Почему так

Посвящается Ф. В. Ницше
 


 ПРЕДИСЛОВИЕ

Польский мелиоратор, зашедший в колонию судеб, 15.VIII.99.
вдруг взял и перекрестился, увидевший в Пушкине наглость.
Причина ясна – не сдружился,
как вновь увлечённый вопросом:
о смерти;
о лесе;
о птицах;
о пуще;
о странности, – в сути есть нечто,
что не опознать, не спросить, не представить вполне,
а если представить, то не точно и не правильно.


 I
 
Происшествий не было, а почему?
Ведь что-то наверное случится. Нет!
Случилось, уже, и наверное близко –
с разумом вновь по-разному.

Колония, право же, нечто такое, чего не познаешь,
раз не увидев.
Другое дело Судьба…

Каснётся слой пыли мешка из под чувств –
и грусть, и печаль, и слёзы.
Пощады! Авось, не увидит вода
утопленника своего за правду.

Как знать. Наверное не прийдёт такой мечтатель,
который готов будет себя низвергнуть,
про коих говорят: «без царя…».

А если Царь в душе (или во чреве,
ведь чрево может быть и есть Душа!),
что тогда?


 II

Бездонный пруд. И этим сказано, казалось, всё.
В лллллл, ллллл Эс мо лаэ гэ фо…
Молчание лучше? Неужто?

А верите ли вы, что ДАВДА0Ж –
номер моего телефона?

Вывод просится, рвётся наружу, из чрева;
но пока не могу.
И нет-ли здесь какой-либо сурдины,
.. .. .. .. .. .. .. .. ..? Хотелось бы написать.


Не потому, что режет шёпот тень на части расторжимой власти, 25-26.VII.99.
во счастии простого дня пощады не видать. Устали мы –
все купола готовы рвать на части; в прошлом
мы не увидели свои начала дня.

И если шёпот нам глаголет неустанную мольбу –
в прощеньи свет заходит в топкую трясину,
не потому, что соткано вино из заново рождённых,
мы видели, что не увидели другие.

Гоним то, что некогда жило и частью живо,
нас обирают сладкие мгновенья каждый раз.
Пустое слово, вскользь мы скажем «други» –
и вот они на счастьи нашем пьют.

Как если бы во славе были мы. Не мы,
но своей волей к власти пришли к неосуждённой цели…
Клокочет в небе солнечном живучая тоска моя
и нету бывшего желанья счастья.

 
 III
 
Могло ли быть всё по-другому?
И так ли я свой задаю вопрос?

Silentium – как искусство существовать не может.
Pianissimo – как искусство существовать может.
Как заставить звучать Молчание?
– Спросите Кейджа.

У всех на глазах я увидел слой материи, 22.VIII.99.
заставив её на себя работать
не слишком удачно, но слишком серьёзно, –
за правдой в карман не полезешь.
И что же. Судьба. Поворот покамест у ворот
ищет, слышит… Судьба, говоришь…
а ты её режь…
по кускам, по частям, по самые крылья.
С тех пор у меня всё разбито на части.

А есть-ли счастье, без знаков вопроса и минуса?

Так кто же тогда положил,
что музыка дышит и дыханьем своим очищает и исцеляет души,
если сама она требует исцеления от икоты,
жаждет своею короткою жизнью стать наконец-таки вещью.
Так дайте же ей, наконец, воды,
чистой, прохладной, минеральной воды!
Я, лично, даю сполна.

Но часто я сам не свой,
не, правда-ли, пустая фраза;
сказал бы, что нет у меня того,
чего обязательно надо.

Великому чань я обязан признаньем
самого к самому себе,
всем осуждённым – я безразличен,
для признанных – сам по себе.

Улетим и скроемся, улечу и скроюсь
от истинных хирувимов искусства,
погрязнем, погрязну,
построим, построю
мы-я храм свободы и_скусства.


Увидим, увижу,
услышим, услышу,
молчание "Птиц" приглушив,
свою песнь великую на какой-нибудь крыше,
а может и просто Невеликую.


