На задворках Москвы

* * *

На задворках Москвы позабытого века булыжники,
Словно время течет, вопреки хронологии, вспять.
Далеки, как Луна, тротуары парадной Воздвиженки.
И до шумной Тверской, сколько тут ни тянись, не достать.

Здесь снимали углы неприметные смуглые личности,
Уходящие в ночь неизвестно зачем и куда,
За ночлег и молчанье хозяйкам платили наличностью,
Любознательным плата – все знали, какая, – тверда.

В неуютном подъезде, пронзительно пахнущем кошками,
Я помедлю минуту, спиной прислонясь к косяку.
В одиноком плафоне, донельзя засиженном мошками,
Мутной лампочки свет нагоняет на сердце тоску.

Я приехал сюда из глухой заповедной провинции
И к столичному шику, признаться, совсем не обык.
С озабоченным видом себя выставляют провидцами
Те, которые сходу готовы привесить ярлык.

От общения с ними, от этой бессмысленной сутолоки
Голова разбухает и лопнет вот-вот пополам.
На задворки Москвы опустились вечерние сумерки,
На задворках Москвы не горят фейерверки реклам.

Только здесь мне дано обрести до рассвета пристанище.
Головой на подушку – и снова я кум королю.
По потертым ступенькам – давно обесцвеченным клавишам
Поднимусь на этаж и на кнопку звонка надавлю.


* * *

Ни от сумы, ни от тюрьмы не отрекусь,
А на свободе я живу, как кандибобер.
Зашел в угрозыск как-то раз развеять грусть,
И мы на пару сели выпить – я и опер.

Они нормальные ребята – опера,
Покуда кто из нас на мокром не попался.
А мы ведь тоже, дай нам Бог, – не фраера,
И опер мой ко мне ни в чем не подкопался

Вот по полбанки мы с ним приняли на грудь,
Но в магазин пойти никто из нас не хочет.
«Из обезьянника пошли кого-нибудь», –
Я говорю ему, а он как захохочет.

Но все ж извлек из обезьянника бомжа,
А я послал его, убогого, к киоску.
Бедняга-бомж, моим доверьем дорожа,
Был для меня готов хоть расшибиться в доску.

Вот бомж с добычей возвратился точно в срок,
Принес и сдачу до копеечки, как в банке.
И мы продолжили, да только оперок,
Гляжу, стал сильно раскисать на третьей банке.

Должно быть, нервы у него уже не те,
Он замотался на своей нелегкой службе.
Потом он вытащил свой старенький ТТ
И, им размахивая, мне поклялся в дружбе.

Я у него ТТ, само собой, изъял,
А друга-опера – под стол, с бомжом в обнимку.
А сам тем временем поехал на вокзал,
Чтоб встретить с поезда свою подругу Нинку.

К обеду ближе вновь в угрозыск прихожу
И возвращаю пистолет, а бедный опер
С утра чинил допрос с пристрастием бомжу,
А тот, несчастный, чуть от ужаса не помер.


* * *

Вечерние огни проспекты разукрасили,
А нас зовет к столу дотошный этикет.
По случаю своей удачной презентации
Устроил мистер Крейг торжественный банкет.

Ведь бизнес – как спортсмен, нуждающийся в допинге,
Когда не хочет он остаться в дурачках.
У входа – мистер Крейг, он в элегантном смокинге,
А мы пришли – увы! – в обычных пиджачках.

Накрытые столы закусками уставлены,
Бургонское вино и соус бешамель,
И свысока на всех, над рюмками хрустальными,
Суров и недвижим, взирает метрдотель.

Расселись по местам, уже и тосты сказаны,
Кто мог, тот проявил ораторский талант,
И мы едим и пьем, единым миром мазаны,
Но вырвался вперед какой-то аспирант.

Хоть слева от меня иного рода-племени
Приезжий бизнесмен, но мне он не чужак.
А этот аспирант напился раньше времени
И сбросил, распалясь, и галстук, и пиджак.

С соседом говорю о пользе презентации:
Таких, как мистер Крейг, нельзя не уважать.
А этот аспирант уже грозится: «Сбацаю!»,
Его и метрдотель не может удержать.

…Уж сколько лет прошло – не менее тринадцати,
В компаниях и я бывал навеселе,
Но в памяти банкет той самой презентации
И пьяный аспирант танцует на столе…


* * *

В ресторанном чаду, до последней копейки проматывая
Всё, что нажил, сижу, наливаются веки свинцом.
Мой сосед, что напротив, невнятно бормочет по-матерному
И ложится в тарелку опухшим, небритым лицом.

Это, как он считает, с большим удовольствием ужинает.
Достаю из кармана я пачку измятых рублей,
Подзываю я парня, того, что наш столик обслуживает –
Пусть оркестр напоследок сыграет моих «Журавлей».

Будет сердце щемить, этой песней вконец растревоженное,
Не залить этой боли ни водкой, ни красным грузинским вином.
А потом на десерт принесет этот парень мороженое,
А потом… а потом позабуду, что было потом.

Только помню: вокруг суетятся досужие зрители,
А тот парень сказал про меня, что я, дескать, готов.
Может быть, эту ночь предстоит провести в вытрезвителе
Возле грязных бомжей и охочих до баксов ментов.

А пока – в ресторане сижу я, внимая рассеянно
Ненавязчивой музыке, щебету стайки девчат,
А потом целый год буду я на заснеженном севере
До непрошеных слез, вспоминая тот вечер, скучать.