Имя из девяти букв, этап второй

Ты снова со мной.

Ожидание. Еще пятнадцать минут, и я увижу ее. Она поднимется на лифте на тринадцатый этаж этого странного дома на сваях, и я увижу ее. Заскрипят старые тросы, не смазанные стальные двери разомкнут свои створки, и я увижу ее. Я увижу ее, наконец-то, почти месяц спустя я смогу прикоснуться к ее губам, смогу обнять ее и защекотать до смерти. Я до последнего момента не мог поверить в то, что настанет день, и я снова вдохну ее запах полной грудью. И вот ты передо мной. Невинная и свежая. Красивая и улыбающаяся. Хитрая и играющая на струнах моего доверия. Мы ложимся на жесткий диван обтянутый затертой зеленой тряпкой, диван на котором до нас лежали тысячи влюбленных и ругающихся, болеющих и пьяных, и не можем оторваться друг от друга. «Скучала по мне?» - «Скучала очень…» «И я скучал, Маргариточка». Я обнимаю ее и лицом проваливаюсь в ее волосы. Она смотрит Мтв одним глазом, а я вдруг с ужасом осознаю, что ждал от себя намного большего эмоционального всплеска, но на деле все оказалось как-то суше. Наверное, сработала защита, непроизвольно спустив карабины спокойствия. Я отгоняю прочь неприятные мысли и наслаждаюсь моментом, которого ждал более месяца.

Мы снова вместе. Ты снова со мной. Я не просто счастлив, это, наверное, что-то другое. Я не могу отпустить тебя и не могу перестать целовать. Мне нужно больше. Поцелуй за поцелуем, касание за касанием. Наверняка я выгляжу как влюбленный идиот со стороны, но, пожалуй, это лучше, чем быть идиот невлюбленным. Часы пролетают, как минуты и вот мы уже снова принимаем гостей. Ты меняешься. Как будто бы насытилась мной, и запас накопленных эмоций исчерпан. Твой телефон, почуяв мое присутствие, вновь начинает нервировать меня своими звонками. Он поднимает прошлое, уже почти забытое тобой, на самую поверхность. Бесит. Ты срываешься, одеваешься и уходишь. Именно тогда, когда так нужна мне. В самую первую ночь своего приезда ты уезжаешь до 4 утра и я ничего не могу сделать. Тебе так хочется. Тебе было нужно так сделать.

Я всегда думал, что открыться в своих чувствах девушке – это проявление слабости. Мне казалось, что лишь идиот станет кричать о них и сотрет защитный слой интриги в первые несколько дней. Я не хотел быть слабым. Я не хотел быть идиотом. Я тренировал себя, я заливал бетоном трещины в характере, я укреплял оборону всеми возможными способами. И оно работало. Работало пока в мою жизнь не ворвалась она. Ворвалась чтобы разрушить ее и построить по своим чертежам, из своих деталек и по своим правилам. Она повыдергивала пломбы и расплавила предохранители, она разблокировала щеколды и размагнитила кодовые замки. Парализовала и изнасиловала. Обезоружила и лишила дара речи. Обескуражила и вывернула наизнанку.

Я склонен к поспешным выводам. В порыве эмоций я могу принять решение, о котором потом жалею. Тебя нет уже 3 часа и я не знаю где ты. Я знаю с кем ты и знаю чего можно ждать от этой встречи. Мы едем в Пропку, мы пьем, мы веселимся, но ты все еще внутри моих мыслей и не растворяешься в алкоголе. Время, время, время…. «Она приехала, вся в слезах почему-то, поговори с ней, Тонь…»

Разговариваю. Почти прощаю. Сон.






Счастье и горе в одном флаконе.

***
В талой воде как в зеркалах снова играют лучи.
Я помню локоны волос твоих. Из-под капюшона.
Ты слышишь? Это мое сердце стучит
по клавишам телефона.

