Чужие близкие
«Здравствуй, мама. Опять не очень. Так сложно быть хорошей дочерью». Да, Земфира, это сложно. Это очень сложно. Так же сложно, как и быть хорошей матерью. Не у всех это получается. И снова я обвиняю, обвиняю тебя, причем я это делаю с целью, то есть сознательно, все мои упреки давно обдуманы, приготовлены на случай твоей внезапной атаки. И если наша жизнь – война, то я тогда есть самый жестокий воин этой войны, самый беспощадный ее палач. Твой палач. Может, ты и хотела бы забыть, все забыть, но нет, я не дам тебе это сделать. Я вспомню тебе все, все обиды, всю боль, все невыплаканные слезы брошенного ребенка. Кто-то не поверит, скажет, что это неправда. Но мы-то с тобой знаем, как оно там на самом деле, ты знаешь даже лучше, чем я. Тебя ведь тоже бросили. В прямом смысле. И ты была одна, совсем одна. Не как я. Ты хотела, чтобы я это знала, чтобы почувствовала на себе? Ну, и чего ты добилась? Я тебя простила. Но я все равно буду мстить, сама не зная за что. И кому? Собственной матери?
Мне казалось раньше, одно время, что я тебя понимаю, понимаю твои мысли, слова, желания, знаю, что ты хочешь от меня и от жизни, мне даже было тебя жаль. Но я не думаю так на самом деле, это неправильно так думать и говорить так тоже неправильно. Подобные мысли убивают быстрее, чем мы можем себе это представить, ты должна это знать. Господи, да что я говорю, что я думаю! Это никому не нужно, кроме меня. Я всегда знала, что должна тебя любить, ты же моя мать. А за что? За что вообще любят? Вот ты кого любишь? Может, ты вообще не умеешь любить? Например, я – не умею. Ты меня этому не учила, так чего же ты требуешь? Но если мы не умеем любить, мы должны ненавидеть, получается, что так. Но это очень страшно, так страшно, что я боюсь самой себя за эти суждения. С чего я это взяла? Может, какие-то слова, сказанные в ссорах, порождают эти мысли? Наспех обдуманные, резкие, порой злые, они обретают плоть, облеченные во фразы, они крепнут, становясь с каждым днем все сильнее, и все больше раздвигают границы здравого смысла, границы понимания. И все рушится внезапно, в один миг. Как в детской сказке: домик из соломы или легких веток не защитит от страшного волка, только каменная стена способна его остановить. Но кто пишет эти странные сказки? И чему тогда мы учим наших детей? В жизни все сложнее и проще одновременно. Чтобы победить волка, надо надеть его шкуру. Ты заставила меня повзрослеть, насильно вырвала из моего глупого, придуманного радужного мира. Ты разбила мои розовые очки. Но, может, оно и к лучшему. По крайней мере, процесс инициации прошел довольно быстро. До того времени я и не задумывалась о тебе, как о матери, материальной матери, ты была для меня чем-то вроде безликого идола, про которого знаешь только, что он существует, но которому исправно молишься трижды в день, за завтраком, обедом и ужином, даже не спрашивая, где он. Пример для подражания, объект взаимодействия, конструктор бесплатных подарков, модель запретов – да все, что угодно, только не живой человек. Вместе с тем ты не сделала мне ничего плохого. Можно сказать, что даже наоборот, редко кто из моих сверстников находится в положении, подобном мне. Они мне даже могут завидовать, и мы с тобой знаем это. Ты мне это говоришь. Ты много чего говоришь. Только я не хочу это слушать, мне не нужен новый мир, навязанный тобой, пусть даже он будет во сто крат лучше прежнего, старого, расколотого на кусочки. Верни мне его. Слышишь? Верни, я хочу обратно. Я не хочу взрослеть. Синдром Питера Пена, так, кажется, это называется?
Да какая разница, в конце-то концов. Мой цинизм, моя хандра, моя лень, отсутствие желаний, потребностей, моя невозрастная зрелость, моя жесткость, приземленность, моя неожиданная озлобленность, безответственность, слабость, то есть все то, в чем ты ежедневно упрекаешь меня, за что ругаешь и коришь не слабее, чем я тебя, все это симптомы этой болезни. Я больна? Значит, спасай меня. Спасай, пока можешь, и пока я этого хочу. Я же хочу? Ты – моя мама. В биологическом смысле, ведь это же ты меня родила. И ты взрослая. Я тоже взрослая, я ощущаю себя очень взрослой, можно сказать, что я стара в душе, стара настолько, что умру не сегодня завтра. Не замечала, что я не люблю фотографироваться? Нет, конечно, ты не замечала, ты никогда ничего не замечаешь. Не люблю потому, что на всех фотографиях у меня грустные глаза. Даже там, где я улыбаюсь. Я не умею улыбаться, улыбаться по-настоящему. И я боюсь смотреть на себя, боюсь прочесть приговор в своих зрачках. Приговор тебе, а себе. А я ведь не хотела возвращаться, не хотела верить всему, что ты говорила мне, и другим тоже, но все равно обо мне, не хотела слушать грязь о тебе и твоих поступках. Слушала, но не хотела. И сейчас не хочу.
Я хочу забыть, все-все забыть. Знаешь, а я ведь даже уже не сержусь на тебя. И не обижаюсь. Ты видишь, что я не плачу из-за твоих слов, что бы ты ни говорила? Знаешь, почему? Я думаю, ты не знаешь, и не хочешь знать, но именно поэтому я скажу. Потому что я тебя не люблю. Ты мне чужая. Я могу представить, как бы жила без тебя. И вижу тебя без меня. Очень легко.
Это просто представить, когда знаешь, что именно…
Свидетельство о публикации №106071501622
А ведь так бывает...
Действительно, близко к теме, затронутой мной в "МЫ"
Но гораздо сильнее.
Взаимоотношение матери и дочери, оно так зыбко, так может все сломаться, от неосторожного слова, от неосторожной мысли.
А все из-за кредо взрослых "я хочу, чтобы ты...". Это эгоизм. Мы все больны ЭГОИЗМОМ. И тот счастлив, кто хоть наполовину излечился
Яна Никитина 12.09.2006 12:38 Заявить о нарушении