Вестник

Смирись, погрязшее начало;
Смирись, поверженный конец…
И ликом пепла накрывало
Усталое сплетение колец.

Есть иероглиф и есть дата,
Да в лето кануло четыре звука.
С улыбкой добродушной свата
Входил он тенью в дверь мою без стука.

Я просыпалась и жила,
Спешила по ступенькам вверх.
А келья мира так мала…
Смущал дождя нелепый смех.

Но лишь секундами немых парений
Оправдан каждый долгий год,
Да скудные обрывки сновидений
Мне поощряли мой уход.

С грузом тела тяжелее возвращаться
К тем неприкаянным делам,
В комок мельчайший зябко зажиматься,
Не веря желто-светлым дням,

А только внемлить яркой ночи,
Смотря остекленевшими глазами…
Где вне пространства сотни точек,
Мелькая, сливаясь и кружась веками

Вставая в линию с неровными краями
Вдруг прождали вместе нас.
Невластными, перед закрытыми дверями,
Как миллионы прошлых раз…

Куда бредешь ты человек?
Зачем спешить, если видение обман..
Как не мутить болота рек?
Свой… как отыскать в тумане караван?

Слова не прозвучат в ответ,
Лишь тихий смех и канут четыре звука в лето,
А после – серебристый свет
Ночной легко окутает кого-то где-то…

И болью вздрогнув, неровно ляжет слово,
Под чьей-то неуверенной рукой.
К кто-то, возможно, прочитает снова,
Поняв что у другого за душой…

Или увидит вечные цитаты,
Что скрыты словоблудной дымкой,
Так догорают все закаты…
Так застывают слезы льдинкой…

И цепь безумцев глупых не прервется.
Что охватить хотят простор.
Однажды лишь один, но не проснется –
Простой, скупой, всевластный вор…

Укравший кошелек, набитый
Чужими судьбами цветными,
Без стука в дом войдет открытый,
Смотря глазами, уже иными…

На ангела в обличии томном человека,
Но существующего не за святость, а за яд.
И глухо цепь звенит из тысячного века:
«Кто крылья взял при жизни, тех не вернуть назад…»