Я стою на десятом этаже дома сложенного из коричневого кирпича и сквозь сетку натянутую от любопытных и назойливых птиц, видно как в переплетение молочно розовых облаков садится солнце. Новый день заканчивается так спокойно и радостно, что хочется написать об этом. Я достаю телефон и вбиваю этот текст в черновики, дописываю его и поднимаю глаза обратно в этот таинственных вечер. Над почерневшем зданием университета две высоченные заводские трубы пачкают в саже тускнеющее небо. Такая летняя погода. Вечернее затишье перед грозой. Отвалерьяненое сердце перед неминуемой нервотрепкой. Под ногами, пристегнутые проводками высоковольтных линий, томно и не торопясь, плетутся троллейбусы. Я, наверное, скоро решусь позвонить ей. Еще пару глотков этого майского воздуха и я не смогу себя сдерживать.

Гудки. Мой абонент временно недоступен. Или вне зоны действия сети. Или может быть, я ошибаюсь номером вот уже месяц как, пытаясь достучаться до ее вымазанного кремами и лосьонами сердца? Не исключено. Но бросить все – не в моем стиле.

Мне хочется забыться. Я искушен. Покусан и выпотрошен. Ты не оставила мне путей к отступлению, не оставила шансов на победу. Я целиком и полностью зависим, разгадан и пройден до последнего уровня. Эта игра требует сиквела, но на разработку второй части нет времени, все развивается слишком быстро. Слишком молниеносно, какими-то рывками и постоянным зигзагом твоей нестабильной формулы. Формулы, где неизвестных больше чем мне казалось сначала, формулы, которую проще принять за аксиому, чем пытаться ее доказать. Ненавижу эту долбаную математику. Обожаю эти не имеющие ответа загадки.

Мне сложно поверить в то, что происходит. Вторая ночь разменивается по пустякам под цоканье каблуков. Опять чужая мне ты выбираешь свой собственный путь. Чем ты думаешь, Ма? Ведь сутки также не бесконечны как мое терпение. Но стерплю.

Я искалечен достижением мечты. Я изуродован обнаружением идеала. Мне нужна срочная реанимация, реставрация, реконструкция, реабилитация, все эти слова на ре плюс тысяча ее поцелуев внутривенно. Я ненавижу ее и люблю. Мне хочется ударить ее, а потом связать и облизывать. Мне хочется не знать ее совсем и быть с ней постоянно. Мне странно, почему в русском языке до сих пор нет слова, которое бы описывала состояния счастье и горя в одном прозрачном флаконе с двойным дном.

Солнечные лучи не в настроение будить нас. Мы просыпаемся в 14 часов утра, завтракаем, обедаем, ужинаем, потом снова ссоримся, миримся, ссоримся и перестаем разговаривать. Я – даю время остыть ее и без того раскаленным нервам. Она – если бы я только знал.

Есть девушки, на которых посмотришь и забудешь, с которыми можно знакомится каждый раз, когда встречаешь, потому что через пол часа забываешь об их существовании… но она не такая. С ней хочется знакомится по сто раз подряд и порой хочется навсегда забыть, но это невозможно…. Есть девушки которым хочется улыбаться и дарить подарки, но ты не из их числа… Тебе хочется дарить себя… Есть просто девушки, есть девушки красивые или очень красивые, а ты та самая девушка которую хочется искать и я нашел тебя. Не для того чтобы потерять и не для того чтобы убиваться по твоей прихоти. Ты нужна мне чтобы быть моей частью, чтобы быть частью моей жизни, чтобы быть частью моего счастья. И если ни один из моих способов по овладеванию тобой не сработает, я придумаю еще тысячу, и ты будешь моей.

