Поэма о пустом человеке

Первая часть: Смерть поле жизни.
Сердце бьется не спеша,
Прогоняя кровь по венам.
В каждом свет и в каждом тьма,
В каждом ангел в каждом демон.

 Луна и город
Зима, во мраке ночи мерцают звезды, но полная луна
Выкатилась из-за туч и затмила эти блестки.
Она как королева вышла на небосвод.
Одна единственная и неповторимая, тени заводят в честь нее хоровод.
Ветер, неудержимый и резкий тоже хвалу возносит,
По улицам пробежит да шапки с редких прохожих сбросит.
Нельзя в головном уборе при даме дань этикету.
Тучи расходятся, уступая холодному свету.
Реки - слуги вечные, волнуются и трепещут.
На глубине беспокойно рыбы безголосые шепчут.
“Пришла госпожа!” Молвит волна с волной,
Но их ни кому не услышать все сковал лед, где хрупкий, а где и не пробивной.
Люди! Понастроили городов до чего глупые человечки.
Сами из домов выползут поклониться, природа не дает осечки.
Вот один вижу, вышел на балкон, а холод то зверский.
Но тот ни чего не чувствует желание одолело и приступ наверное резкий.
Утверждают болезнь такая, шалят нервы.
Скорее всего, тут врачи правы, их доводы зачастую верны.
Очнулся, спохватился, поежился, испуг, наверное, жуть.
Не жарко, понимаю, по венам течет не ртуть.
А если бы даже и так, куда страх денешь.
Память она не свитер и не рубаха надоела, не переоденешь.
Публика эта разношерстна, одним словом лунатики.
Вот час назад веселились, вели беседы, а сейчас ни чего не соображают словно фанатики.
Это все она куролесит, это ее власть.
 Нынче ей верховодить, а слуги должны на колени пасть.
Бой часов, двенадцать ровно – полночь пришла.
Время бесовское и таинственное, сейчас вершатся неотложные дела.
Две девушки прилично одетые, жаль не видно лиц, тьма,
 Стоят на центральной площади, оглядывая дома.
- Бессонный город все в окнах горит свет.
Он развивался несколько сотен лет.
- Что тут было раньше, одна пустота да степь.
- Сейчас все по-другому, что творит человеческая плеть.
- Почему плеть? позвольте мне вас спросить.
- Знаешь, люди не могут без гнета жить.
- Вы так уверенно говорите, словно это нерушимый факт.
- Да представь, человек верует в Бога, но заключил с Сатаной пакт.
- Ах, мне кажется не наши это проблемы да заботы!
Мы и так опаздываем на торжество у нас много работы.
Обе в миг обернулись к дому городской мэрии, и пошли наискось ко дворам в тень.
Со временем, растворившись в ней словно в ночи день.
Надо сказать, что поднялась снежная буря, разогнавшая всех случайных зевак
И по скользким тротуарам бессонного города шлялись лишь несколько подвыпивших гуляк.
Да и те спешили явно найти себе место потеплее.
Правда, где именно они хотели его искать? Ну да им виднее.
И никто не обратил внимания на едущую, по улицам старой части города, карету,
Запряженную четырьмя лошадьми, и стремительно летящую без ямщика, повинуясь лишь лунному свету.
У обочины таинственный экипаж остановился и как бы замер, на миг,
А из окошка высунулась голова одноглазого, седого, как бы пирата проходившего не мало морских лиг.
Он с раздражением поглядел по сторонам, что-то выкрикнул, серьезно волнуясь,
Указал на ближайший переулок и экипаж понесся туда, беспрекословно повинуясь.
Лошади, бесшумно стучащие копытами по асфальту заснеженному,
Явно устали, наверное, от долгой дороги, но скакали быстро и вели себя по-сдержанному.
Вслед за каретой, оказывается, поспевал еще один странный герой,
Укутанный в шаль всадник на осле, да еще и в шапке без верха как бы с дырой.
Этот неимоверно серьезный товарищ, погонял постоянно свой транспорт и боялся опоздать,
Осел же в свою очередь тоже бесшумно, несся с ужасной скоростью, но как бы не наврать.
Огромна она конечно, но это-то для осла.
Кто знает какие, на улицах этого града творятся еще дела.
Наконец вся процессия резко завернула за угол и, растворилась во мраке,
Во дворе рядом стоящего дома понадобилось, завыть старой собаке.
Из ворот вышел разбуженный странным предчувствием человек,
Священник местной церкви, доживающий в смирении свой век.
Именно он то и вспугнул наверняка старого флибустьера,
Пес поднял голову и снова завыл, но уже на луну словно обращал на нее внимания своего хозяина правовера.
Несколько странных прохожих не чувствительных к холоду блуждали как бы без цели.
Особо бросалась в глаза женщина при других обстоятельствах ее бы обязательно присмотрели.
Дело в том, что она была изящна телом и в этот лютый мороз была налегке,
Лицо было закрыто маской, все ее внимание было сфокусировано на торчащем из кармана цветке.
Он был совершенно свежий, не колеблемый ветром, словно только что из теплицы.
Такие раньше на приемах и балах носили в петлице.
Она по дороге встретила еще парочку особ.
От их вида действительно по коже пробежал бы озноб.
Один высокий статный, на нем меховая шапка и дубленка,
А второй маленький и горбатый в оборванных и грязных тряпках больше похожий на бездомного ребенка.
Но как только он заговорил то, это предположение сразу отпало,
Его голос был беспокойный, и больше походил, на скрежет метала.
“Я не ожидал вас встретить мисс”- он приложил кулак ко рту и откашлялся довольно громко.
“Извините в таком случае за беспокойство”- оба засмеялись: “А где ваша котомка?”
- Он оставил ее, вернее сказать выкинул, говорит, надоела.
- Да господа вы транжиры и этому то качеству в вас нет придела.
 Скрипнула двери и вся компания, бросилась под тень рекламного щита,
 Затаились, чуток выждали и, подтвердив опасение, растворились уже без следа.
Из подъезда вышел подвыпивший мужчина лет сорока,
Его шатало, но если быть честным шатало слегка.
Не сделав и двух шагов, он поскользнулся и упал на спину, широко раскинув руки,
Подняв вверх глаза, увидел луну на все небо, попытался отвести взгляд, но не вынес подобной муки.
Так и лежал, замерзая, но фанатично смотря в одну точку небосвода,
Он выпил сегодня, как было уже ясно, в последний раз, отмечая годовщину собственного развода.
По проспекту все несся поток машин, сверкали неоновые вывески круглосуточных магазинов.
На дороге разнообразен выбор моделей от легких тарантасов и до лимузинов.
Хотя больше вторых, ночь – пора тратить заработанные днем средства.
Рестораны, казино, неизбежные траты, куда от них деться.
Разве спрятаться под замок, так ведь живем один раз другого не представиться,
А вдруг возьмет да и повернется к вам фортуна красавица.
С другой стороны все наоборот, вот и думай потом прав или нет.
Между тем на одном из перекрестков случился печальный инцидент.
И снова высшая сила, а может человеческая глупость простая.
На красный свет вылетел небольшой эдак тонн пять грузовичок, все на своем пути сшибая.
Слава богу, ни кого не задавил, хотя до седин многих перепугал,
Вылетел на полном газу на перерез легковушке, водитель той потом в зеркало взглянул и сам себя не узнал.
