Ответ Летову... Первая проза...

Ходить босиком по дольке луны и опровергая доказательства о существовании не съеденных алмазных кружочков в изогнутой форме строения человеческого бытия когда-то живых, нелепых, а также смышленых познаний о золотом серебряном или на конец деревянных ползающих в смятых, неправильных рубахах, нелепых страхов о полетах в метафорных кроваво-черных поднебесьях, а может быть даже и в небесах, шипящих кровью бурлящих дето-взрослеющих голосах не долетевших до своего победоносного эволюционного развивающегося не в полном понятии смысла, а так же ударяя по постоянно находящемся в изменении палитры кнопок, гранитных худо пополняющихся подруг кричащих в свою всё более не менее уменьшающийся с каждым новым мерцающим слева на право хохотающим днем, громко поющую не отобранную, не украденную минимальных размером коробочку, приходящие становятся невольными уходящими за огромными шарами восходящими, в тупых острых, а также и во всех других не подвластные своему лихому способу мышления временно не затерянным за отвратительно чуть высокой панели бегущего горизонта, подкармливая электронно-механическим дебютом свой ни на что не одобрительно-одобряемый в никуда орущий о помощи взгляд, мечта походительно закрывать его чужыми прошедшего десятилетиями тому вперёд, заглушить с пихательного состояния кусок мяса который ревёт, некогда бывший ударом о чью-то не построенную для заклепной защиты стоящую у ворот узенькой, мелко разрезанной вымышленной границей, которую так и хочется, так и тянет, так и пляшет, для её состояния находиться в детских того не понимающих о плохом положении в чужих, более розовых, нежели желтоватых ржавеющих покрывшихся бледно, но в тот же момент истины коррозией ручонках которые были просто долгожданной расширительной радостью, после набитой гадостью, для запрещенных, но в тоже время назад ушедшего колебательных движений, хороших, но, однако по чукотски похожих, на кого-то того же кого-то когда-то не хватающего, смешно, нет, скорее даже забавность, стоящая за углом радость, пытается невидимыми прозрачными движениями обратиться в вечный, никогда не кончающийся побег из принципиальной глубочайшей ямы, Но ей придётся быть послесловно надеющийся на жизнь при наличии всех видов на то отведенных заболеваний, отведенных, ведь зачем-то, ведь кому-то, ведь НАДО ЖЕ, надо - просто слова, которые НАДО пытаться исполнять по не нашему, а по высшему разумному атеистическому верованию, просто электрически не связанная цепь драгоценных овальных Колец, которые в своем итого получают просто градусную меру нашего понятия о взирании к Нему, хорошо только то, что эта самая имеющаяся как на радостной новогодней палке имеется в самом печальном конце наконечник, звездочка, именно она, помогая, отбирает все наши сердобольные взрыдающие СЛОВА, но всеравно всему находящемуся на площади кружевных поясов временных земель может быстро настать полное неестественное противоречие всему раньше нашему понимаемому, отдаленным на несколько лет в завтра от нижних углов того горизонтального поднебесья пути из святых в бесья, именно этот, темный заражено как простая ангина в муках томных, СТРАХ, не просто о побывки как в одиночной камере, а приходу не по собственному желанию навсегда, а потому что опять же смешное повторение того, что было в пол песенном прошлом, которое никто никогда ни за что не захочет, даже если бы терпеливое пытающееся чувство его единства стремящегося к простому обыденному, НО хорошего того смысла проживания и пожирания, опять же – пожирания, возвращаясь к посеянному в прочитанном из зеленой книжке семечке, которым и сам был когда-то, но только в жидкой пластилиновой форме, хотящего быть светом для пути к завсегдатай действительной радости хотя бы на столько, сколько его хочет каждый, кто его, когда то и приводил к этому инфантильному не чреватому не гнусному, а светлейшему на тот жизненный миг состоянию придуманной, но имеющейся состоянию любви, и поэтому он и пытался иметь хотения, понять все мышления, и принести как можно меньше всего чертовски нехотимого плохого, а простого сердобольного чистейшего радостно ответного состояния, и все было бы, быть может, просто нормального смысла, если бы не проснулось мусорное черное воронье, которое при перелете неизвестного расстояниям направления компаса, залетев к нему под то самое нежнейше тонкое облицовочное покрытие биологически серого предмета, и начавшее свою собственную, которую он так и не мог привести к наивысшего самочувствия сильного пятого числа революции, революция это была убийственна ко всем раньше ближнего света предметам, которые остались в непонятной дали, закопанные в дали от земли, но живые, к предметам носившие пластилиновую белую жидкость прошло все то, что должно было иметься, это мифологически психически паронормальное житие победило все прошлое хорошее которое просто стало испаряться как туман над кладбищем на котором будет закопан Летов, пришло раньше недоумевавшее в подсознании всех сыгранных инструментальных дел искусство пассивности на кончиках мыльных нестриженных веревочек, Битва при участии всего вида человеческих и не человеческих деятельных систем, разрабатывание смешных и забавных в округе для находящихся добро-злых корыстных колющихся активностей, теорий о чем-то таком, которого хочется попробовать чистыми не воняющими необветренными розовыми губами, и залить в себя на пожизненный малый срок, усмешка, только одна лишь усмешка тех всех, кто когда-то сидели прячась в первоначальном куске мяса, а он просто хочет чего-то разумно- понятно ежедневно не повторяющегося, собрать все это белое чистое, доброе, в одну хорошую кучу чего-то и просто подарить всем, тем кому когда чего-то в порывах загрязненной конечной вечности этого бы просто хотелось подержать и в своем кусочке мяса, которое будет вместе с двумя друзьями там, где мы будем все… 13 ноября 2005 года. Поздно ночью… Летову.