Сказ о молодце-старце Никите

Уж никто никогда не вспомнит то время далёкое,
Про тот город вам скажут, что не было града подобного,
Где однажды когда-то жил молодец славный Никита,
Из красавцев красавец и будущий, может, мудрец.
И был тот Никита высокий, красивый и статный,
С глазами, как море, и с взглядом, словно у сокола,
С волосом светлым, как рожь, в коей мать его вскормила,
И с мужеством героя, коим был его храбрый отец,
С умом быстрым и ясным, как у деда - бывшего странника
И с движеньями плавными, сильными, как у бабки- красавицы.
А матерью Никиты была Земля плодородная,
А отцом Никиты был Гром, низвергающийся из неба,
А дедом ему приходился старый Ворон-отшельник,
А бабка его была Рекой, в горах начинавшейся.
А сам он вышел в человеческом облике молодцем,
И дивились люди силе и мужеству невиданному,
И не по годам начитан и умён был добрый молодец.
И влюбилась в Никиту девица-красавица,
Но красота её была холодной и хищною,
А глаза её были злы и неискренни,
И бабка у ней слыла ведьмою страшною.
И сказал тогда молодец Никита той девице:
“Ты покинь меня, девица красная, ты оставь меня,
Не судьба нам с тобою сойтись и не по дороге нам,
И не мучься, найдёшь себе молодца лучшего”.
Но обиделась девица злая обидою страшною,
И заклятье у бабки своей попросила ужасное,
И наслала проклятье на сильного, доброго молодца.
Обратился Никита тогда в старца седобородого.
И вослед уходящему с палицей старцу и нищему
(Ведь забрала богатство и силы она у любимого)
Говорила та девица - ведьма жестокая:
“Да не будешь ты более сильным Никитою-молодцем,
Коль не сыщешь того, кого в мире не видано -
Человека безмерно счастливого, счастьем довольного,
А таких не бывает - я полностью в этом уверена”.
И злорадно, жестоко смеялась та девица,
Провожая молчавшего старца взглядом хуже змеиного.
А Никита не молвил ни слова в прощание,
Ведь отняла всего только силу и молодость,
Но остался Никита здоровым - поистине юноша,
И никто не подумал забрать у него его голову,
В коей главные хранил он сокровища разума,
И остался наш молодец-старец умом ясен и молод
И душою нисколько совсем не состарился.
Но задача пред ним предстояла невиданно сложная -
Он весь мир обойти мог, того и не выискав,
Кто бы счастлив безоблачно был и доволен бы жизнию,
Кто не стал бы гордиться и хвастаться этой судьбиною.
Но не мог добрый молодец в облике старческом
Без борьбы погубить свою молодость бурную.
Верил он, что вернётся и тело, и мужество,
И душа не состарится в нищенском рубище.
Потому он со взором и ясным и искренним
Покидал и родимый порог, и змею ненавистную,
Лишь “Прощаю тебя” про себя ей сказав на прощание.
Он решил обойти все края, повидать всех правителей,
Все моря переплыть, покорить все вершины высокие,
Пересечь все пустыни, леса и поля пройти,
Но найти человека, которого в мире не видано.
И с котомкою хлеба и палицей крепкою -
Всё, что ведьма ему пожелала оставить -
Отправлялся Никита вдаль по дороге утоптанной,
Солнца напившись и пылью умывшись дорожною.
Нёс он низко седую и длинноволосую,
С бородой до колен свою голову мудрую.
Просыпаясь с восходом, под звёздами засыпаючи,
Он менял города и дороги, мосты и тропиночки.
И, выйдя однажды из леса густого и дикого,
Увидел Никита картину слепяще-прекрасную:
Земля лежит плодородная, реки текут полноводные,
Дворцы золотые и люди на лицах с улыбками.
Спустился Никита с холма и в долину направился
В надежде сыскать в этом золоте мужа счастливого.
И видел довольные, полные лица всех жителей,
И хлеб на столах их румянился коркой пахучею,
Взращённый на поле бескрайнем с пшеничными волнами,
Испечённый из белоснежной муки мелкомолотой.
И знал то Никита, что хлеб очень ценится,
Что есть на столе - значит, люди не нищие,
Не нищие, не голодные, а значит, довольные,
Руками своими тот хлеб для себя приготовивши.
И думал Никита, что это ль не счастье для пахаря,
Когда белым хлебом труды его вознаграждаются.
И это ль не счастье для их благосклонных правителей,
Когда весь народ трудолюбием мирным прославился.
И шёл по дороге мощёной к дворцу белоснежному,
И видел царицу прелестную, ласково-нежную,
И слушал про то, как добро и благосостояние
Всегда в этом городе-царстве держалося.
И думал Никита, что он, наконец, нашёл его -
Человека счастливого, счастьем довольного.