Сразу морщин старческих понавылезало, словно тому семь десятков лет.
Ему сказали, что это еще ни чего “везения, мол, воз”, а так бы сразу отправился на тот свет.
Свидетелем этого безобразия по неволе стал Александр Сергеевич Локшин.
Жил он средненько и довольно просто, не добившись каких-либо особо манящих вершин.
Было ему около тридцати пяти,
И еще вечером ему все хотелось куда-нибудь пойти.
Он решил, что это лишнее, но чем ярче светили звезды, тем сильнее было желание,
Тогда он неспешно оделся и ушел, выдумав для жены какое-то нелепое оправдание.
И не прошло и десяти минут на свежем воздухе, если конечно городской таковым можно назвать,
Как ему уже пришлось очевидцем случившегося стать.
Постояв еще минут, пять в остолбенении
Он машинально пошел дальше хоть и был в чрезвычайном волнении.
Тогда он обдумывал одну только мысль – “А не пойти ли домой?”,
Но что-то останавливало его, накатывало какое-то чувство, словно прибой.
Он взглянул на часы – двенадцать минут первого, как медленно тянется время.
Что-то буквально съедало его, он чувствовал это бремя.
Прошел еще несколько шагов и ощутил боль в груди,
Все перед глазами поплыло, хоть на снег опрокидывайся и сиди.
“Зачем, ну зачем?” мелькнула предательская мыслишка,
Чего-чего, а сейчас таких у него в голове была излишка.
Вдруг, сердце, колотившееся так стремительно, неожиданно замерло, угасло, остановилось,
Александр упал на землю и только успел подумать “Что же со мной случилось?”
 Потом как в бреду, ничего ясного нет,
Он встал снова пошел, упал, и тогда уже увидел свет.
Тот самый свет холодного ночного светила,
Его лучи как стрелы падали вниз, но не задевали бедолагу, его словно ледяной водой окатило.
Еле поднялся, рванул вперед, побежал, скрываясь как в войну от бомбежки.
Несся, спотыкаясь и скользя на льду, на что-то налетел а, поднимаясь, заметил лишь красные сапожки.
Стоп! Сказал он сам себе, немного опомнившись, лицо от снега избавил,
Увидел, что сбил молоденькую девушку, поднялся и ее на ноги поставил.
- Как ты? извини я, наверное, сошел с ума.
- Вы кто такой, и почему в тапочках на дворе то зима.
Локшин посмотрел на свои ноги и точно “Словно из дома кто выгонял, а все ли в порядке с головой?”
Чуть не сорвалось с его языка “Ладно вылечусь коли пока живой.”
В слух же он пробубнил что-то невнятное “О чем, дескать, беспокоиться, ерунда”
Она внимательно оглядела его: “Посмотрели бы лучше на небо, там зажглась сегодня новая звезда!”
“Звезда?”- С удивлением повторил Алексей, испуг снова ворвался в душу.
- Да, вы надеюсь не против, что я ваше одиночество нарушу.
“О нет! Даже наоборот я перед вами виноват”
Промолвил он, отступив немного назад.
Наконец посмотрел в темное небо, и действительно заметил, что раньше там не хватало звезды.
Сердце успокоилось: “Да это все твои извращенные страхи и мечты”.
Тем временем девушка пристально вглядывалась в нового знакомого, словно искала, какой то знак.
Заметив это, но не стал заострять внимание мало ли оно как.
- Извините, а можно ли имя ваше узнать?
- Конечно, Вика, а вас, если не ошибаюсь, Александр, кстати, не боитесь ли куда опоздать.
- Если честно то ни куда не спешу, а откуда вы меня знаете?
- Мы с вами в одном доме живем. Но вы странный ни куда не спешите, а всех с ног сшибаете.
- Соседи значит, что-то раньше я вас не замечал просто мистика.
- Я этажам выше, по тому же стояку и предлагаю начать наше знакомство с чистого листика.
- Странно все это и мне совсем не нравиться,
Улыбнулся и добавил: “Как это пропустил, вы такая красавица?”.
А она, немного постояв в оцепенении, вдруг громко рассмеялась.
Значит, заключил он - испуга ни капли не осталось.
Локшин посмотрел на часы, двадцать четыре минуты – “не врут ли они?”
Подумал, но не успел что-то решить, увидев приближавшиеся к ним с небольшой скоростью огни.
Только сейчас, наконец, понял, где находиться,
И то, что стоят оба посреди дороги, а иногда здесь и машинам проезжать приходится.
Спутница тоже заметила свет фар и быстрыми шажками направилась к обочине,
Вику абсолютно не стесняла темнота, двигалась она уверенно словно по своей вотчине.
Алексей увидел в ее глазах беспокойство, когда они на миг пересеклись взглядом.
Но эта деталь затерялась в трясине мыслей, отойдя к тротуару, они зашагали и уже рядом.
 Куда шли зачем, он ни чего не понимал и как под гипнозом двигался.
По дороге спутница повстречала знакомого, но тот, увидев, Локшина, странным манером в бок сдвинулся,
Взглянул на него, а потом на нее и все с бешенством во взоре.
Чувство доселе не виданное ворвалось в душу, словно плывешь, а вокруг бесконечное море.
Локшин снова поскользнулся, упал, тут к нему вернулась возможность рассуждать.
Ему стало не по себе, и надо было что-то решать.
Вставая, он заметил, как пристально смотрит на это его соседка.
Из чехарды чувств выскочила ненависть, подсказав, что пройдена финальная отметка.
Локшин что есть силы, толкнул Вику на снег, и, сорвавшись с места, помчался,
Теперь он бежал, понимая, куда и зачем, но рассудок нет-нет да отключался.
Бежал, как не странно не домой, решил податься к соседней бане, правда, не мыться,
Она была закрыта, но рядом была скамейка, добежав, он, присел, и хотел, даже перекрестился.
Жаль, не мог вспомнить, как это делается правильно, и вообще в Бога не верил,
Да при таких обстоятельствах, кому угодно начнешь молиться, он теперь меру страха, измерил.
Велика, и говорить нечего. “Что только в жизни ни поведал, но это просто чертовщина”
Так думал, а вот о главном, в чем ненависти причина.
Вспомнил тогда что квартира, где якобы жила его “соседка” пустует временно.
Там пожар случился, и ее хозяин обгорел страшно, в больнице лежит, об этом он мог сказать уверенно.
Зачем же ей понадобилось, врать хотелось выяснить, но уже не у кого теперь.
- Сидишь себе и сиди, а ерунде всей этой не верь.
Раздался голос, от которого Александра озноб пробил.
Но, почувствовав приступ бессилия, он как бы успокоился и с равнодушием глаза закрыл.
Теперь уже все ровно, что было, что будет эти мысли тревожить его, перестали,
Все дни его жизни как при ревизии накопившихся документов, были аккуратно сложены в папку листами.
Еще чуть-чуть и они как ненужные и устаревшие отправятся либо в мусорное ведро, либо в архив,
Но это все пустяки увлекал его сейчас лишь прилив:
Волны одна за одной накатывали на песчаный берег маленького островка,
От их прикосновения действительность потеряла смысл и улетела в высь, став слишком легка.
В его мираже был день светлый и яркий, только там высоко, высоко в небе светила луна,
“Несправедливо” – подумал Локшин – “но интересно, солнце ярчайшее, а она так видна”.