Мы выходим на улицу. Мои волосы электризует капюшон, очки прячут уставшие, но только что заряженные магией глаза. В моих руках вешалка. В моей голове черт знает что. 5 утра, но я знаю, что ночь только начинается. Я вспоминаю свое детство во всех его сумасбродных деталях. Мы устремляемся куда-то в направление Остоженки, идем вдоль садового, пустынного и все еще хорошо освещенного, проходим через Пречистенку, поворачиваем на бульвары мимо Христа Спасителя и останавливаемся в КофеХаузе. Когда эмоции переполняют мои мысли у меня начинается паранойя. На этот раз я уже точно влюблен. А она теряется в пьяном лабиринте своего анимированного характера… Горячий чай в полумраке ночного кафе. Странные разговоры. Нездоровый смех. И ее молчание. Я выхожу из помещения с кружкой в руках и никто не замечает пропажи. Любимая музыка как всегда в играет в наушниках из белой пластмассы. Какая же Москва красивая когда спит. Как маленькие прозрачные приведения мы проплываем по ее безлюдным переулочкам оставляя позади особняки посольств и невиданные ранее дворики, стены, которых прямо до крыш затянуты не расчесанными кудрями уже сухого, но все еще вьющегося винограда… а ведь когда то по этим улицам катались кареты и роскошные дамы с выбеленными лицами игривыми, но вышкалеными походками дефилировали по тротуарам из серого камня. А сейчас тут припаркованы иномарки и волшебство претерпело метаморфозу. Глоток остывающего чая, взгляд в ее сторону и дальше в глубину этих загадочных переулков. Я не держу ее за руку. Она не поддается дрессировке. Она независима как соединенные штаты Америки и непостижима как бесконечность. Она садится в какую-то непонятную машину за пять минут до дома и пропадает на час. Я не могу дозвониться до нее. Я в прямом смысле слова боюсь себе представить, что могло с ней случится. Чувствую себя матерью потерявшей дочь в давке аэровокзала и не знаю, что мне делать. Бессилие и невозможность помочь пугает и приводит в ужас. Я жду. Замерзаю и продолжаю набирать ее номер. «ну ответь же, девочка, ответь, что произошло с тобой, где ты…» Но в ответ лишь гудки, длинные и безразличные, томные и нервирующие еще больше. И вот в желтом свете фонарей на другой стороне садового я вижу ее приближающийся силуэтик. Без чемодана, без телефона и, разумеется, без совести. Она оставила их дома и проглотила от вредности ключ.

Проходит неделя, и решение принятое тобой выбивает меня из колеи. Вибрация мобильного|Новое сообщение|Показать|«Я отпускаю тебя, Тони»|Ответить|«А я тебя нет»|Перечитать еще десяток раз чтобы заставить глаза верить. Не верят. Я продолжаю борьбу, будучи уже на лопатках. Я признаюсь ей в любви, потому что больше не могу держать это в себе. Это копилось во мне все это время, и я боялся и, скорее всего, просто не хотел осознавать всю серьезность проблемы. Я вызываю ее по рации, ища свежие способы связи, настраиваюсь на ее волну, но у нее, кажется, просто нет настроения разговаривать.






На тюльпановом поле.

***
Сквозь стекла троллейбуса весна шьет корсеты мне.
Я слышу столичный фм передающий джаз…
Напротив – за пестренькими газетами
две пары безликих глаз.

Со мной происходит что-то чему нет объяснений. Я теряю то, чем так дорожу и все равно счастлив. Ее тепло тает на моих глазах, испаряется лужицей на весеннем асфальте, растекается облаками в этом безумно красивом залитым солнцем небе, а я будто бы даже и рад, потому что любовь все еще жива во мне и так настойчиво просится наружу. Я вспоминаю ее позолоченные веки и ярко зеленую куртку, помню все ее слова, каждое произнесенное, в ту ночь, когда она просила прощения за то, что чуть было, не потеряла нашего маленького аиста, я помню все и мне хочется кричать во все горло, встать посреди садового, где ни будь в районе Смоленки и кричать. Но не поймут. Я смотрю на весну, цветущую уже без нее, смотрю на ласковый город сквозь стекла троллейбуса и его матовые краски вдохновляют меня еще больше. Я бы хотел разбудить ее стуком в окно, как она обещала разбудить меня когда-то, и осыпать ее дом перьями, вырезанными из воска, накрыть ее одеялом из своих воздушных поцелуев и шептать ей на ухо сказки, чтобы она улыбалась сквозь сон и прижималась ко мне все сильнее. Но ее нет. Очень громким, бесчувственным птицам глубоко наплевать на мои планы, они мчаться в Женеву, проглотив ее вместе с чемоданами.

