Семь стихотворений

1

 Настоящий перуан свалился с дерева живого,
 готовящий несметный праздник слоя
 при оде риз у светлых дисков лиц,
 при лучине, обгоревшей как у старой курицы
 хвост, цветущий где-то, как-то;
 взять хоть взлёт теней мор-кратто.
 Четыре физики во всём не вижу,
 хоть и вещаю небывалую волну
 коммулятивных рыжих силлогизмов,
 обваленных, исплёванных через сгоревшую лучину ту.

 Предтечи небывалого потока
 шалить изволили сквозь храм могил Лашфорта,
 как гений зуд вещал, хранил
 затем лишь, чтобы бить затем в набат!
 Уму не постижимо.
 Вот до чего доводят видов разный срам.

 Гжель уж устарела, но чуть Чаклинский въехал –
 всё переболело, переменилось,
 и он уехал отдохновенно,
 как груда старого матраца;
 как чир гороховый брюзжал в шаду шершавом,
 безликих трубадуров дурь.
 Последний, он есть гепатитов кровля –
 чехарда, названая за [вос]!
 Горланят целый день, а что - и в толк не взять,
 ни сесть, ни лечь после таких наркозов.
 Как в старой рухляди ущербных родов мозга
 Чаклинский въехал вновь.


2

 Проспекты залили фонтаны,
 в оранжереях моет душ,
 в оконцах – ставни, поперёк гостиной – стол,
 направо – холод искренних созданий;
 ведь солнцепёк уж на ветру -
 какие ж тут созданья без искренней сво-
 боды, в праве – основоположник мысли трудодней;
 своих уж перещёлкали за нравы,
 за правду – не посчастливится и этому, –
 никому.
 – Как будто в дверь постучали...
 – Знакомо.
 Уж целый день звонят, стучат какие-то преноты;
 направо – верфь, по лево – дурная тоска и... кутерьма.
 На верфи духота, назад – фригидность правых жертв,
 не проторочили ещё одну заложным платежом,
 как водится во всём, везде, а всюду –
 уж начинается забытие.
 Лишиться правых означает деспот,
 по крутую сторону порога
 беснуется проспект. А там – причал, закат,
 и буря в верфи простояла...
 – Сколько там?
 – С два часа.
 – Ну и славно,
 я думал с три часа.

 Как главно. Вернее, что главно.


19 апреля 1996 года



3

 Неприятель гонимых и гонящих.
 Как алмаз не отточенный сник на пустом
 постаменте гранитном из жидкости кислой
 в одурманивающей белизне голубой.
 
 Не осталось ни звона, ни лекарства
 на пришибленной мачте советов.
 Всюду листья лежат докучливые -
 Лоэнгрином пропитанный Ницше цветок.
 
 Вон он бархатный, снизу беленый,
 вольноподданый и невесельный,
 криком кличущий и недоклящий,-
 вольноподданый, вольнодумный Ной.
 
 Ничего не осталось, как не ищи.
 Не пролезть сквозь орнамент полесьев чудесных.
 Ввечеру муравьи закатили весну,
 как из бочки «в студёную зимнюю пору».
 
 Славься! громом громимый,
 Славься! криком кричащий.
 В недосказанной мгле вдруг очутится свет
 проигравший.
 
 И в большую игру вновь сыграет костёр,
 а потом он угаснет, и вот
 всё накроется тьмой,
 и теперь уж никто
 не увидит вокруг никого,
 ничего...


1 мая 1998 года
 

4

Поминутно ступая на пятки прошедших времён,
очнувшись в каморке прохладной и тусклой,
в окно запотелое проглядывает Солнце раннее.
Всё ушло...
Поезд несётся по русским просторам,
вспоминая пережитое страшное время...
 
…1953……1997…
Д.Шостакович
Симфония №10
Часть 1 – Moderato
 

1997 – 1998 годы



 Прелюдия для левой руки, ор.9 №1, А. Скрябина.
 Начинаю понимать сей тайный образ. Впрочем, «тайный образ» –
 моё минутное выражение. В том, так сказать, сошлись качества
 отнюдь не престижные, но здравомыслие моё подсказывает
 истинное чувство любви, свойственное лишь величайшим
 художникам, могущим передать дар мысли чрез дар искусства,
 посредством таланта, умений и тайных желаний, так гармонично
 слившихся во единое...
 Без выражения «alla breve» я бы подумал, что можно это выразить
 и русским языком, с застенчивостью, разве что, детской.
 Но не по натиску вечных желаний огнедышащее ярмо накинуло мне
 на очи ту пелену, сквозь которую ничто уж истинно не понять,
 а только ложный свет сквозит и мерцает в лучах слишком частых,
 что не спасают, а клевещут лишь на простофилю страстных дум
 в тихую.


11 марта 1997 года



1 Во дню чудоверцев блудень
 бежит скользящая река –
 река чудес избыточных мечтаний,
 река всевидящих преград.

2 Одна она, в неё уверовавший воду гонит
 через полуденный рассвет, чрез горный свод оков
 к границе приверженца и создателя.
 
3 Пока решают задачи Перикла,
 река дрожит и своды пещеры колеблет,
 и те умерщвляют животных, живущих во сне.
 