И спрашивал тихо Никита царицу разумную:
“Царица, позволь мне, презренному, любопытному,
Спросить у тебя, хотя можешь прогнать меня,
Я знаю, что я недостоин ответа великого,
Но всё же скажи мне, царица, но только лишь искренне:
Довольна ли ты в своём городе жизнию сытою
И счастлива ль ты безгранично в хоромах невиданных?
Прости ты меня и не гневайся, коли был резок я”.
Задумалась, сидя на золоте, женщина добрая,
Лицо её белое, светлое на миг омрачилося,
И молвила старцу тогда любопытному,
Не ведая, что решает судьбу его бренную:
“Не знаю, старик, почему ты спросил меня,
Но я не могу до конца, безгранично быть счастлива,
И если захочешь найти - не смотри на правителей,
Их тяжесть правленья гнетёт даже самого лучшего.
Не может король себя полностью вольным почувствовать,
Пускай даже любит народ его и восхваляет власть,
Не может позволить себе простолюдинских радостей.
Он весь на виду - и от этого чувства теряются”.
Нахмурился старец Никита, подумал мгновенье,
И долго царицу он благодарил, и воспротивился
Остаться в дворце её на ночь, и вышел уж в сумерки,
Всё думая о рассказе правдивом царицыном.
Но всё же хотел он ещё раз попробовать
Среди королей отыскать человека счастливого
И вечером летним покинул дворец белокаменный,
Побрёл по дороге, что в поле пшеничном проложена,
Ласкал он ладонями жёсткими волны пшеничные,
Глядел на зажжённые звёзды, на месяц всплывающий,
И путь озаряла надежда и звёзды далёкие,
И сон не пришёл в эту ночь к босоногому страннику.
И снова рассвет, снова дни - все в пути и все в поисках,
И время летело стрелой незамеченной, быстрою,
И вышел Никита однажды к прелестному городу,
Что при океане на берег домами накатывал.
И странен тот град был, как всё в том краю удивительном,
В восточной стране, где обычаи столь необычные,
Где дом рыбака был лачугой, из дерева скрепленной,
Где храм короля был дворцом с колоннадой из ангелов,
Где люди рыбачили и этим бывали довольные,
Где правил султан - все ему поклонялися,
Как идолу, чуду, как богу, на землю сошедшему,
Ему отдавая всё то, что самими накоплено.
И видел старик - нелегко это людям давалося,
Богатство султана, но не воспротивился
Народ против власти подобной грабительной,
Веками привыкнув к такому правлению.
И думал Никита попасть в храм роскошнейший,
Но не впустила его стража придворная лютая.
И удивился Никита - ведь он безобиден был
И у султана хотел лишь спросить об одном всего.
Он объяснил это страже, но та не откликнулась
И, словно глухая, не слушала речи просящего.
И бросил Никита попытки тогда бесполезные,
И сам подождать решил выхода скорого царского.
Дождавшись, когда в окружении девушек -
Невинных, прекрасных, в накинутых тканях струящихся -
Султан выходил оглашать для народа сбор податей,
Который всегда разорителен был обязательно,
Тогда, наконец, посмотрел он на идола этого -
На толстого, старого, злого султана жестокого,
И понял тогда, что не может счастливым быть
Султан, коль он столь ненавидим народами,
Не может быть счастлив султан, столь жестоким прославившись.
И счастье - не значит хоромы, перины и девушки,
И в этом старик убедился теперь окончательно.
И понял тогда - не в богатстве, не в славе есть счастие,
А есть оно в чём-то другом, и простом до нелепости.
И чудилось нищему, что от разгадки он близок был,
Когда в ночь бессонную по полю ходил колосившемся.
И мог бы немало ещё повидать он правителей,
Но каждый из них не был тем, кем хотелось бы,
И каждый нашёл бы в себе что-то несовершенное,
И мог бы ответить, что он не доволен, обиженный,
А может быть, просто пресытившись жизнию праздною,
Богатою, сытою и навсегда избалованной,
Не каждый король мог ответить Никите искренне,
Не каждый бы стал говорить с стариком приблудившимся.
Поэтому думал Никита проститься с колоннами,
С дворцами богатыми, блюдами вкусными, сытными,
Пойти поискать среди люда простого, рабочего
Того, кого надобно было найти по заклятию.
И бросил Никита хоромы и храмы блестящие,
И в хижины, в избы пошёл, и у каждого спрашивал:
“А что, люди добрые, может, вы всё-таки счастливы,
Довольны ли жизнью своею, ничем не украшенной?”
И в каждой избе отвечали Никите по-разному,
И кто-то с охотой, а кто-то с пренебрежением,
Но не нашёл среди них нищий старец искомого,
У каждого что-то, мешавшее счастью, имелося:
И в дружной семье находились и страхи, и горести,
И девицы красные вечно о чём-то печалились,
И молодцы храбрые славы и почестей жаждали,
И дети неумные в играх порой обижалися,
И старцы почтенные думали о непотребности.