Я вижу тебя на тюльпановом поле идущую сквозь цветы. Вижу летящей на колеснице из белого золота запряженной морскими коньками. Я каждый четверг наблюдаю тебя в своих снах и загадываю желания, когда у меня выпадают реснички. Я стал суеверным, ибо ты не даешь мне знамений для веры. Я стал глупым, наивным, придурком, короче всем тем, чем я никогда не хотел бы стать. Будь я твоей куклой ты отломала бы мне руки и покрасила бы волосы фломастером. Ты всеми силами тянешь меня из воды, дав проглотить крючок. Ты бьешь по больному. Ты заточила каблуки и хочешь наступить мне на ногу. Но не получится, Ма. Анатолию есть чем крыть. Он спрятал козырь в рукаве и выжидает момента. Он давно в курсе всех твоих приемов и не ставит блоки умышленно, ведь ты получаешь удовольствие, видя, как он истязает себя ревностью подвешенный на выдуманной тобою виселице. Я слишком многого не знаю, но того, что знаю вполне достаточно, чтобы играть с тобой по одним правилам, чтобы подыгрывать и проигрывать, если ты так этого хочешь.



Электрички…

И вот поезд Москва – Питер снова уносит нас на север. Уносит под руки, взяв меня в охапку и чуть ли не насильно. Я не жду от этой поездки ничего сверхъестественного, ничего, что я получил в прошлый раз, когда увидел город впервые. Но двойные названия все-таки обладают своими колдовскими свойствами. Перешагнув через металлический порог электрички я попадаю в другой, чем-то загадочный и постоянно спящий мир. Все начинается с гула трясущихся тамбурных пространств и уже через двадцать минут я теряю трезвость рассудка. Нас снова 15 и мы снова пьяны. Я засыпаю не в своем купе. Мне все еще не снится снов. Я перестаю думать о ней. Заставляю себя не думать.

Питер…. Я написал о нем столько уже, что ничего красивого больше написать не смогу. Просто не хватит слов – я их потратил до единого. Я затягиваюсь сильно, почти до кашля и выпускаю серию колечек, которые тут же растворяются в солнечном ветре праздничного Невского проспекта. Я иду по уже знакомым улочкам и сажусь в уже знакомые кафе. Немного белого рома и мне хочется успеть тысячу дел одновременно, рассказать тысячу историй в одном, наверное, очень длинном предложении.

Четыре дня как всегда, перемешавшись в одну красочную историю с размытыми рамками, пролетают, как один и вот мы уже снова на кассах вокзала. Уставшие руки, протягивающие сидящей за решеткой бабульке оставшиеся 250 рублей на дорогу обратно.




Не тот поезд?

Мы проезжаем мосты, песчаные карьеры и насыпи. Позади остаются каменные лица заводов, ленты автострад, и городской смок, позади остаются печальные мысли и переживания, ее сухие слова, мои надежды на ее выздоровление и нежность, которой мне так не хватает. Новая солнечная весна улыбается мне из-за стекол пригородной электрички. Мы едем на Волгу в Тверскую область, еще толком не отойдя от путешествия в северную столицу. В иллюминаторах мелькают поля, бескрайние и зеленые, такие словно с книжных картинок, такие, что по ним хочется пробежаться с воздушным змеем в руках и повалиться в стог сена, с разбега плюхнувшись в него всем телом. Упасть, и валятся, глядя в небо, с травинкой в зубах, думая о том, что где-то там на другом конце земли живет девочка, которая рисует твое имя на коленках синей шариковой ручкой и определенно скучает по тебе, но ни за что не признает этого. По вагону проходит женщина, продающая дешевое мороженое и прямо вслед за ней инвалид с оторванными на войне руками молча просящий милостыни. Мы слушаем dj Smasha в бумбоксе сидящих рядом лимитчиков, которые уже явно не довольны тем, что согласились поставить наш компакт диск. А мы танцуем сидя на деревянных лавках и в крови вовсю бурлит музыка, разливаясь по телу терциями, квинтами и гаммами. 30 минут пути и Никита сообщает нам приятную новость.
Мы сели не в тот поезд. Двери металлического червя закрываются за нашими спинами, и мы оказываемся в небольшом и, судя по всему провинциальном городке Клин, где выкупаем маршрутку и продолжаем путь.