 
 Судья
Жаль, что не расскажешь обо всем одновременно, получиться непонятно слишком.
А ведь в такую ночь происходит довольно много подобных случаев, даже, пожалуй, с излишком.
Совершенно не далеко от баньки, куда Александр Сергеевич заглянул.
Между двухэтажными бледно-желтыми домами лунный свет дорожку и протянул.
По ней гарцевал на коне еще один странный персонаж, укрытый снежной метелицей,
Вооружен был шпагой, и охраняем рядом идущим медведем или медведицей.
Он напоминал полководца, сошедшего со страниц какого-нибудь фолианта.
Блеск его не живых глаз больше напоминал сияние бриллианта.
Конь – белый, словно из чистого снега, черную как смоль гриву имел,
Полководец водил головой по сторонам, будто осматривал свой удел.
Проехав метров двенадцать, он приблизился к крайнему дому, который весьма от остальных отличался.
Его обделили, в плане ремонта и как он стоял старо-штукатуреный таковым и остался.
Окрас его не бледно-желтый, а выцветши – бордовый,
Сам он покосился, но это и не удивительно ведь был далеко не новый.
На углу дома – страдальца стоял юродивый старичок и что-то негромко напевал,
Когда всадник остановился, напротив него тот как-то весьма долго взгляд свой на него поднимал.
Ни на секунду не умолкая, старик бубнил себе под нос срифмованные слова.
Сколько может умесить человеческая голова
По реке Стикс без дани не поплывешь
Для паромщика важен тут каждый грош.
- А это Судья! Зачем тревожишь старика, езжай дальше.
- Ты знаешь, сам я не переношу такой фальши.
Судья грозно сверкнул глазами, ставшими красными и на рубины теперь похожими.
- Ты судишь, по собственному усмотрению не обременяя себя законами!
“Что!” - эхом по дворам раскатистым разнеслось.
Он продолжил, но уже мягко и без ненависти, “Ты глупец, эти шутки брось”.
Юродивый нагнал на лицо выражение сосредоточенности и зашептал вновь.
Дорого стоит пролитая зря кровь,
Ох, дорого, не расплатиться тебе
Я прост и верю судьбе
Ох, дорого, проще новую жизнь купить
Только что с ней делать, разве что прокутить.
- От незнающего жизни настоящей слышу. Откуда такие познания?
- А что, по-твоему, Судья жизнь разве не ипостась безликого существования.
- Глупец, говорю же глупец ну да я еще взвешу твое порочное существо на весах,
А теперь иди прочь ненасытный дух, не заждался ли тебя Страх?
Сегодня была не спокойная ночь, Судья был свидетелем всему этой ночью произошедшему.
И не мог не помочь человеку испытание светом тепло души разгоняющим прошедшему.
Да, да это я о нашем герое, именно из-за этого случая Судья был поступком юродивого недоволен. Который в сознание Александра Локшина напустил миражей, когда тот и так был уже расстроен.
Судья знал, что в психиатрической клинике не спиться обычно спокойному больному Сергею Сапронову
Тот через каждые двенадцать минут подходит к окну, воет захлебываясь, хватается за голову.
Ему не сниться снов, нет галлюцинаций и тому подобного бреда,
Просто он не терпит полной луны и ни как не может избавиться от ее ужасного следа.
Он кричит, что грешен перед Богом и перед людьми, что убил родного человека,
Но ему не верят, знают он сирота, думают – просто еще одна жертва механического века.
Ни к кому не придет идея, что родным он называет приятеля, которому не захотел однажды помочь.
И вообще все давненько привыкли, повторяется это в каждую полнолунную ночь.
Просто колют снотворное, и тот засыпает без чувств, не вспоминая в последующие дни.
В будничные вечера этот пациент, постоянно смотрит в окно и считает загорающиеся огни.
Знает Судья и про Марину Глебовну, которая в полнолунье укрывается дома одна,
И начиная в полночь, память воспроизводит знакомые, но старательно забытые имена.
Имена людей, что доверяли ее свои тайны, которые она уберечь не могла.
Имена людей, что страдали из-за ее длинного языка, проваливали важные и неотложные дела.
Но знал Судья и то, что холодный свет ни ко всем справедлив, а порою так и на оборот,
Покажите взрослого человека абсолютно без греха, и время прервет свой монотонный ход.
Святые поклоняться такому человеку, сойдя с храмовых фресок, и полотен икон,
Нет таких! И по этому колокол призывает к очищению да в воздухе разноситься его звон.

 Разговор с совестью
Сейчас наш полководец шел исправлять одно такое недоразумение.
Еще чуть-чуть и тезку знаменитого поэта ждало бы забвение
Судья приблизился к лежащему на скамейке и заходившемуся в судороге Локшину.
Он видел все его недостатки и достоинства, но не стал ставить что-либо из этого в вину.
Иллюзия была разрушена, человек вскочил, хватая руками воздух как бы выпутаться стараясь.
Страшнейшая боль прошибла его насквозь, он скрючился, открыл глаза, пошатнулся и побрел спотыкаясь.
Собрался падать, но Судья его вовремя подхватил,
Не мудрено что он не почувствовал тяжести и аккуратненько его на место подсадил.
- Что? Что снова? Вика! Я тебя видеть не хочу, пошла вон ведьма драная!
Кричал Александр ни чего не понимая, наконец разъяснил что к чему, и ситуация получилась забавная.
Секунд девять они смотрели друг на друга, и взбалмошный человечек судорожно соображал.
Как оказался здесь, кто этот незнакомец, и кому он только что угрожал.
Ответив на некоторые вопросы, сам для себя, Локшин все-таки решил хоть что-то сказать,
Получилось, правда, не с первого раза, не мог он даже губы сначала разжать.
С техникой речи было гораздо лучше у оппонента,
Он улыбнулся, наверное, только и ждал этого момента.
- Здравствуйте, добрый вечер Александр Сергеевич, как самочувствие.
- А ты что тоже сосед, только, наверное, уже этажом ниже ха-ха, все ровно спасибо за сочувствие.
- Вы я смотрю уравновешенный человек, но пару седых волосков я у вас уже вижу.
Александр посмотрел на часы двадцать одна минута второго: Извини, тебя я реально слышу
 - Конечно, и почему не спрашиваете, откуда ваше имя знаю,
Хотя нет, молчите, дайте сам угадаю
Боитесь, что совру, или скажу что-то слишком банальное?
- Ты просто читаешь мысли, умение в быту полезное, и само по себе феноменальное.
Он все-таки вскочил со скамьи и направился от собеседника прочь.
- Это что же уходите по-английски, посмотрите какая темная ночь.
Локшин обернулся: Опять врешь, ночь – да, а “добрый вечер” до этого говорил
Что ты меня всего своим враньем облепил!
Ночь не темная – полнолуние и “Свет холодный, внутрь лезет, распыляет чувства, морозит душу”
Он осекся, поняв, что как по написанному тексту говорит: “Соединяет нерушимым мостом море и сушу”.
- Я думал вы сошли с ума, а вы еще держитесь за реальность мира.
- Зато ты господин в наряде клоуна уже свихнулись тебе, что-то нашептала лира.
 Скорей всего (Локшин размышлял в слух),
Ты поэт, забытый всеми поэт, не вынесший подобных мук.
Закончив, он посмотрел Судье в глаза, в них светилась бриллиантовая уверенность.
