Тяжелая подкова першерона

* * *

Когда-то в скромном звании курсанта
Я был самонадеян, полон сил,
И старый город Бесселя и Канта
По случаю впервые посетил.

В центральной части размолочен в крошки,
Внушал он жалость, словно ампутант.
И где мне было отыскать дорожки,
Которыми прогуливался Кант?

Он в снегопад, и в летний зной, и в грозы,
Маршрут свой ни на шаг не сократив,
Шел не спеша, возвысясь мыслью к звездам,
Обдумывая свой императив.

Здесь по нему часы свои сверяли, -
Он был точнее башенных часов!
И шляпы, низко кланяясь, снимали
Пред ним и пивовар, и богослов.

А город торговал, трудился, верил,
Всегда внушал своим соседям страх.
Здесь сочинял сам академик Эйлер
Свою задачу о семи мостах.

Здесь пьяный бурш в участке куролесил,
Здесь заседал степенный бюргеррат,
Здесь до утра засиживался Бессель,
Выстраивая формул строгий ряд.

Здесь юный Гофман, отвергая пафос,
Потягивал отменный кофеек.
Подчас без церемоний Крошка Цахес
Заглядывал к нему на огонек.

Ах, если бы я ведать мог сначала,
Что здесь мне жить немалые года,
Что я уйду от этого причала
Когда-нибудь – надолго, - навсегда…

Что мне тогда сказало имя Канта,
Что знал я про его императив
В те дни, когда с неведеньем курсанта
Насвистывал бесхитростный мотив?!


* * *

Тяжелую подкову першерона
Я подобрал, расковыряв песок.
Да, здесь стояла насмерть оборона –
Приклад к прикладу и к виску висок.

На берегу, у самого залива,
Назойлива к погоде мошкара.
Здесь пацаны последнего призыва
И – до пупа в медалях – унтера.

Разрывы мин, звериный вой и ругань –
Вдавиться в землю, спрятаться в песке –
И шквал огня, - так волк, прижатый в угол,
В смертельной огрызается тоске.

Давно прошли сраженья лет военных.
Чужих мундиров позабыт покрой.
Здесь шли на смерть. И здесь не брали пленных.
Тела земле не предали сырой.

Их женам не послали похоронных,
Их столько лет все числят за войной.
Тяжелую подкову першерона
Я с берега принес к себе домой.

Я ржавчину отчистил понемногу,
И обнажился крупповский металл.
Подкову я приколотил к порогу
На счастье, и желанье загадал,

Чтоб дом стоял, не ведая напасти,
Чтоб были с верхом закрома полны…
Подкова, ты не принесла мне счастья.
Ведь счастья не бывает у войны.


* * *

Eigener Herd ist Goldes wert
 (собственный очаг стоит золота).
Немецкая пословица

Жизнь пронеслась, как тройка с бубенцами,
Сумбурно, словно праздничный концерт.
Я вспоминаю печи с изразцами
И надпись – что-то вроде «…Goldes wert».

Дородный немец, тот, что дом поставил,
Он толк, должно быть, понимал в печах.
Он так старался, чтобы был исправен
И долговечен собственный очаг.

Грядущие предвидя непогоды,
Он совершенства помышлял достичь;
Он тщательно продумал дымоходы
И к кирпичу прилаживал кирпич.

Закончив стройку, праздник он устроит:
Шампанское с клубникой на десерт!
Ведь свой очаг – он дорогого стоит
(Что, собственно, и значит «…Goldes wert»).

Война катком по миру прокатилась.
Теперь иные ценности в чести.
Но эта надпись чудом сохранилась,
Да некому ее перевести.

Не уподобясь праздному зеваке,
По ордеру вселившись в этот дом,
Я разобрал готические знаки
И эту надпись перевел с трудом.

Придя с работы, снег стряхнув с ушанки,
Когда мороз вовсю немилосерд,
Мне нравилось погреться у голландки
И ощутить, что значит «…Goldes wert».
 
Ведь, что ни год, зима сменяет осень.
Ну вот и отзвенели бубенцы.
Тот старый дом пустили под бульдозер,
И напрочь растащили изразцы.