Волга. Я видел ее уже несколько раз в абсолютно разных частях России, и каждый раз поражался ее спокойствию и величию. Тихая, она как будто даже и не движется, отражает в себе бесконечное небо, передавая ему частичку своего характера - безучастие серозеркальных оттенков напоминающих ртуть. Большая вода завораживает и колдует, мы ловим себя на мысли, что можем любоваться ею часами. Просто сидеть и любоваться, свесить ноги с каменного пирса и беззаботно болтать ими над ее перманентно рябеющей гладью. На горизонте там, где небо трется об иглы сосен, грозовые облака угрожающе наливаются черным светом и, кажется, они вот- вот лопнут и разойдутся по швам, пролившись на землю ливнем, который вычертит в воздухе диагонали. Я фотографирую старые лодки, забытые кем-то прямо на берегу, у одной из них в двух местах насквозь проломлено дно, на другой уже лежит друг Никита, накрыв этот маленький кораблик кислотно розовым пледом, который почему-то оказался вместе с ним. Я замечаю старый и разбитый в дребезги досоветский телек валяющийся в груде мусора прямо посреди поля и радуюсь. Не спеша, переваливаясь с ноги на ногу, мы направляемся к заброшенной церкви, купола которой видны почти отовсюду. Две стрелочки на левой руке тихо и сами по себе приближаются к шести вечера. Мое любимое время. Самое нежное и спокойное. Волнующее и красивое. Мне жаль, что сутки разделены всего лишь на 4 периода, потому что каждый из них я уже ни раз описывал в своих текстах и не хочу повторяться, но и не написать об этом я тоже не могу. Я влюблен в эти весенние вечера с их пастельными тонами. Мы приближаемся к церкви. На фоне чистых, бумажных на ощупь облаков - коричневые и потертые временем купола храма, прямо из которых ввысь тянуться молоденькие березы. Вороны явно взволнованные нашим появлением срываются с полуразрушенных стен и начинают виться вокруг церкви. Проходим под аркой и входим внутрь. «Это семипристольная церковь, в Москве нет таких» - поясняет Никита и я непроизвольно поднимаю глаза вверх. Высоченные своды бьют по воображению. «Там еще фрески сохранились даже!» «А полезли на верх? Можно?» - «Можно, мы тут все детство лазили!». Веревочно-металлическая лестница откровенно говоря не внушает доверия своим постаревшим видом, с детства, видимо, прошло уже много времени. Но это мало кого волнует, и переборов страх мы забираемся на крышу. Чем выше, тем опаснее. Чем дальше, тем больнее. Мне так обидно, что тебя сейчас нет со мной, тебе бы понравился этот вид. Полосы березовых рощ и мои облака в янтарной огранке плывущие над ними. А потом неимоверно беспредельные ночи и звездное небо, из под которого я набирал твой номер, пытаясь растрясти остановившейся моторчик твоих чувств.