И в горной стране, где прекрасные скалы врезаются
Острыми пиками в высь неописанно-ясную,
И в море волнующем, вечном и размышляющем,
И в поле, в степи плодородной, в пустыне засушливой,
В лесах шелестящих, в лугах, в виноградниках вьющихся,
Во всех городах, во всех сёлах, других поселениях -
Везде вопрошал, но нигде не ответили искренне,
Что полностью счастливы, довольны, исканьям открытые.
Нигде не нашёл старец тех, кого надобно,
Но столько людей повидал, так исполнился мудрости,
Года проведя средь людей, ночуя под небом на травушке,
Росой умываясь, водой родниковой зеркальною,
Звёзды считая, на месяц любуясь, на облако,
Грозы не боясь, вспоминая отца грознославного.
Он начал вникать во все мысли: и мудрые, старые,
И новые, часто совсем не похожие
На то, что все люди признали за верное,
Но что-то, несущее вечное и совершенное.
Он начал смиряться с судьбою, ему уготованной,
И думать оставил о силе, о храбрости, ловкости.
Он знал: у него теперь есть нечто большее,
Что мудростью люди зовут и что опыт присваивал.
И цель у Никиты - не счастье туманное сыскивать,
А просто бродить на свободе, слушать речи и музыку
И книги читать философские, древне-учёные,
С людьми говорить о проблемах, кого-то волнующих,
С собой оставаясь помыслить над судьбами разными.
В душе у Никиты настало такое спокойствие,
Что очи его тёмно-синие, полуприкрытые
Спокойною мудростью из глубины засветилися.
Но вот повстречал он однажды другого философа,
Что шёл по широкой дороге по пыльной и тоже раздумывал
Над чем-то высоким, склонив к груди голову белую.
И встретились взглядами старцы длиннобородые,
И, словно в морях, утонуть можно было в их взглядах -
Настолько они показались друг другу глубокими.
Тогда говорили они друг о друге, о мире и мудрости,
И понял Никита, что встречный его - поумней его,
Что мудрость его собиралась столетие,
Что старость его настоящая, вся пережитая.
И чувствовал он, что нашёл он кого-то знакомого,
Того, кого долго искал, но не мог отыскать никак.
Решился тогда он на шаг, позабытый давно уже,
Он задал вопрос, волновавший его сердце ранее.
В последний раз в жизни он произнёс его
И знал, что погибнет, коль будет ответом “нет”:
Он знал, пробуждая и вновь задевая за старое,
Что не затихнет боль, не забудется более
То, что годами в скитаниях память загладила,
Но разъятрилось теперь, в этот миг, всё решающий.
И отвечал тогда встречный ему тихим голосом,
Что, безусловно, он счастлив и был таковым с тех пор,
Как он состарился и не тревожился более
Всеми проблемами бренными, жизненно важными
Лишь для того, кто не жил ещё по-настоящему.
Спросил тогда старца Никита, недоумевающий,
А в чём же тогда его счастие есть безграничное,
Коль нет у него ни богатства, ни жён, ни наследников,
Когда он один и о нём не заботятся.
Ответом ему была длинная, мудрая повесть,
В которой раскрыл этот старец секрет свой единственный:
Что в этом-то счастье и есть, что один и ненужен он,
Что волен, как птица, вольнее, чем птица пернатая,
Он сам лишь с судьбою своею сумеет управиться,
И нечего будет терять, если вдруг приключится что,
И больно не будет ему, если кто-то умрёт когда,
Ведь он никого не любил, и не будет помехою
Он детям своим, потому что детей не оставил он,
И боли не будет от смерти его никому почти.
И счастье его - в дальних странствиях, в мудрости, в старости,
В свободе и в нищенстве, в небе, земле и пыли дорог,
И даже в Никите, в любом человеческом разуме,
Частичку которого мог бы он взять и кому-то отдать свою.
И чудо свершилось: предстал вдруг пред странником юноша,
Красивый и сильный, и с прежними только глазами лишь:
Проклятье распалось - поистине странник был искренен,
И снова вернулись к Никите и сила, и молодость.
И тут озарило Никиту - он понял одну лишь суть.
“Я счастлив, - сказал он, - счастливым я был до теперича.
Спасибо тебе, добрый старец, за слово за мудрое,
Вернул ты мне силу, и храбрость, и молодость.
Я знаю - тем самым исчезло туманное счастие,
Но пусть - я найду его, время ещё не пришло моё.
Хочу испытать я все радости юности, зрелости,
Любовь и обиды, несчастия и огорчения.
Вернуться потом я вернусь, но всему своё время ведь.
Скажи мне, старик, может быть, ошибаюсь я?”
И молча старик положил свою руку шершавую
На молодое плечо теперь молодца статного.
И преклонил тот колено пред мудрым учителем,
И понял тогда, что достал он благословение.