- Что может стать с человеком, у которого отобрали размеренность.
- Так что же я неправ (детское разочарование в голосе мелькнуло).
Потом он махнул рукой, Эх все ровно затянуло.
- О чем вы Александр Сергеевич, не в трясине сидим, а во дворе бани на скамейке.
- Хватит, вы либо секта, либо черти вы случаем не из одной семейки.
- Ну, может быть, у нас общие родители, да значиться так.
- Что вам надо? Денег? Их у меня мало, с осведомительством вышел брак!
- О нет, мы никогда не ошибаемся, а я тем более, точен во всем,
- Может, хватит загадок, да истины кристальной плеснем.
- Не пишите стихов, книг читаете мало, а говорите изыскано.
Локшин на очередного знакомого смотрел пристально.
- Изучайте, изучаете, я многим известен, но не кто меня в лицо так сказать не знает.
- Героя корчишь, но маска не особо и помогает,
Ты жестокий видно сразу, ну как на лбу написано, фломастером,
- Судья должен быть жестким и своего дела мастером.
- Судья? Кого же вы сударь судите, слабейших, инвалидов порой без рук и ног.
- Нет (Метал, прорезался в голосе “полководца”) нет, я сужу порок!
- Смешно, меня тоже не минуют обвинения? А ты мой и судья и прокурор.
- Я миловать пришел, таков был приговор.
- Ах, миловать, но ты же демон, в ангелы не набирают шутов.
- Пойдем со мною, я раскрою тайны, но должен ты быть ко всему готов.
Вот, перешел на ты оригинально, куда путь держим, в ад?
Знаешь мне страсть как интересно, а много там у вас таких сообразительных ребят.
Мысли, мыслишки, мыслища хороводили в голове Локшина,
Он стоял неподвижно, а вокруг на секунду воцарилась полная тишина.
Не слышно было больше ни гула проезжающих по дорогам машин.
Ни завывания ветра, город как вымер и все это без видимых причин.
На самом деле причин была масса, сам Александр больше верил науке
Думал, что просто свихнулся, не суть важно от чего, от стресса или от скуки.
Бывает же так, был человек мыслящий, а стал умалишенный.
Думалось в этот момент о чем угодно, но главный вопрос оставался так и не решенный.
Идти или нет, ввязываться ли в эту авантюру,
Если бы кто посмотрел со стороны, то принял бы его за новопоставленную скульптуру.
Но тут ответ пришел, словно сам собой,
Ворвался в сознание, даже стучать не стал отрыв дверь ногой.
“Раз решил, что психически больной надо и поступать соответствующим манером.
И можно с легкостью отдаться вволю этих демонов изуверов.
Вот значит, как они действуют, сейчас подтолкнут бумагу, мол, душу закладывай.
Ты нам задолжал и не чего не поделаешь, даже себя не оправдывай.
Какую же все-таки несу ахинею хоть и про себя,
Обидно как-то жил значит на свете зря.
Нет детей, жена есть да толку от нее, через год забудет,
Для приличия по началу поплачет, а потом и другого полюбит”.
- Да как же это ты про нее обидно думаешь, Александр, ценит она тебя.
- Забыл, что мысли читаешь, знаешь, а жил я действительно зря.
- Люди! Мы идем или тут остаешься, надеюсь, решили?
- И сам все знаешь, только пойдем, быстрее ты ведь ужасно спешили.
Алмазы глаз Судьи сменили цвет теперь уже на желтый, и радужно яркий.
Засияли как два солнца, Локшину, в мозг влез летний день, слегка влажный, но жаркий.
Что возьмешь с психа, утешал он сам себя, нежась под жгучими лучами.
На другой стороне дороги увидел кучку людей, и негромко сказал, такое может случиться и с вами.
Может все сниться, а? Ущипнул себя, да нет вот она боль, чувствую, значит, явь.
- А куда она должна была, по-твоему, деться ты себя на ее место поставь.
- Судья или как там тебя, мираж ты мой ненаглядный, о чем это ты?
- Сегодня не обычная ночь, в плоть обернулись чувства, страхи и мечты.
- Весело, а ты тогда кто, а судья, не кодекс ли с ножками и ручками уголовный?
Смех пробрал Александра, он смеялся долго и не как не мог пресытиться, им, словно голодный.
Судья выжидал, шествуя рядом, на его лице не дрогнул ни один мускул, и потухли глаза.
Локшин же чуть не падал, по шике ползла истерическая слеза.
Вдруг он неожиданно успокоился, замолчал, и даже поник.
- Ну что Судья, извини, конечно, но я ведь всего на миг.
- Что решил позволить мне говорить, столько энергии откуда?
- Знаешь, просто я впервые поверил в чудо!
Вот ни когда не верил ну просто ни когда, даже остальных за подобное призирал,
Всю жизнь знал, что его нет, и представляешь, не угадал.
- Сочувствую, но мне сложно об этом говорить, не знаток.
На Локшина словно вылили кипяток.
- Как это не знаток? Ведь ты, вот он ты стоишь, и глазами стеклянными сверкаешь.
- Подожди, об это ведь ни чего-то толком не знаешь.
- Просвети! Заорал нервным голосом человек, но его окатил холодящего ветра порыв,
Который ужасно напугал Александра, чье сердце испытало страшнейший надрыв.
Дело в том, что ветер перестал существовать, после согласия Локшина отправиться в путь.
И он забыл о нем, а теперь такое, ну просто жуть.
Руки снова затряслись, ветер все бесновался и бесновался, устраивая ритуальные пляски.
- Знаешь, а правду говорят, что человек забывается без толковой встряски.
- Ах ты, негодный идол я же мог умереть, от разрыва сердца.
- А зачем так кричать, уважение и сдержанность, ключи, которыми открывается любая дверца.
Тем более я тут не, причем в тебе проснулась злоба, ее и обвиняй в бедах своих.
Что не нравиться? Вижу, сразу притих.
- Извини, так может, дашь ответ, если нет, то мне будет, довольно жаль.
Почему бы не дать, здравый смысл и совесть и даже мораль.
Это все те названия, что человечество мне присудило, но я вот таков,
Я жестокий, но верный, терпеть не могу дураков.
- Даже так, ну а девушка кто же она сам сказал, что родители общие вроде,
То измена была, и она меняет свой облик по моде.
- Значит, вас породила луна, Бог ли дьявол да кто ж еще может, не знаю.
- Человек!!! Мы живем в ваших душах, и я там, не с неба ж все время слетаю.
- Как же так ну а ангелы, демоны, рай, ад и все там такое,
- Может, есть, я бессилен прости, я же только лишь чувство, простое.
Правда, видел я веру, она многолика, жива до сих пор.
Хот вы там развиваетесь, все затеваете спор,
Мол, а что же такое она, Бог не сходит с небес.
Наплевали на то, что величиться бес.
Но не тот, что в аду, не его то удел,
Разжигать в сердце каждого боль, и искать где придел.
Это зло человека, просто и всегда объяснимо,
Оно от этого еще страшней и уродливее, потому что понятно, но неотвратимо.
- А ты, правда, веришь в свои слова об уважении и вот этой миролюбивости.
- Понимаю, что добротой не все горы сворачиваются, но разве мало в мире всевозможной паршивости.
Разве мне пристало призывать к разрушению и насилию, даже в целях обороны.