Концерт окончен. Молодость умчалась.
Пути-дорожки замела пурга.
Вот не гадал, что суждено под старость
Мне греться у чужого очага.

Лекарство в склянке. Ваза с леденцами.
Очки в футляре. С пенсией конверт.
Я вспоминаю печи с изразцами,
Готическую надпись: «…Goldes wert».

* * *

Где серые, угрюмые домишки
Однообразно мокнут под дождем,
Напротив телевизионной вышки
Мы, как всегда, с утра автобус ждем.

Сперва надеясь, а потом озлобясь,
С кошелками, с зонтами, без зонтов,
Мы молча ждем, когда придет, автобус,
Придет, как говорится, без понтов.

А нервы, как натянутые струны,
И нуден дождь, как неисправный душ.
Как будто мы у колеса фортуны,
Где мир поделен на «нуар» и «руж».

И на «зеро» поставлены все фишки –
Все то, что каждый загодя припас.
Напротив телевизионной вышки,
Когда ж придет злосчастный тарантас?

И вопреки старинному поверью,
Что все терпеньем можно превозмочь,
Он подойдет с разломанною дверью
И, никого не взяв, укатит прочь.

Нам, ожидавшим, впору утопиться –
Без нас все ставки сделаны давно!
И некуда нам больше торопиться:
Мы проиграли в этом казино!


* * *

И вот, наконец, я вернулся,
Как в тинистый пруд окунулся.

Друзья саркастически хмыкнут:
«Зачем ты вернулся? А мы тут…»

Они не скрывают злорадства:
«Какое ж ты нажил богатство?»

А что им ответить? А я там
Не стал ни крутым, ни богатым,

Вернулся живым – не убитым…
«А мы-то считали, что ты там…»

Ответить им, что ли: «А вы тут…»?
Они-то, конечно, привыкнут,

А я сокрушаюсь утратам,
Как будто по-прежнему я – там…


* * *

Я вернулся в мой город, как встарь Мандельштам.
Он за годы разлуки слегка обветшал.

Да и я постарел, поседел, полысел.
Я приехал сюда навсегда, насовсем.

Отшумела гроза, отгорела заря.
Видно, время приспело бросать якоря,

Из котлов выпускать отработанный пар
Да здоровья беречь нерастраченный дар.

Я куплю себе цвета желтка «Мерседес»,
Буду ездить на нем за опятами в лес.

Там по осени столько мохнатых опят!
Ни в какие моря не вернусь я опять.

Я устроюсь на службу – вставать поутру,
Я штаны на работе до дырок протру,

Буду пить перед сном подогретый кефир,
Сквозь экран телевизора глядя на мир…

Я вернулся в мой город, и сбылся прогноз:
Вот работа, к которой я сердцем прирос,

Вот смотрю я по пятницам «Поле чудес»,
Вот и желтый стоит под окном «Мерседес».

Я живу и горжусь – я старался не зря!
Только что-то не держат мои якоря.

Мне и служба не в службу, и карта не в масть.
Разве теплым кефиром натешишься всласть?!

Разве можно привыкнуть тащиться в хвосте?!
Хоть здоровье – не блеск, да опята – не те…

Ты прости, Мандельштам, мне тоскливо без гроз.
Я оставил мой город, знакомый до слез…


* * *

Я уеду к Мертвому морю.
Я приехал к мокрому морю.

К временам и местам забытым
Так и тянет меня, как магнитом.

Зимний город, город-курорт,
Неразгаданный мой кроссворд.

Уезжать - но какой резон?
Мокрый город. Мертвый сезон.

Море мокрое. Мокрый воздух.
В мокром небе – мокрые звезды

(Впрочем, вовсе не видно звезд).
Что ищу я, незваный гость?

И зачем мне этот бросок?
Мокрый берег. Мокрый песок.

Побродил, себя показал.
Возвращаюсь на мокрый вокзал.

Мокрый дождь на мокром лице.
Мокрый поезд в самом конце.

Все пространство наполнено моросью.
Уезжаю – с ненужной скоростью.

Уезжаю к Мертвому морю.
Может, к счастью, а может – к горю.

Прошлой жизни щемящий аккорд –
Тихий, мокрый город-курорт.