Питер

Переулки, заполнены голосами
жильцов, выбросившихся из окон...
Молчаливые пьяницы часами
думают о том, как бы не вышло боком
их стояние под небесами...

Псы, укутывающиеся в гной,
колтуны и иную пакость,
выставленные во вневременной
континуум на мороз и слякоть,

жалобно смотрящие в глаза осиротевших прохожих
чувствующие глубокое родство со всеми
ими - толпами непохожих
и разбросанных в городе, как пастухи и волхвы в Вифлееме.

Окраины удушливым газом болот
морят тех, кто попадает на их пределы.
Тебе нет смысла открывать рот
ты заживо похоронен здесь и за дело -

тут нет невинных, случайно вернувшихся из странствий,
тут нет паяцев, лжецов или правдолюбцев.
Здесь - окоченелые трупы, затерянные в постоянстве
изломанных, обрубленных по самые локти улиц.

Здесь только печаль сильней колокольного звона,
только мороз крепче выпиваемой водки,
разруха - страшней разрубаемой в щепки иконы,
а поступь по тверди сродни по волнам стремящейся лодке.

Здесь нет пустырей, перегонов и выжженных судеб,
любви и ненависти, отчаяния и страха.
Холодным арканом ты ловишь за горло того, кто тебя не любит
и каждое утро пытаешься воскреснуть из праха.

Касания стен здесь сродни вечному бегству,
сродни касанию нелюбимого истерзанного тобою тела.
И если от этого города и найдено кем-то средство
то где-то за гранью доступного для тебя предела.