Удод

Скажи мне милая Феана, Удода кто скрестил с вальяжностью царей. Кто веру дал любви непокорённой на поприщах его детей. Он должен прослужить до помрачения теней на склонах гор. И вечером влететь неслышно в стойбище своё, узнать, как жизнь идёт в отсутствие его. Как праведна жена. Насколько малыши поранили дитё его.

Сидит один, забитый, без червей и тянется к отцу. Немой вопрос открытых глаз: и сколько ж дней сидеть мне без тебя? И выдал тайну, как он выживал: из-под крыла, взял, вытащил червя из тела у отца. Отец любовь обнял. И тело бередя, для сына нового растил червя. А всем другим из клюва подавал. Вынь, и положь. Но тайна дел Удода – не моя. Он сына воспитал, не я. И стал Царём он на земле, Удод.

А Соломон любил Царя. Но сыну не предстал. Давид ему любимым был отцом. И дело повторял, кормилиц слал, и ждал, когда найдётся среди братьев многих, тот чужой великомученик, кому отдаст он власть царя. И умный был, но покорил не многих. Умелым был. Знал, Савская жила. Удод собачку его знал, где умерла. И, молча, тлену отдавал поклон, и годы.

Нет на земле сильней Царя, чем он. И сына вырастил, Царя. У воевод – потери за его дела. То там, то здесь падёт дитё. А закалённое на тлене не пошло на мир прекрасного смотреть. Царь живо знает интерес, где сила зла торопится учить. Есть тайна вековая услужить, ему – Царю.

Последняя надежда – ритуал. Хоругви – прятать дочерей от происков Царя. Не дай Бог, дочь понравится ему. Мать заклюёт... Парадность привлечёт и сможет одолеть любые устремления, и нового Царя с велением придёт смотреть. Царь озадачен лишь мгновение, а сын уже растёт. Есть сыну умиление.