и ртуть – в багровых пальцах заката.
Что ж, это – намёк: пора надолго забыть синеву…
Всем тем, что вокруг сейчас творится – творю, живу,
слагая к твоим ногам всё это… Как небу близка ты!

Как мне ты близка! Как я недалёк – во всём
холодном, пронзительном, ветреном и мятежном!
Но ты…
 Но тебя…
 Но мы…
 Но это…
 – И нежно
как две ладони сомкнёмся, будто свечу несём.
 22 октбря 2000

9. Очаровательным эмигранткам

Красотки, вас мы не забудем!
«Земля тряслась как ваши груди»,
когда вы плюнули на знамя
отчизны, двинувшись стадами
в края, где вас не ждут!
Здесь – воины-интернацисты,
затем – садисты-гуманисты
и педерасты-моралисты,
да президенты – экс-чекисты –
– «все промелькнули перед нами,
все побывали тут!»
Вы там рожаете детишек,
а здесь – и нас самих излишек.
От Кенигсберга до Тибета
«лежим дремать мы у лафета». –
Да уж какой тут сон! –
Ложь да оружье здесь – товары.
В Кремле – Лубянка, в Думе – свары.
Мечтают снова коммунары
загнать на лагерные нары
яйцеголовых – нас… Всё это
и вас погнало вон.



О, сколько же влагалищ нежных,
грудей упругих, губ прилежных,
ладошек жарких, глаз безбрежных,
умов лихих, сердец мятежных,
махнуло за бугры!
Теперь одну седьмую суши
не возвышают ваши души.
Да и тела – чужие туши
венчают!.. Но в безмерной чуши,
да не «безмолвно, безнадежно» –
– безбрежно мы щедры,

здесь оставаясь – идиоты,
клинические патриоты.
Целуя нежно наши выи,
здесь услаждают нас другие
красавицы – не вы!
И – «сколько счастья, сколько муки»
таят любовные науки!
Мы каждый раз, как джеймсы куки,
вновь открываем эти штуки –
в «сороковые роковые»,
как в двадцать лет, резвы!

«Вам не видать таких сношений!» –
пленительней и вдщохновенней,
чем здесь, где крепнут наши чувства
в боях за разум и искусства!
Но вы вдали – не зря:
«Ведь были ж схватки родовые –
да, говорят, – ещё какие!»
Знать, размножается Россия
в диаспоре и ностальгии –
не здесь, где скоро станет пусто,
детей своих творя!








Не только «собственных Платонов
и быстрых разумом невтонов»,
но афродит, елен прекрасных,
лаур и беатриче разных,
да и манон Леско,
Россия-мать плодит по свету,
одаривая всю планету,
сама подобная клозету…
Но русский дух высок! И это
весь мир усваивает страстно –
и пользует легко!
 Сентябрь-октябрь 2000

10. У пруда

Как описать огромный тихий пруд,
печальные задумчивые сосны?..
Куда ты рвался – там тебя не ждут.
А там, где ждали, – зря прождали. Поздно…

Седыми облаками – кроны ив,
и небо – пламенеющим агатом…
Ты так летал, удила закусив,
что сам себя воображал крылатым!..

Теперь – гляди: вода и мягкий свет.
Всё снова – так, как в доброй детской сказке…
Сладки воспоминания – да нет
надёжной дружбы в страстной женской ласке!..

Слегка дрожит июльская вода.
В ней отражаясь, тихо меркнут кроны…
Вот так печали канут без следа,
и ты уйдёшь тропинкою зелёной.

Уйдёшь – и всё!.. Останутся слова
в стихах, статьях и начатых работах.
А здесь родные – лес, вода, трава –
тебя забудут, не вникая, кто ты.
 20.07.2003