Стивенс Джеймс. Раковина

JAMES STEPHENS
(1882-1950)

THE SHELL

I.
And then I pressed the shell
Close to my ear,
And listened well.
And straightway, like a bell
Came low and clear
The slow, sad, murmur of the distant seas.

Whipped by an icy breeze
Upon a shore
Wind-swept and desolate.

It was a sunless strand that never bore
The footprint of a man.
Nor felt the weight
Since time began
Of any human quality or stir,
Save what the dreary winds and waves incur.

II.
And in the hush of waters was the sound
Of pebbles, rolling round;
Forever rolling, with a hollow sound:
And bubbling sea weeds, as the waters go,
Swish to and fro
Their long, cold tentacles of slimy gray:
There was no day,
Nor ever came a night
Setting the stars alight
To wonder at the moon:
Was twilight only, and the frightened croon,
Smitten to whimpers, of the dreary wind.

And waves that journeyed blind…
And then I loosed my ear – Oh, it was sweet
To hear a cart go jilting down the street.




ДЖЕЙМС СТИВЕНС
(1882-1950)

РАКОВИНА
I
Взяв раковину витую,
я поскорей
к ней ухом прильнул
вплотную –

и сквозь тишину глухую
расслышал медленный гул
и скорбный ропот морей,
и бриза свирепый свист
в забытом и диком краю.

Пуст, неприветлив и мглист,
где места людскому жилью
нет с начала времён,
где ветра протяжен стон,
где прибоя яростен вой,
высится берег крутой.

II
И, с шумом волны мешаясь,
доносился издали частый стук
голышей, перекатываемых приливом –
и водорослей клубящийся пук,
скользкими щупальцами шелестя и свиваясь,
в ледяной воде раскачивался лениво.

Там рассвет не всходил, и ночь не шла:
там веками стояла серая мгла.

И смутное эхо, бродя по свету,
твердило шальные шорохи ветра
и шуршащие всплески волны слепой,
и боязливый выдох затишья.

И торопливо расстался я с раковиной пустой…

О, какое счастье услышать
грохот фургона по мостовой!

Перевод Сергея Сухарева
(1967)