Подмосковная электричка

Горе, скуку и отраду -
всё везешь ты на себе
и не ждешь своей награды
ни зимой, ни по весне.

Сколько раз вдали от дома
приходилось нам стоять,
на чужих глухих перронах
жизнь свою перебирать.

А бывало, как к желанной
мы боимся опоздать
и летим, как на свиданье -
милая не может ждать.

Солдат, студент и пионер,
матрос и милиционер,
учёный крупный и юнец,
щенок забытый, наконец -

всех увезёт, всех обогреет,
кому несладко - пожалеет,
хотя б на несколько минут
по мере сил им даст уют.

Ей на ранги не смотреть -
все сиденья ровны,
основное - всем успеть...
И бегут вагоны.

Трудный день прошёл давно,
отдохнуть бы надо.
Ночь глухая за окном,
ждёт тебя "награда".

Сигарету бросил вдруг.
И погасла спичка.
Ну, держись, трудяга-друг,
наша электричка!

Посмотрел вперед, назад:
никого в вагоне;
можно резать наугад,
всласть, до перегона!

Раздвинул дверь двуногий зверь
и, как бы мимоходом,
разбил стекло. И вот теперь
он двинул вдоль прохода.

Живые стены резал, гад,
кровавой краской мазал,
когдями кожу наугад
кромсал он раз за разом,

панели белоснежные,
что радуют нам глаз,
узоры сине-нежные,
привычные для нас.

Он даже умудрился
изрезать плинтуса!
Стоял и всё придумывал
с ухмылкой подлеца...

Он знал - народ уснул,
и зверь грызёт живое тело.
Похабщиной в лицо плеснул,
закончил свое дело.

А на прощанье просто так,
чтоб помнили другие,
царапнул "ЦСКА-СПАРТАК".
И двери хлопнули тугие.

А утром богомолица
направится в Загорск.
Войдет в вагон, помолится:
"Не приведи Господь..."

И девушка потупит взор, смущаясь.
У ветерана взгляд - недобрый огонёк.
Он как бы скажет, обращаясь
к тому, кто это сделать смог:

"Ведь ты же людям жизнь их травишь!
Хотя бы вспомнил мать, отца...
Ты апкостью детишкам душу ранишь!
Ну кто тебя родил, такого подлеца!"

Вот рабочий после смены
неспеша вошёл в вагон.
Посмотрел на эти стены...
Повернулся, вышел вон.

Стоит он в тамбуре холодном
и хмуро смотрит на стекло...
Увидел Ленинград голодный,
волной снесённое окно.

Стучит колёсами вагон
и бег свой замедляет.
Очередной проплыл перрон,
а память в детство возвращает...

Он вспомнил годы довоенные,
он вспомнил, как играл в футбол,
и не забыть ему, наверное,
свой первый календарный гол!

В Хамовниках, в Зелёном Городке
игра была в начале мая.
Тогда он в детском "Спартаке"
играл на правом крае.

За честь и флаг команды
мы не жалели сил,
тогда два-ноль сыграли,
"Спартак" наш победил!

Мы были преданы футболу
и честь команды берегли,
и символ "Спартака" родного
испачкать грязью не могли.

Мы гимн спартаковский сложили,
гордились нашим "Спартаком"!
А гимн дышал спортивной силой,
был с юмором и огоньком!

Кого мы "били" - всех запомнить трудно,
но помним, как мы "били" Ильина,
как Соловьёва бедного "месили" -
об этом знает вся моя страна!

Судья свистит - мы ринулись в атаку!
Ведёт Степанов вправо и вперёд,
Корнилов рубит пушечным ударом,
Глазков уверенно пенальти бьёт.

Всегда мячом владея виртуозно
мы взяли Кубок в руки навсегда.
И чемпион Союза на столетья -
московская команда "Спартака"!

...Опять война на память,
опять блокаду вспомнил он:
не устают зенитки лаять
и артобстрела слышен гром...

Вот он стоит один в квартире
и смотрит в тёмное окно.
И будто на живой картине
обратно крутится кино...

Да, вспомнил он свою квартиру,
где всех родных похоронил.
Он не ходил с сумой "по миру",
а всю блокаду пережил.

Придёт домой - дверь нараспашку
(замков не вешали тогда).
А стужа лезет под рубашку -
зима, блокадная зима...

В окне ни стёклышка. Дыра.
Зима творит свои дела.
Поймёт ли наша детвора,
как было трудно в те года?

А в доме холодно, темно.
По стенке пальцем проведёшь,
голодным языком слизнёшь -
ну чем не эскимо!..

Но мы слова писали те,
что и поныне
напоминают о войне,
о грозной той године:

"Стой! Зона артобстрела",
"Бомбоубежище", "Неразорвавшийся снаряд",
"Укрытие в подвале за углом налево".
А за спиной патруль - морской наряд.

Всегда всему конец приходит.
И наш маршрут закончился в Москве.
А он себе всё места не находит,
его "художества" тревожат на стене...

А если эта грязь
в метро проникнет вскоре?
В метро напишут то,
что пишут на заборе!..

Вот какие думы тревожили его,
когда он вдоль перрона направился в метро.

Загорск, 1984.