За меня это прекрасно сделают низшие чувства – стервятники и вороны.
- Ты так называешь ненависть, и злость, наверное?
- Отнюдь, трусость и предательство, это название для них самое верное.
- А почему не говоришь о светлом, например любви, забываешь сострадание?
- Это двуликие чувства, они как огонь могут дарить тепло, а могут приносить страдание.
Ты видел, как огонь выжигает все живое, и несет лишь смерть.
Так вот горе тому, кто попадет в фальшиво-любовную круговерть.
Первая тогда в дверь стучит упомянутая тобой ненависть, потом заходит отчаяние.
Проливается чужая кровь, нарушаются святые обещания.
Из души как из арфы выдерни струны и она зазвучит убого,
Вот к твоему Люциферу дорожка пролегла по скале вниз ровненько так и полого.
А сострадание зачастую оказывается мерзкой жалостью на поверку.
Где жалость там и призрение, не выдерживает человек пороками проверку.
Ну да ладно опоздаем мы с тобой на торжество, вот чего бы не хотелось совсем.
Да и не пройдем, если опоздаем, зачем накапливать ворох проблем.

 Последние инструкции.
Судья протянул руку Локшину и тот без колебаний за нее схватился
Все краски вмиг померкли, закружилась голова, Александр понял, что куда-то переместился.
Открыл, крепко зажмуренные глаза, и просто ошалел.
Находились они, в каком то тронном зале, а со стены на него огромных размеров портрет смотрел.
На картине был изображен пожилой человек, вернее существо.
Внимательно приглядевшись можно было отмести всяческое с людским родство.
Было оно во фраке или в мундире, Локшин не знал, как это правильно обозвать.
Осенила мысль, что сидит сам созерцатель на полу, и не мешало бы встать.
Он последовал приказу своего желания, не отводя глаз с творения художника, к сожалению неизвестного.
Хотя его работа и была чуть смазана, следовательно, не заслуживала отзыва лестного.
Нечем было бы, ему гордиться нарисовал мерзкую фигурку.
Проще отдать первое место по изысканности скульптуры – сигаретному окурку.
Но хозяин этого заведения видимо картину очень ценил, раз вешал на место видное.
“Бывают, значит и среди них чудаки” – думал Александр: “Ну что же здесь тогда постыдное?”
“Ничего”! Ответил за него Судья: “Кстати это сам Страх изображен, гордиться своей персоной”.
- Он тут местный божок, да? Почему не обзаведется короной?
- Не главный потому что, еще увидишь, кто всем руководит.
- Ясно сразу очень и очень крупный паразит.
- Почти угадал, кстати, картину писал художник под названием отчаяние, ты не удивлен?
- Это волнует меньше всего, лучше поведай, где мы, я ожидал увидеть ночлежный притон.
- Здесь ваши чувства, и роскошь они любят, так же как их прародители, то есть вы.
Конечно, ты больше ожидал увидеть мрачные чертоги Сатаны.
- Нет но, хотя, что это я конечно ожидал.
А этот Страх не плохой архитектор вон, какие хоромы создал.
- Создал? О нет, можешь считать, что мы сейчас в центральном зале души.
- А где же все, стоп погоди не спеши.
Как это так, не укладывается в голове, умеешь смуту нагонять.
- Объясняю понятнее все мыслимые и не мыслимые чувства, можно сейчас повстречать.
- То есть вот так просто можно по неаккуратности наступить на оборку платья Любви?
- Да, с оговоркой при соприкосновении с ней, она вспыхнет в сердце, раствориться в твоей крови.
- Боже мой, тогда я поищу счастье, может быть, поцелую или пожму ему руку, смотря, кем оно будет.
- Сейчас я скажу тебе одну вещь, которая твое желание побегать по залу непременно остудит.
- Что там еще с моральными ограничениями ко мне не приставай.
Я хочу, и я сделаю! Попрошу, пожалуйста, не мешай.
Судья взглянул на собеседника, и в воздухе повеяло жалостью, его глаза стали двумя кусками ночного неба.
- Жалкий человек! Готов на все ради куска мирского хлеба.
Не читал ты Библию, а то, что слышал, даже не старался понять.
Ну что же такие нравы нынче в обществе и мне, придется без осуждений это принять.
Знай одно, человека ни когда не пустят в рай, пока он будет гордиться рвением показным своим,
Потому, что все, делаемое в подобном порыве, всегда наиграно, и вскоре обращается в дым.
Он замолчал, очи его потухли и снова засияли бриллиантовым светом.
Александру стало не по себе, и он обратился к любованию ненадолго позабытым портретом.
Спорить с Судьей не хотелось, пришло понимание собственной неправоты,
Ощущения вновь нахлынули на Локшина, и тому показалось, что похожи они на стальные листы.
Широкие, тяжелые, неподъемные, падающие сверху, налегающие сбоку, и вдавливающие в пол.
Наконец он решил продолжить прерванный разговор.
- Так что меня должно остудить, извини за дерзость, какая же совесть мерзкая штука.
Ты как въевшийся запах, несешь лишь страдания, от тебя хочется плакать как от чищеного лука.
- Я рад, что это понятно, но постарайся постичь и другое.
Без меня жить проще, но не легче я самое неприкосновенное, самое святое.
А сказать тебе хотел, что на балу присутствует не только счастье – мимолетная кстати особа.
Но и лицемерие, нетерпимость, а также измена, ты ее не забыл? Хочешь повстречаться снова.
Они в тебя ворваться и тут я уже не смогу помочь таковы законы этого измерения.
Зависть, гнев, сострадание и все в одном флаконе, у тебя в голове случаться не обратимые изменения.
- Сойду с ума? Ты об этом мне кажется дальше уже некуда, и так разговариваю с клоуном телепатом.
Наслушался такого, что теперь все бесполезно, и каким не лечись препаратом.
- Александр что же утрировать, не стоит, замечу, сами дали согласие на прогулку.
- Я сейчас чувствую себя Пандорой, которая по глупости открыла мифическую шкатулку.
У нее осталась надежа, а у меня лишь смутные тревоги.
- Запомни, перед каждым человеком открываются тысячами дороги,
Ты выбрал эту и никого не кори в своем решении тем более здравый смысл, вот кто точно не виноват.
Путь открыт, и первые шаги сделаны, значит не повернуть назад.
Все время вышло, иди в тот конец зала и притаись там, вон за той ширмой и не высовывайся, прошу.
Они тебя не заметят, но если совершишь что-либо не благоразумное, покровительства тут же лишу.
Локшин засеменил в другой конец помещения и тут раздался оглушительный бой часов.
Но он бежал не останавливаясь, отметил подсознательно скрип открывающейся двери и гомон голосов.

 Бал в честь Страха!
Наконец огромные двери, скрип которых слышал наш герой,
Отворились полностью, и пестрая толпа хлынула неудержимой волной.
Александр, успев спрятаться, через небольшую щель стал вглядываться в обитателей души.
И был поражен той неимоверной скоростью, с какой распределились по залу эти миражи.
Сам интерьер помещения начал меняться и под портретом виновника торжества появился трон.
Но не один, а целых четыре, и все были как из чистого золота, отполированные со всех сторон.
Три из них стояли на небольшой платформе, а один чуть ниже он же явно уступал великолепием.
Вот возникла царственная особа, большого роста существо, не отягощенная раболепием.
