Искушение грешника

...И были многие и многия: и были враны с голосом «смерть!» и крыльями ночей, и правдоцветиковый папоротник, и врематая избушка, и лицо старушонки в кичке вечности, и злой пес на цепи дней, с языком мысли, и тропа, по которой бегают сутки и на которой отпечатлелись следы дня, вечера и утра, и небокорое дерево, больное жуками-пилильщиками, и юневое озеро, и глазасторогие козлы, и мордастоногие дива, и девоорлы с грустильями вместо крылий и ногами любови вместо босови, и мальчик, пускающий с соломинки один мир за другим и хохочущий беззаботно, и было младенцекаменное ложе, по которому струились злые и буйные воды, и пролетала низко над землей сомнениекрылая ласточка, и пел влагокликий соловей на колковзором шиповнике, и стояла ограда из времового тесу, и скорбеветвенный страдняк ник над водой, и было озеро, где вместо камня было время, а вместо камышей шумели времыши. И забились грустняки над озером. И плавал правдохвостый сом, и давала круги равенствозубая щука, и толчками быстрыми и незаметными пятился назад — справедливость — клешенный рак. И шествовала времяклювая цапля и глотала лягушей с мировой икрой, на приятноватых ногах, и был старец, возделывавший лжаное поле, и молодежеперый кур застыл перед проведенной чертой.
И свирелью подносила к устам девушка морель, и пролетала зарянка с молитвовыми перьями над озером грустин, и небо было небато взорами женщин. И зыбились грустняки вершинами, и блудливая пролетала роняющая солнца кукушка, и плыл усатый молчанием голос, и были ночалые глаза под вечеровой ветвью, и блудатые уста у негеющей ноздри, и змей с голосом «живу», и сквозь топливый тростник плыл прошлоекрылый селезень к будущехохольной утке, оставляя круги и подымая крылья, и серебристые оставляя борозды, и эти омирелые уста в прежних сумерках, и птичка-богоед, и молчаниелистный лютик, и ужасавые, бегающие по всем следам.
И мучеба во взорах немуха.
И видения все учащались и учащались, и после видения и вытаскивания обратно проглоченного кем-то куска бессмертия, с помощью крючка и при звуках общего хохота, — после метели ужасных и страховидных кумиров был Ястмир людноногий, парящий над всем, и расхаживал некий мирач, никем не мнимый, но оставляющий порой пером ужас о своем существовании.
И ответным клекотом клекотал Ястлюд, срывающий клювом человечествянную пену с людяного моря. И повсюду летали пустотелые с безбытийными взорами враны, и всё сущее было лишь дупла в дебле пустоты. И молчаниехвостый вран туда и сюда летал над опустелыми жуткими нивами. И была кривдистая правда, и качались грусточки над озером грустин, и был умночий пущи зол, и ужас стоял в полях мыслеземных, и пение луков меня-убийц...
Волк-следотворец завыл, увидел стожаророгого оленя. И вся Вселенная была широко раскрытый клюв ворона.
Но с ее лица не сходила овселеннелая улыбка сил, и время не уставало держать под рукой черный костыль.
 1908