Серебряная пуля

Ещё не жаркое сентябрьское воскресное утро уже ознаменовало начало нового дня. Ничто в нём не предвещало каких-либо потрясений. Иней прибил пыль на обочинах, отчего воздух был чрезвычайно свежим и даже прохладным. Население города Потёмкина просыпалось медленно и готовилось к ярмарке, которая имела быть в это утро на центральной площади. Надо сказать что в прежние времена потёмкинские ярмарки славились разнообразием товаров неописуемым. Здесь можно было найти всяческую контрабанду привезённую сюда прямо из Одессы. Охотников у нас до контрабанды было великое множество, особенно женского роду. А бывало и такое что, купив какую-то заморскую безделушку, наши бабы не знали как её употребить. Но и на этот случай было у нас готово решение. Алексей Купидонов, тогда ещё студент, всегда был готов перевести инструкции надлежащим образом, а если где надо, так и показать наглядно,- и всего-то за один целковый. Да что там контрабанда, у нас и скот-то был замечательнейший, особенно рогатый, и ценился подчас превыше людей. Тем и гордились. А вот с овощами-фруктами это как когда, ну там год, например, был засушливый, или скот всё поел совершенно. Но были и урожайные годы.

Солнце уже припекало кое-где. Мужики запрягали лошадей и грузили товар на подводы. Бабы кормили домашнюю живность и прихорашивались, закусывая на ходу вчерашним пряником. Как и в прошлые годы, большой прибыли от ярмарки ожидал местный помещик Ерофей Кузьмич Жменя, человек в высшей степени благоприятного образа мысли и чрезвычайно солидной внешности. Откушав кофею со своей супругой Ефросиньей Спиридоновной, Ерофей Кузьмич не спеша обошёл все свои подводы выстроенные в ряд, и оставшись доволен крикнул: «Трогай!»

Не любивший долго спать по долгу службы своей в бытность свою тайным советником, а ныне известный всему городу в качестве частного сыщика, Пётр Аполлонович Подноготный, не спал уже давно, а прищурив левый глаз осторожно наблюдал беспорядочное движение муравьёв на столе, явно привлечённых остатками сладкого чая в блюдечке и хлебными крошками. Затаив дыхание и ещё раз осмотревшись по сторонам, Пётр Аполлонович вскочил с дивана, накинул на плечи слегка потёртую но всё ещё пристойного вида шинельку, доставшуюся ему в подарок за долгие годы преданной службы, и вышел на улицу посмотреть что там и как. Отец Афанасий уже суетился в храме, приводя его в божеский вид после недавних торжеств по поводу венчания рабов божьих Панкрата и Пелагеи Новосёловых. Венчание затянулось аж до полудня, и из-за жары народ потребовал чтоб столы накрыли прямо в храме. Батюшка и не стал спорить, потому как и сам изрядно проголодался. Местная гадалка и ведьма якобы французского происхождения Франсуаза Жулье, уже собравшая все свои гадальные карты, снадобья, и всевозможные чернокнижные справочники и рассовав их по карманам, так как ей всегда надо было думать о том как уходить с позиций в случае неблагоприятного исхода событий, - чинно допивала свой настой болотного ила на дохлых улитках, и предвкушала знатный барыш. Владелец галантерейной лавки и пол-дюжины других коммерческих предприятий, худой и долговязый Никодим Степанович Доход обходил свои лавки и нервным взглядом досматривал всё ли готово к предстоящей ярмарке, и всё ли выставлено наилучшим образом.

Дворник Прохор по прозванию Чистоплюй, прозванный так из-за привычки дурацкой своей где ни увидит что чисто, так надо обязательно плюнуть, - ещё не проснулся. Храп его, уже по-тихоньку заглушаемый птичьим пением, служил лишним доказательством того что наступило воскресение, ибо во все остальные дни, Прохор вставал раньше всех чтоб успеть подмести подъезды всех вышеупомянутых господ и с каждого заполучить заветный рупь на опохмелку.

И вдруг, откуда ни возьмись, послышался неимоверный грохот и случилось землетрясение. Всё население Потёмкина буквально замерло на несколько минут. Затем, те кто уже успел добраться до площали, где имела быть ярмарка, увидели нечто совершенно неописуемое. Их глазам предстал вытянутой формы предмет, в высоту чуть повыше батюшкиного храма, а в ширину где-то в три с половиной Ефросиньи Спиридоновны, жены Ерофея Кузьмича Жмени. Предмет этот был совершенно зеркальной поверхности и даже кое-где отливал серебром. Слава богу что ярмарка ещё не началась, потому как предмет этот угодил аккурат в середину площади. Повремени он часок-другой, и Потёмкину был бы нанесён значительный урон в живой силе. Поначалу бабы все стали прятаться в подпольях, а мужики доставать заржавевшие обрезы, тесаки и вилы. Но видя что предмет этот никаких агрессивных действий не предпринимает, поуспокоились и стали кругом, наблюдать за дальнейшими его проявлениями. Круг этот становился всё толще и толще. Задние напирали, а передние боялись переступить невидимую черту. В совершенной тишине были слышны только гам воробьёв и храп Прохора, который от такой напряжённой тишины вдруг проснулся и заорал матом на всю площадь, думая что уже допился до того что полностью оглох. От такого неожиданного поворота событий, народ на площади вновь оживился и стал наконец вовсю обсуждать что ж это такое принесла к ним нелёгкая, да ещё и в день ярмарки.

- Наверно пуля какая-то, - сквозь зубы произнёс Подноготный, но его никто не услышал. Тогда он скинул с себя свою шинельку, и оставшись в одном исподнем, прочистил горло, и сказал уже во всеуслышанье, - Это ж пуля!