На голове, несоизмеримо большой, болталась маленькая корона из черного самоцвета.
Глаза были живыми и полными причудливо мерцающего света.
Оно взошло к платформе, и водрузилось на центральный трон, который еще немного поднялся.
В голове у Локшина знакомый голос раздался.
Это Глупость – королева, королев не смотри ей в глаза все это естество обман чистой воды.
Не поддавайся ее власти, а то ты похоронишь все мои труды.
Тем временем из ниоткуда появилось второе нечто, более безобразное, чем первое.
Маленькое, тощее, идущее скачками, что-то непонятное и необыкновенно нервное.
Его удалось Александру рассмотреть практически в деталях.
“Вот какие уродцы обитают внутри нас, а мы ищем подобное в космических далях.
Это, он, повинуясь голосу, назвал завистью, - “Вот значит она какая”.
Ужасное отвращение притаилось в нем при виде этих особ, и поминутно возрастая,
Стремилось вырваться наружу, влиться в толпу своих братьев и сестер,
С каким удовольствием Локшин сейчас развел бы здесь инквизиторский костер.
Да и сжег всю нечисть не поленился бы сам принести дрова,
“Но если это внутри тебя?” – А, кругом идет голова.
Между тем Зависть залезла на трон справа стоящий от основного.
Глупость повернула голову к своей новой соседке, и тут же развернулась в сторону места еще пустого.
Но оно было уже занято, на нем восседала гордыня,
Существо в белой и блинной рясе, важное как гусыня.
На голове помещались длинные черные как смоль волосы, глаза горели огнем.
У всех троих были короны, которые казалось, источали тьму, и верно не погасли бы днем.
Фигурка статная с осанкой военного, а морда как у летучей мыши, только вот кожа белая.
Сидело оно ровно и смотрело на остальных, как бы с презрением “Вот какая эта тварь смелая”,
“Не похожа на других” – подумал Локшин, “Просто падший ангел с демоническим ликом”,
Тут существо взглянуло в сторону Александра, и тот буквально захлебнулся немым криком.
Помутнело в глазах, а по жилам потекла кипяченая кровь несомая к сердцу вмиг от ритма отставшему.
Локшину во всех красках представилась эта картинка, и он позавидовал самому себе правда вчерашнему.
И тут вдруг лед сковал живительно - раскаленную жидкость, в один момент, ушла пронзительная боль.
Было понятно, кто защитил нашего бедолагу, существо, играющее на этом празднике не последнюю роль.

 Нежданные гости.
Судья стоял у другого края зала в окружении нескольких персонажей в балахонах серых тонов,
Появились его спутники только что, и успели сделать лишь пару шагов.
Все три, коронованные существа повернули в мгновение головы и устремили взгляды на гостей.
Четверо серых, а их было именно четверо, и сам Судья замерли, ожидая каких то вестей.
Тем временем на троне у подножия платформы материализовался Страх, верно, ждали только его.
Александр оправившийся, и согревшийся высунулся голову из-за своей ширмы, и стал очевидцем всего.
Ни кто не обращал на Локшина, внимания всем было не до этого, тишина воцарилась повсюду.
В воздухе зазвучала мелодия, и присутствующие прислушались к этому чуду,
Внимая невидимому скрипачу, кружащая все время до этого в медленном танце толпа остановилась,
В голове Александра удивительная мысль проснулась и зашевелилась.
А ведь до этого момента музыки не было и не было совсем, слышался лишь гомон голосов,
Эта идея поразила его и лишила равновесия, приподняв одну чашу весов.
Серые фигуры сдвинулись с места и зашагали, вперед довольно слажено, синхронно можно сказать.
Судья шел впереди, за ним остальные, об их визите Локшину оставалось только гадать.
Толпа смиренно расступалась перед идущими, были внесены изменения и в интерьерный реестр.
С лева от процессии возник навесной балкон, на нем и разместился доселе не видимый оркестр.
Справа на стене проявились огромные часы, стрелки которых замерли, но трехчасовой отметке.
Под самым потолком размешалась статуэтка серебряной птицы в позолоченной клетке.
Александр наблюдал за всем с выработанной сдержанностью.
И как порядочный школьник решил выделиться своей прилежностью.
Он обнаружил, что находиться не за ширмой, а притаился за скульптурой рыцаря из золота,
Точно такой же стоял на противоположной стороне, оба держали в руках подобие молота.
В длинных плащах и закрывающих половину лица шлемах, с широкими не пробивными щитами.
Они походили на воинов римского престола, разве что распрощавшихся с крестами.
И образовывали подобие ворот на подходе к тронной платформе.
А зал все продолжал меняться в своей форме.
Значительно растянулся в ширину и в длину, обзавелся несколькими люстрами из хрусталя,
Каждая мигала сотнями свечей, освящая все ярче огромную птицу толи павлина, а то соловья.
Идущие все не как не могли дойти до точки назначения, в связи с увеличением расстояния.
А ведь именно на них сейчас и было сфокусировано всей разношерстной толпы внимание.
Только оркестру не было ни до кого дела, музыканты следовали своему прямому назначению.
Они были воплощением хладнокровия, и не выворачивались на изнанку, не тянулись к столпотворению.
Музыка говорила за них, взлетая под потолок и обрушиваясь присутствующим на головы ливнем,
Она разрывала тишину, словно пробивала ее увесистым слоновьим бивнем.
Наконец путь делегации закончился, пятерка застыла у воображаемой границы, Страх, встал,
Он сделал несколько шагов вперед и, подойдя вплотную к Судье, начал говорить, в голосе ощущался, метал.
- Незваные гости, но ожидаемые, что привело вас на мои скромные торжества?
- Не особо и задирай нос, даже в пантеоне нет места для твоего божества!
Эти слова проговорил стоящий справа от Судьи, Локшин назвал его Искренностью,
- Тот, кто служит тебе, не покоряет вершин, а довольствуется низменностью.
- Да, а много ли стоит твоя правда? Предательство! Где ты покажи свое естество.
Он выкрикнул последние слова в зал, и через пару секунд показалось, знакомое нам уже существо.
Это та дама с цветком, кстати, она и сейчас не расставалась с ним.
Медленно подошла, и протянула его Страху, тот улыбнулся и от этого с лица посыпался грим.
- Эта роза, давайте будем называть ее так, вымолвила она, выращена мной в душе одного человека,
Цветок, удобренный лицемерием, и ложью, расцвел удивительно быстро, значительная деталь этого века.
- Не правда ли он великолепен, Страх с усмешкой кинул эти слова оппоненту.
Александр всматривался в незваных гостей, и успел узнать все имена к этому моменту.
К Совести и Искренности, о которых он знал, добавились персонажи, не имеющие такую известность.
Это Отзывчивость, Бескорыстие, а так же стоящая позади всех элегантна Нежность.
Балахоны были не слишком широкие и фигуры проявлялись тусклыми силуэтами.
Но тела существ не открывали, те видно не хотели делиться подобными секретами.
- На твоей голове нет короны, Страх, а твой живописец точно тебя не прославит.
Ты жалкий паучишка и любой уверенный в своих силах тебя без усилий раздавит.
- Не читай мне нотации, века люди живут под моим покровом, я властелин многих душ.
- Ты не властелин, а холоп твой удел не столица, а какая нибудь глушь.
 Это не выдержал Судья, Тебя не раз возвеличивали, и не раз свергали,
Так что давай не будем вдаваться в детали.