Вселенная в капле чая

***
Тело, душа и аксессуары…
Я не подвластен стихиям более.
Вторник. И катятся по бульварам
вымышленные истории.

Я беру ноутбук и иду во двор. Сажусь на лестницу у китайского ресторана, включаю плеер и закрываю глаза. Мне не нужно напрягаться, чтобы вспомнить все, о чем я хочу написать. Ее образ итак перед моим глазами. Пальцы бегут по клавиатуре. Мимо несутся машины, смеются дети, в трех метрах от меня парочка выгуливает пса. Город окутывает меня колючей проволокой своих аудио струн, и я теряюсь в его многообразии. Встав на возвышенность, я поднимаю взгляд на садящееся солнце и щурюсь. В каком же красивом и ярком мире мы живем! Здесь столько глаз! Столько лиц! Тут миллиарды историй и судеб переплетены в одну гигантскую паутину и миллионам еще только предстоит понять принципы ее действия. И я тону в ней. Прилип всеми конечностями и не хочу отлипаться. Люди еще вчера незнакомые мне, меняют мою жизнь сегодня, а завтра я что-нибудь поменяю в них. Это глобализация в локальных масштабах понимание которой приходит со временем. Мы в силах вершить судьбы! Нам не нужна манна с небес, чтобы стать счастливыми или сделать таковыми тех, кого любим. Хотя порой я сомневаюсь, что люди действительно этого хотят. Я снова закрываю глаза, и мягкое вечернее солнце ласкает мою кожу. Я так рад что весна пришла. А ты ведь обещала мне, что мы заставим ее цвести, помнишь? Написала мне это в открытке, которую прислала вместе с цветами, в ответ на мои. Я вряд ли выкину ее когда нибудь. Я вряд ли забуду тебя, девочка.

Она трепет мне нервы, специально, делает все наоборот. Из принципа. На зло. В обиду. Непонятно нафиг. Все делает именно так чтобы я сходил с ума, чтобы переживал, нервничал и злился. Она пытается задеть меня. Она придумывает причины, чтобы не быть со мной, подхватывает мои подозрения на лету, заставляя меня верить в то, чего не существует. Изматывая и расшатывая мое природное равновесие, она делает из меня психа и заставляет любить себя еще сильнее. Любить и ненавидеть. Еще и еще. Сейчас и через полчаса. Сегодня и завтра после обеда.

Она все дальше и дальше от меня с каждым днем. Ее ответы все более односложны. Ее голос звучит все суше. Встречи все реже. Амплитуда этого проклятого зиг зага растянулась до максимальных значений. Подземы слишком неожиданны, падения резки и долгосрочны. Я хочу бросить все, послать к чертям эту пимцесу с ее безупречным вкусом и стереть весну из памяти одним нажатием бекспейса. Но не могу. Как бы я не пытался убежать от этих чувств мне все напоминает о тебе. Мигающие лампы пригородной электрички уже второй раз за месяц везущей меня из Питера, музыка играющая в моей голове, красивые узкие улочки по которым я бы так хотел гулять с тобой по вечерам, чтобы садиться потом в прохладные кафе и наблюдать за засыпающим городом сквозь подсвечивающиеся фиолетовым и лимонным светом стекла витрин. Ты не понимаешь масштаба моего сентиментального бедствия, не понимаешь серьезности моей романтической катастрофы. Ты заняла мой мир полностью, не оставив в нем свободного места, где бы я ни был, чем бы ни занимался, я постоянно думаю о тебе и иногда мне становится страшно, ведь никакие другие темы, никакие другие люди мне стали просто напросто не интересны.

Меня тянет все выше, я сокращаю расстояние до небес, лезу туда, где мысли становятся менее приземленными. И пускай где ни будь там, на очередной крыше, их унесет ветром, зато их точно не растопчут чьи-то ноги и ни одна подошва не отпечатается на них. 6 утра, а я стою на девятнадцатом этаже питерской новостройки и курю. Мимические мышцы давят на веки и с каждой секундой реальность все основательнее перемешивается со снами, как компоненты слабоалкогольного коктейля в барном шейкере. И вот обрыв. Я сижу, свесив ноги в бездну, и в метрах ста подо мной плоскими ватными блюдцами друг о друга разбиваются редкие облака. Где–то там, вдали, уходя прямо в горизонт, распластанный в своей мнимой плоскости живет город. Живет своей жизнью. Растет и меняется. Примеряет новые костюмы, которые не всегда подходят ему по размеру и положению, засыпает и просыпается, протирая мигающие глаза светофоров дождевой водой. Красивый и местами уродливый, он все равно не может не восхищать. Город философ и убийца, город цветущий и подгнивающий, просторный и задыхающийся. Эдемский сад и преисподняя в урбанистической оправе. Город, который не видит снов, но заставляет нас поверить в наши. Город как целый мир и лишь крошечная помеченная красным точка на детском глобусе. Космос мегаполиса. Сон во сне. Зеркало в зеркале. Вселенная в капле чая.