- Да ну, барин, нешто теперь пули такие отливают, - возразил местный старожил Гаврило Бессмертный ртом, в котором зубов практически не наблюдалось. Он был настолько стар что и сам не помнил ни своего отчества, ни сколько ему было лет. Гаврило в третий раз попытался переступить невидимую черту, но видимо решил что как бы ни был он стар, всё же помирать из-за какой-то пули резону пока не было. Надо было всё-таки разобраться какую такую чертовщину бог послал им в день ярмарки. И какой в этом был тайный смысл...

- Вот же басурманы придумали! – с очевидной неприязнью и даже ненавистью процедил Жменя, потому что уж надо было уже что-то сказать для поддержания пристижа его семьи и купечества в целом.

- Это ж сколько на эту дуру пойдёт меди, да на покраску потом! - удивлялся Никодим Степанович Доход, - а, ну вдруг она не туды попадёт? Это ж сколько денег зря заплочено!

- Да нет же, господа, это вовсе не пуля, это какой-то инопланетный п’ъедмет. Смот’ъите как он сияет и от’ъажает всё! – восторженно крикнул Фаддей Фаддеевич Спасский, местный доктор, человек весьма начитанный, и отнюдь не лишённый определённых познаний в науках естественных, но однако никоим образом не инопланетных. - Смот’ъите, как он дивно стоит! Словно его кто на попа поставил.

Услышав про попа, народ вдруг заговорил о нечистой и решил потребовать у отца Афанасия детальных объяснений. Отец Афанасий, хотя и не страдал дефектом речи, не нашёлся что ответить и зачем-то побежал в храм.

- Глядите, господа, да у ней какой-то крен наблюдается, - заметил Купидонов, который до сих пор числился студентом и ничего против этого не имел.

- Хрен – слово неприличное, и при дамах произносить его я не позволю! – погорячился Подноготный, человек весьма интеллигентный, и безупречно следящий за соблюдением этикета.

- Да не хрен, а крен, - как у Пизанской Башни, - попытался оправдаться Купидонов. Но Пётр Аполлонович, уже раскрасневшийся как рак, не дал ему договорить:

- Вы, молодой человек, много себе позволяете! Выбирайте выражения...

Тут прибежал отец Афанасий и окатил таинственный предмет святой водой из ведра, но никакого эффекта после этого не последовало. Все в недоумении смотрели на батюшку. Неприятная пауза затянулась, и отец Афанасий, не выдержав такого давления общественности на церковь в его лице, небритом и опухшем, перекрестился и сломя голову опять убежал в храм. Впечатлительная мадам Жулье тоже перекрестилась, но убегать никуда не стала.

- Notre poule en votre cour*. – заключил многозначительно доктор.

- Да что там кур! Такой дурой и лошадь можно укокошить! – послышалось из толпы.

- Во деревня! – заметил Купидонов высокомерно, - это доктор по-латыни сказал, - мол, наши пули в обмен на ваших курей.

- И сколько б вы, Ерофей Кузьмич, дали бы курей за такой товар? – заискивающе поинтересовался коммерсант Доход.

- Все от потрохов зависит.

- Ну, то есть, сколько курей со всеми потрохами, я имею ввиду?

- Да нет же, от ейных потрохов, - объяснил Жменя, указуя хлыстом своим на серебряный экспонат.

Первыми свой страх перед неведомым одолели дети. Они шумной гурьбой окружили таинственный предмет и громко смеялись над своими искажёнными отображениями. А после даже стали рожицы в него строить и потешаться пуще прежнего. Взрослые же, видя такой непредвиденный поворот событий, тоже стали по-тихоньку приближаться к странному предмету. Они трогали его руками, стучали в него ногами, а кто-то даже и укусить попробовал. Толпа опять пришла в крайнее оживление. Некоторые стояли поодаль и обсуждали как бы им распилить эту диковину и поглядеть что есть у ней там внутри, а после и применить её в хозяйство.

- Из неё бы знатная крыша получилась, дома этак на три-четыре.

- Зачем же такой ценный товар на крыши переводить?! Можно бабам зеркал понаделать и недурственный капиталец на этом сколотить.

- А по-моему, это п’ъиоб’ъетение надо неп’ъименно сдать в музей! Да, именно в музей, для дальнейших исследований.

Время уже было к вечеру. Потёмкинцы постепенно растеряли интерес к диковинному предмету. Кто вдруг вспомнил что с утра ничего не ел, а кто и о том что вот, стало быть воскресение, а мы ещё ни в одном глазу. Народ расходился по трактирам, оставляя таинственный предмет, уже изрядно покрытый пылью и даже местами заплёванный. В последущие дни уже никто не обращал на него внимания, и только дети от нечего делать изредка собирались вокруг него и пальцами выводили смешные рожицы на его когда-то гладкой поверхности.

Через месяц после вышеописанных событий, Никодим Степанович собрал артельщиков и порезал серебряный предмет на мелкие кусочки. Внутри у него обнаружилась абсолютная пустота. Если и было там что, всё пропало начисто как это у нас водится. Артельщикам досталось по червонцу за работу, а Доход намастерил из них рубанков и продал по червонцу за штуку. Он после хотел ещё дарственную надпись на них определить, но поскольку уже продал с дюжину, то не стал наводить тень на плетень. В последствии инцидент этот окрестили Серебряной Пулей. Правда, года три спустя в Потёмкине, никто уже о нём и не помнил. Спросишь кого, мол, а не помните ли вы тот случай с Серебряной Пулей, так вам ответят, дескать, мы в вампиров не верим...


* Notre poule en votre cour (фр.) – Наша курица на вашем дворе