Для меня...

(Евгении Козловой)

1
Для меня вечеров засандаленных фото,
кофеина вселенная, терпкая нота
слов на ветер; из камня друидов стихи
переводы дождями на снов языки.
Для неё: вместо стёкл — пластмасса и лёд;
не любить, не жалеть — уходя от забот,
без соперниц и славы — чужие слова,
что она — ни подруга, ни мать, ни жена.

2
Это желтое лето — пятнадцать ночей,
я поставлю за каждую сорок свечей—
чтобы тлели они две недели подряд,
вместо пламенных крыльев слепых воронят,
чтобы тлели те свечи под рокот и смех
величайших лжецов бледно-синих потех,
чтобы тлели, сжигая до камня, земли
купола, и иконы, и монастыри.

3
Спи, мой светик — под утро всё будет не так,
эти ночи и дни — это просто пустяк,
на прощанье оставлю: всё счастье — тебе,
беломраморный свод поднебесья — себе;
это время, ты знаешь, ни стоит ни чуть
ни любви, ни вина — только лживая жуть:
отражений и писем бумажная сталь
не жалеет минут — ну и нам их не жаль.

4
Каждой встречи — под рёв, замечательный вой,
не судилось забыть о себе с головой,
не судилось прощать — и ещё не любить,
только в ржавые трубы под утро будить
не себя, не тебя. Я уеду в четверг,
запуская в других вышесловия верх,
далеко — за каналы и горы. Пока,
ещё близко к твоей ледяная рука.

5
Здесь ни слёзы, ни звёзды ни стоят — ни фраз,
продаётся за вечность последний из нас,
продаётся за алчность, и алчность сама
между нас по себе и товар, и цена.
Здесь слова — это кровь, это вены святых,
тлен и сор пополуденных неразберих,
здесь вина — это честь, а хвала — просто стон
задающий басы в погребальный трезвон.

6
Здесь все песни — моря, а моя — океан,
от неё разгорится и рухнет бедлам—
я её разменяю, сожгу и продам,
бледным ангелам, Черту — и всем городам.
Её слышать — народам. Тебе — никогда,
так велели машины и все поезда,
перекрёстки, дома, небоскрёбы, метро —
хоть я буду вопить – лишь тебе всё равно.

7
До свидания, светик — теперь навсегда
мы обвенчаны пиками. Только слова,
те же звёзды, и слёзы, и море, и май —
в никуда, ничего, без прости и прощай,
не заметив, не вспомнив — терять так терять,
станет прошлым твоя по соседству кровать.
Я смотрю на декабрь — он робок, как ты,
и печален, как крыши моей высоты.