4 Неплохо знающий, лишь он победит,
 недосягаемый же грабитель порядочного отождествления,
 соболезнуя раненому своему на поприще дилеммы,
 да не увидит кудесника с мрачным лицом.


15 февраля 1997 года



5

AMPOKFRO
 
Светло не днём,
Светло уже,
Оно чернеется во тьме.
 

I
 
Легко почувствовать призвание богов,
 когда гоним и не увидеть мира.
 Среди столичных бравых чудаков
 мы выросли, не наша-ль в этом милость?
 
 Несчастным человеком можно стать,
 когда лишь небо про большие чудеса услышит,
 голос из мятежных уст, струящийся ручьём,
 заплачет, и тогда на Землю старую
 приидёт покой.
 
 Когда всем языкам прейдёт конец,
 и человек начнёт глодать коренья,
 когда с рассветом станет день чуднеть,
 и Солнце пропадёт куда-нибудь, и сгинет смерть,–
 мы не услышим больше ничего святого,
 разумного здесь будет меньше, нежели теперь.
 Поспорим! Тогда я искренне готов буду на смерть.
 Тогда возможным будет уходить
 из царства света в царство поминанья,
 и не познает громогласный лиходей
 неисчерпаемость Божественного Дара.
 
 Страшней судью понять иль палача,
 но неудачливо не ошибаться,
 глаголя весть благую, и мечту свою
 разыскивать в потёмках, где всегда светло.

 Чрез волны бликов – царство Кесаря,
 чрез шум – бараки, ящики и почтальоны,
 бегущие, кочующие и в стекло смотрящие,
 главенствующие и стенающие.


II

 Показаться, быть может, наверное,
 что три раза петух разорвёт свою глотку,
 но не верится, что не исчезну и я,
 и не сгину, как многие сгинули.
 
 Если так, что ж теперь, – поминай и не верь,
 что раскинется липа пугливая,
 и сквозь тихий вокзал прокричит попугай
 вместо курицы или павлина.
 
 – Не за даром дорогу расчистили, –
 слышу я у перрона с оконцами, –
 - Вы ведь знаете, что у вагона нет дна,
 так что, как же теперь, не поедете.
 
 А куда мне уехать? На всём хоть езжай –
 ничего тут, диковины нету.
 На последок гудок дал и скрылся в туман,
 там где света и в памяти не было.
 
 И обмана не видно, горят фонари,
 на всю ночь включены, пробки ввинчены.
 По старинному парку гулять и гулять,
 ничего ещё здесь не навинчено.


30 – 31 августа 1997 года
 

6

 Несложно можно проводить дорогу
 по изгородям резвым до утра,
 собак притощих, хвост поджавших вровень,
 с гримасами, сорвавших грузный пар.
 
 Внимание прижав яичной скорлупой,
 храня полуизбыточную лепту,
 всегда понурый, мрачный и скупой на угощенья,
 вздымая флаги, терпкие прощеньем;
 гоняя мачту паразитов бездыханных,
 рву в клочья дебри бестолочных лет;
 во днях, прорвавшихся во храм безлучезарный,
 грохочут стены, хлопают дверьми.
 
 При гранях наугад поёт простор,
 Пуччини нет – и нет авторитетов,
 и брать пример с злодеев нет нужды,
 за древностию лет лиха утеха – смех.


1997 – 1998 годы


7

1 Плескалась в небе сумрачном, но дивном
 Луна,
 а скорый дождь
 гудел на чёрной мостовой.
 И всякий думал:
 будет ливень скоро;
 а я подумал:
 граду быть.
 
9 Злой недруг мне нашёптывал пугливо,
 стараясь гамаюном петь про каламбуры,
 произрастающие в небывалом катафалке,
 изобретённом в назиданье всем.
 Но странным делом мне почудилась и скрылась
 душа, не согласившаяся с этим.
 На то, что было ей родным и близким
 не удивилась, но исчезла навсегда.
 
 17 Горят журчаньем свирзлым
 фонтаны в жаркий час.
 Настанет час - и мы покинем
 нескучный старый сад.
 Пройдём по очумелым,
 усталым и угрюмым
 площадкам затрапезным
 и лестно спросим:
 – Где-то?
 Где то, что было раньше,
 где спряталось от нас,
 неужто скрылось в бездну,
 а где та бездна щас?
 Нам тихим вдруг покажется
 фонтан, что всё ревел,
 всегда он был пугающим
 и щас не оскудел.
 Но, молокомоволоком,
 он не ответит «да»
 и ни за что не скажет «нет»,
 и наломаем мы ему бока -
 нет-нет, а правду говори!
 И так всегда.
 Он не услышит ни прощенья,
 ни дух законов, в правосудье – смех,
 всегда пугающий,
 он станет лишь угрюмым
 и не ответит ничего в быту огрех.
 
 45 А для него есть быт – везде:
 на улице и в зале,
 налево и направо –
 везде он, вот душа!
 Вот это Море, вот мужлан,
 ты источитель судеб!
 И трижды грохнув, впопыхах,
 он станет лучшим другом.

53 .............................
 


4 февраля 1998 года