“Твой цветок скоро завянет”, оживилось Бескорыстие, “Пожухнет и почернеет”.
“Но это”, заметила Нежность, “Значения не имеет”.

 Новый знакомый
В этот момент Александр вздрогнул, на его плечо легла, чья то увесистая ладонь,
И он уверенный, что не для кого не досягаем, растерялся, с него словно свалилась бронь.
Медленно повернувшись, он обнаружил позади себя пожилого мужчину,
Локшин долго приглядывался и не понимал столь резкого изменения обстановки причину.
Существо, а он не сомневался что это именно существо, и, скорее всего не ошибался,
Было в приличном смокинге, и бальном котелке, лицевой образ, почему-то не запоминался,
Растянуло губы в улыбке и поспешило представиться, “Мудрость – на чувство не очень похожу”,
- Но меня тоже пригласили, да и вообще Александр вам ведь все ровно как я погляжу.
Сомневаюсь что вам интересно все это выяснение отношений, так здесь почти всегда,
Вы не думайте, что мы вечны, смерть вполне реальна и здесь, нам отмерены только мгновения и года.
- Удивительно, Судья нечего подобного не говорил.
- Он не всегда объективен, открывает лишь то, что доступно, ведь не думаешь, что об этом он позабыл.
- Нет, а ты истинно мудрость, а не ложь в нарисованной маске, зачем тревожишь меня.
- Я решился по возможности помочь, и надеюсь, что решился не зря,
Ты ведь ищешь счастье, поверь мне, ты ищешь его не там где необходимо.
Вы люди все одинаковы, рветесь незнамо куда а, цель поисков проскакивает мимо.
Сводите все к формулам, эмоциональным выплескам, наук понавыдумывали не перечесть.
Ищете, а сами даже не знаете, что искать вот каковы вы есть.
Господин в смокинге развернулся и зашагал к стене, поманив Локшина за собой, мимолетным жестом.
Тут же перед ними появилась серпантинная лестница, Александр не переставал удивляться этим местом.
Он решил пойти за новым знакомым, чего плохого можно от мудрости ожидать.
“Это же просто человеческое качество, ну разве оно в праве предать,
Или, к примеру, заманить неизвестно куда, вот подлость, наверное, персона другого плана”.
Поднимаясь по новооткрытой лестнице, господин достал часы из своего кармана.
- Ошибаетесь, ох ошибаетесь, я тоже читаю мысли, пора уже к этому привыкнуть.
Мы созданы по вашему образу и подобию, и в любую новую роль можем проникнуть.
Вот был я мудрость, а через некоторое время я уже заблуждение, как это а?
Не ожидал, наверное, услышать подобные слова.
Все здесь взаимосвязано все подчинено особой, беспроигрышной логике действия и мышления.
Не смотри что внешне скопление вот тех особ похоже на столпотворение.
Все рассчитано, неизвестно кем, но рассчитано, не веруешь ты в Бога, тебе будет трудно объяснить.
Но понимаешь только с верой во всевышнего можно такое сравнить.
Он прервал свою тираду, остановившись на предпоследней ступени, оглянулся, промолвил “Смотри вверх”
Локшин медленно повернул голову, и в него снова ворвалась музыка, чей то негромкий смех.
Там жила толпа, серые, куда то растворились, а все существа натянули маскарадные маски,
Троны были пусты, и их обитатели исчезли в одноликой толпе, парил аромат сказки.
Все стали поразительно друг на друга похожи, и закружили в вальсе под чудесные ритмы.
Тут Александр вспомнил слова Мудрости, и задрал голову вверх, зрелище произвело эффект лезвия бритвы.
Которое резко скользнула по неподготовленным венам, ему снова захотелось кричать.
Статуэтка птицы ожила, и начала с остервенением ломать клетку, “Ее фотографию да в печать”.
Пронеслась очень глупая мысль в голове нашего созерцателя, за ней по телу разлилась дрожь.
Лик птицы стал ужасен, а справой стороны показался корявый клык больше похожий на нож.
Теперь эта пташка ни коим образом не напоминала павлина или кого-то из райских птиц.
Образ ее морды постоянно менялся не на минуту не прекращая, хоровод человеческих лиц.
Локшин внимательно следил за таким метаморфозом и вдруг узнал в одном из обличиев себя,
Страх все дольше рос, но уже и в его душе, изображение дернулось и пошло с перебоями, все время рябя.
Но, найдя в себе силы, Локшин отвернулся и зашагал вверх по лестнице, туда где, спокойнее, наверное.
Шел, а лестница все не кончалась, он успел успокоиться и снова нарушить биение сердца, уже мерное.

 Разговор с мудростью
Наконец, какой то люк, открыв который Александр оказался на крыше,
В паре шагов от него стоял господин в смокинге, - “Надеюсь, мне не придется карабкаться выше”.
Промолвил Локшин, усаживаясь на заледенелую поверхность, он ужасно устал,
Крыша самая обыкновенная, накрывающая типовой девятиэтажный дам, “Здесь я, когда-то бывал”.
Пронеслось в голове Локшина: “Да разве упомнишь все, мало ли куда заносило”!
Эти догадки мешали размышлять, и он оставил идею в покое, но что-то в ней определенно было.
“Скорее всего, все реально вот тебе и снег и ветер, а что на часах, их нет, когда пропали”?
Мудрость развернулась к нему, “Ах Александр, сколько же значимого вы сегодня отдали!”
Что это ты на “вы” да и вообще кому это и главное что я отдал.
Время, ты потерял время, как не суди, а оно самый драгоценный метал.
Надеюсь, понимаешь, говорю образно, но довольно верно, за него можно все купить,
Тот, кто ценит его по номиналу счастливую, извини за каламбур, может жизнь прожить.
Вот помнишь я и начал с этого, про отрезок времени существования чувств.
Знаешь, люблю поразмышлять на досуге, построение верной мысли величайшее из искусств.
 Собеседник Александра говорил быстро но, четко не давая ему вставить ни слова.
Локшина по началу это возмущало, но не найдя в том ничего дурного,
Он успокоился, притих и старался слушать, не пропуская изречений собеседника остроумных и метких.
Ветер вдруг сорвал с того котелок и обнажил копну седых волос, достаточно редких.
- “Так вот” пригладив растрепанную шевелюру, продолжило воплощение мудрости,
Все мы живем разные сроки, от мгновения до века, и у каждого свои трудности.
Бывает, к примеру, любовь недолговечная, а бывает, растягивается и на всю человеческую жизнь.
Бывает злоба минутная, а бывает на годы затаенная, ну тогда уж держись,
Да и одно и тоже чувство не меняя названия, меняется полностью порой,
Вот вера, как много сейчас религий, и зачастую люди меняют капище на аналой.
Правда, можно и на оборот, так вот будет вернее даже, ложные маяки светят ярче,
Но если признаться и тут своя, правда, в аду несравненно жарче.
Не то чтобы язычество, я ставил в один ряд с учением сатаны,
Прошу, просто внимательнее посмотри на это с другой стороны.
Чем больше богов, внутри одного культа тем больше, шарлатанов,
Которые, притворяясь мессиями новообретенных богов, выгребают все из доверчивых карманов.
 А, по сути, вера не моя стезя может, встретишь ее еще, тогда все узнаешь из первых уст.