«Любовь – это приключение».

***
Если я вдруг напишу тебе книгу на влажных стеклах…
Если я вдруг соберу твое имя мозаикой азбуки
Если звездой упаду между башен годами стертых…
Хотя бы узел ослабишь на галстуке?

«Любовь – это приключение». Ты написала это в туалете в атриуме в самый первый день, в тот самый, когда все закрутилось так спонтанно и нечаянно. И была права. Хотя, наверное, это просто твой стиль. Взять под руку, завязать глаза лентой из грубой и болезненно колючей ткани и побежать через дорогу в самый час пик днем, спотыкаясь о свои же развязанные шнурки. Любовь – это приключение, которое мы создаем себе сами, но порой даже секундного расслабления достаточно, чтобы творец и творение окончательно и бесповоротно поменялись своими ролями. Мы упускаем момент и приключение, изначально задуманное лишь как игра и не более того, становится испытанием на прочность, краш тестом и дегустацией биологического оружия в красных бутылках из толстого стекла.

Я колеблюсь. Впервые за долгое время я действительно не могу принять решения и не знаю, что мне делать с собой, что делать с тобой. Мне чертовски достало ежедневно упираться лбом в твое бетонное равнодушие, достало ощущать себя плюшевым мишкой с открыток Hallmark, бабочкой бьющейся в стекло, просыпаться растерянным и потрепанным, расстрелянным из трубки мокрыми слюнявыми бумажками и делать вид будто бы ничего не произошло. Будто бы все нормально и мне даже нравится вся эта садистская канитель. Ты видимо представляешь себя камерой пыток, куском сухого льда, замурованной дверью с яркой вывеской “Welcome”, но поверь, это давно уже не умиляет меня. Хватит морочить мне голову. Запущенный тобою бумеранг, в конце концов, обязательно ударит о затылок тебя же саму. Осторожно. Напряжение 220V.


***

И вот прошло уже больше месяца с тех пор как я не мог выпустить тебя из рук, стоя посреди спешащих по своим делам людей на одной из платформ метро Выхино. В моей голове давно все перемешалось, и я с трудом собираю идеи, чтобы написать то, что ты сейчас читаешь. Я стал допускать ошибки еще чаще и все чаще приводить тебя в бешенство, тем самым отдалялся себя самого от твоей плюшевой цивилизации. От этого в тебе продолжают бороться сомнения и хеппи энда нашей, отнюдь не бумажной, сказки не видно даже на горизонте. Я жду твоего приезда, я строю безумные планы на лето, не веря в то, что им суждено сбыться, я собираюсь рассказать тебе многое, о чем мне крайне сложно говорить. Я собираюсь показать тебе место, от которого сердце твое на скоростном лифте ровно на 27 этажей вниз сорвется напрямик к пяткам, и ты не сможешь удержаться от того чтобы обнять меня. Я очень люблю тебя, но в постоянной борьбе за твое внимание, это чувство теряется в не прекращаемой чехарде примирений и ссор. Когда телефонные трубки падают в обморок и на мои смс не приходит ответа, под вопрос ставится даже самое святое. Я слишком часто не понимаю тебя, а ты не понимаешь меня. Того, что творится у тебя в голове, мне не покажет ни рентген, ни даже вскрытие. Я слеп и никакие очки тут не помогут. Мне очень нужна открывашка для твоего сердца в герметичной упаковке, но их видимо сняли с производства или просто к нам не завозят. Пришли мне ее вместе с открыткой, которую не смогла мне вручить и с письмом которое не осмелилась отправить. Ты не пожалеешь, Маргариточка, ты должна быть моей.