Знаки на стене

Балетные тапочки, скрипка пролетом
пытается выразить длинное что-то,
своими натянутыми проводами,
в предвечных стенаньях; а нам бы словами,
хотя бы метафорой, можно без смысла,
их бросив на чаши весов коромыслом.
Но заговор зреет, как к свадьбе невеста,
и тапочки жмутся в преддверие жеста.

Чуть сдвинул зрачок и крыло изгибая,
грозит маяку буревестников стая.
Как царственна немощь всего, что статично,
и как откровенно та сила безлична.
А нам бы услышать заветное слово,
но слишком незыблемо глуха основа
в колонне, в кремле, в ожидаемом веке
и даже в любимом тобой человеке.

Без права на память (но кто ее знает?),
едва различима, Дюймовочка тает
в поляне цветов, неизбежной, как вечность.
Но это не счастье, а не человечность
дрожит стрекозиным крылом у порога
в преддверие рая…Но в поисках бога,
измученный путник, уткнувшись, услышит
в поляне лесной, что он жив, еще дышит.

На блюдо слетясь, попугайные птицы
в застывшем экстазе сплетают ресницы.
Быка матадор в теплом утреннем свете
разит в неизменно красивом жилете.
Он жизнь утверждает в обратном порядке,
служа только смерти, с рождением в прятки
играет, – графически лишь выразимо,
без звука, без слова, ужимками мима.

Глаза поднимаются снова и снова,
увидеть в зрачках оживающих слово,
и так очевидна надежды вина,
что только раскрашенная стена,
едва наводящая цветом на звуки,
разводит квартирным периметром руки,
как будто доносит нам средствами мима,
что словом отчаянье невыразимо.