 Она как роза дарит миру замечательные цветы, но острые шипы украшают куст.
Задалась пауза, и Локшин все-таки вгляделся в окружающий его пейзаж.
“Бросались в глаза, скопища телевизионных антенн, как много здесь случается краж.
И главное прут ведь все подряд, дорогие экземпляры просто сдают как металлолом,
Пробирается, через решетки ребятня, и устраивает настоящий погром.
Стоп о чем это я”, опомнился Александр, самого пора в утиль, в вязи с выходом из строя
Он вдруг вздрогнул, наконец, отмахавшись от назойливого мыслей роя.
- Александр Сергеевич с усмешкой, проговорил, элегантный джентльмен.
За последних секунд пять ты наплодил, столько надутых проблем,
Проще надо жить, точнее не проще, а веселее.
Тут холодно, ты в куртке, а я в смокинге, может, поищем место немножечко потеплее.
- А что чувствуешь холод? Не рассказывай эти байки я, наверное, уже разучился смеяться.
Разучился, не разучился, а мне все же холодно и я не намерен здесь оставаться.
- Ну и куда ты, предложишь пойти, на сегодня с меня, хватит балов.
- А разве было сказано о бале? А если и так боязно, можешь натворить делов.
- Кто, я? Спокойнее на данный момент нет человека в мире.
- Не забывай все-таки человека, жить среди вас равносильно житью в тире.
- Нет, ничем не могу помочь, мне и здесь достаточно хорошо,
Да, вот оно как, а не хочешь ли ты сказать мне, что нибудь еще.
- Нет! Проваливай, не нуждаюсь больше в чужих советах, и рекомендациях.
Я сильно устал, да вы еще со своими проблемами, утопили во вранье и нотациях.
Собеседник ничего, не сказав (хотя Александр ожидал лекцию о вреде глупости) растворился в тени.
- Черт всех их задери, они по настоящему надоели.
Буквально прокричал Локшин с досадой в темноту, он, наконец, развязал сдержанности узелок,
Какой же бездушный мир, хоть бы кто помог.

 Разговор с самим собою
- А вообще, я думаю, сейчас это перерастет в театр абсурда – явиться одиночество, если уже не здесь,
 Эй вы, вылезайте, все! Вылезайте! Кто тут прячется? Вылезайте все, кто тут только есть!
Он встал и начал размахивать руками, вертеть головой и взглядом дырявить темноту,
И все не мог понять, что его слова уходят целиком в пустоту,
Никто его не слушал, не караулил и на заснеженной крыше он был один точнее наедине с тишиной,
Тучи плотным одеялом окутали небосвод, и оно - небо не могло больше хвастаться полной луной.
Можно заметить, что абсолютной тишины, как и полной свободы не бывает, в этом мире,
Ветер наполнял воздух гулом, то, сжимаясь в комок, то, взрываясь в своем разливе.
Он немного успокоился, с недавних пор, и верно берег силы, вопрос только для чего,
Затишье бывает обычно лишь перед бурей, но разве можно тут знать всего.
А Локшин мучился как раз этим вопросом,
Поняв свое настоящее положение, он даже немного побледнел, словно перед допросом.
- С одной стороны, конечно же, хорошо, что я так сказать свободен.
Продолжал он размышлять вслух, только к чему я теперь такой годен.
- Ведь жил зря! А может, и горячусь, а это все ерунда,
Конечно, говорить проще, чем делать, сам знаю, а все ровно ни чего не меняю, какая ахинея да!
Ахинея, ахинея, не нашел попроще словечка,
А ведь если вспомнить знавал одного человечка.
У того тоже лет до сорока не было ни чего, а потом вдруг в момент стал миллионером,
Правда помниться так же что разбился он на машине, нет, не хотелось бы мне и таким манером.
Года четыре прожил, не просуществовал, а прожил, счастливый был! А может только наружу?
А там, на изнанке, полосы горя, все может быть, да я сейчас ни чего и не обнаружу.
Ладно, вернусь к себе, и работа ведь не плохая, подумаешь слесарь, у многих и такой нет.
А я всегда в достатке, всегда неплохо одет,
Ну, разве сравнивать с каким бизнесменом, фу слово то, какое заковыристое,
У некоторых из них деньги, у многих ничего, у этой профессии к человеку требование особо придиристое.
Не обязательно много знать, если играть, попирая правила и законы,
И уметь работать с себе подобными, если играешь честно, учиться преодолевать препоны.
Вот вроде всех их видел, а есть ли они,
Совесть, мудрость, нежность, не вымерли ли,
Жаль в обычный день то не видно, боги, наверное, все предусмотрели. А может, ошиблись?
Творили, выдумывали, создавали и об простенькую задачку расшиблись.
В человеке больше от Люцифера, чем от Христа, надо и уверовать раз уж начал молится,
Нет, надо в храм сходить, но можно и по-другому на небе то, очутиться.
Вот встать на тот край крыши, шаг еще шаг и в Рай, а может и в Ад
Кто его знает, но точно, что не вернут назад.
Нет! Не выход, мне с крыши бы надо уйти, домой надо, потом решу
Что делать с этой жизнью, пойду в храм, может, еще погрешу!

 Серебряная птица
Последние слова были сказаны с ехидцей, и вдруг Локшин громко захохотал
Что было причиной на этот раз он, наверное, сам не знал,
Да и если и был он еще, скорее всего, нет,
На вопрос, который себе сам и поставил, так и не дав ответ,
Кончился, серебреное чудовище вырвалось из клетки, и зашагало, строевым шагом.
Зашагало по нервным окончаниям, у него выросли ручища, и оно махнуло бесцветным флагом.
Александр сменил истерический смех на текущие ручьем слезы,
В его еще полунормальных глазах мелькну сожаление, там, в душе на куски разбивались грезы.
Слезинки замерзали, падая на поверхность крыши, и становились льдинками,
Разум бьющегося в истерике переполнился цветными картинками.
Прошлое, будущее, настоящее, выдумки, кошмары, сказки все смешалось и потекло рекой.
Воды, которой окрасились в серебро, и устремились вверх на встречу с небожительницей – луной.
Само светило все больше становилось, похоже на ту статуэтку под сводом бального зала.
Какое то новое стремление родилось, и на бегу, спотыкаясь все, по дороге разрезало.
Лопнул мир, и потух свет, больше не на что было смотреть, человек умер.
А тело еще дышало, сердце еще билось, желание прозвенело как зуммер.
Оболочка подползла к краю, совершив усилие, поднялась на бортик, посмотрела вниз пустыми глазами.
Пару слезинок унесло внекуда, но свершившееся не оплакать этими слезами.
Еще усилие и тело взлетело в воздух, опустошенно оглядывая заснеженную землю двора,
В цирке акробаты частенько показывают подобные номера.
Но это был, к сожалению не цирк, и через несколько секунд зазвучали встревоженные сигнализации машин.
Разбуженные хозяева, выглянув в окна, увидели, лежащего посреди дороги Александра Сергеевича Локшина – человека жившего средненько и довольно просто, не добившегося каких-либо особо манящих вершин.

 Опустошение мыслей смешение в жилах застыла кровь
 Чувства мелькают, что пестрые образы, ненависть страх и любовь
 Нет тут спасения, нет тут и выхода, мир на краю смут
 Новые идолы и заблуждения в сердце найдут приют.

Конец первой главы (16. 02. 06)