 IV
 
Возможным может показаться: ось, летящая в туман,
запущенная из пеновзрывателя чьей-то невиданной хитрости,
в периодическом издании взлетая ястребом
на неплохо сделанной кривуле
она не успеет пересечь тот полюс,
что носит название Третий.

Тот Третий, с которого вечно шло бормотанье,
вдруг замолкнувшее эхом.
Неплохо поэтому, что появилось название
«Одиннадцать эхо осени».

Предание пишет – прийдёт человек на Землю,
одетый в похожий на змеиной шкуры плащ.
Арагва, Кура его не увидят,
он будет на речке, чьё имя Нева.

Высокий и стройный, похожий на Малера:
высоко ценящий Гайдна,
стройно играющий Иоганна Баха,
хотя и обожающий Карла-Филиппа.
И всё это в лице сатира.


 V

Как знать. 22.IX.99
Быть может, и в Солнце увидим мы нечто заходящее;
в последние, полные взглядом лучи всмотрюся...
и увижу холмы и чащи вместо поля

Бесследно исчезнувшее звучание всуе ушедшего мига.
Продление мига на условно неопределённый срок:
восемь-двадцать пять секунд...
Поющее, недолго живущее звучание – тема,
та же нота, взятая через паузу – эхо.
Так создаются мотивы стихийного звука,
а далее – стихия звуков:
смена тем.

Фраза есть ритм, музыка – вне ритма,
условно называющаяся тем, что она есть.

 
 VI
 
Если надо, чтоб избежали участи, мы готовы на безбрежность, 9.X.99.
и вместо белого нам преподносят серое, то есть Ничто;
и просто так не стало бы с очарованьем на себя глядеть,
холодного сиянья дня испепелять, страданье и отвага.
А если шторм ознаменуется потерями в остатке сильных чувств,
 которые расстают завтра.
Поэтому, быть может, спать нельзя: проснёшься – всё ушло.

Что если б прекратить возможно было всю игру,
призванье зачерпнуть огромным серым чаном и выкинуть как хлам, как ерунду
 на волю, в свет,
чтоб ознаменовать «бездарность», и хулу нагнать на сон, на шторм
 и вроде бы определённость;
с опережающим пределом и другом парадоксов.
Возможно-ль то, и если не возможно, то почему страдать нам суждено.

Раз, если вдруг пришёл Гомер из сказок вечных проз, 13.X.99.
ты будешь рвать на части манускрипты века.
Прийдёшь к нему, а он ушёл уж. Вновь
растут секреты вечности – куплеты.

И если вдруг запало в душу что-то –
прими чистосердечное творение в свой век,
не доводи до горьких искушений,
мучений совести себя; того, кого уж нет
не воскресишь.

Прими его, хоть капельку поняв, как часть себя,
и напиши хоть что-нибудь в ответ,
и он прийдёт к тебе сегодня же, и след
его останется лишь у тебя в квартире.

Зажжёшь свечу и взглянешь на неё
и просидишь как с некою лампадой,
смотря на пламя, и стихи читать
да не устанешь.

И если так всё будет, как сказал,
то знай, что что-то же наверняка осталось,
пусть призрачно и непонятно, но своё,
рождённое в совместном пониманьи.

Взрасти чудеса в помесь огня и влаги, 8.XII.99.
возглавь беспечный ритм, покорный для обеих
стихий. И выучи урок блюстителей всеобщего позора, –
везде ты будешь процветать, как сам Ахил, и бронзовый венок,
увы, тебе совьют.

Во всякий третий раз ты не заслужишь славы
и будешь дни с позором прожигать, пока умрут твои герои. Браво! –
ты скажешь им и сам уйдёшь в ничто.
Померкнет вечный дух, искоренится беззаконье правых,
И вновь воскреснет слава, не твоя.


 VII

Неужто это так? Неужто тень моя не допустима в ллл…а,
неужто сон мой неискореним, и дух
грохочет с тем, что невозможно тут?
....................................................
....................................................


....................................................