Юрик

Не думаю, что можно угадать
образ мыслей профессионального стукача –
инспектора, надзирателя над преподавателями.
Сколько угодно можно говорить о его жабьих глазах
навыкате, о яйцеподобном лице с прической пьяницы – пробор
начинался за правым ухом и жидкие волосы покрывали гладкую лысину.
Он ходит в широком помятом синем двубортном костюме – что же
красноречивее
говорит о безвкусице фразы, чем эти прилагательные морщины в
иероглифе
его непроницаемости и угрюмости.
Когда я был студентом, он отпугивал меня
своим шпионским видом и не по-преподавательски глупой личиной.
Тогда еще
люди таили для меня какую-то неразгаданную тайну, и отсвет этой
таинственности
делал все лица краше и возвышеннее, одухотвореннее, что ли,
А это
и ныне безжизненно.
Но по всегдашней демиургской привычке
думается за него и строятся какие-то образы, гипотезы, проекты
относительно его бытия в университете. Чем же занят его ум,
например, когда он проходит в тени зазеленевших дубков,
промытых после вчерашнего дождя? Вспыхивает ли
огонек в глазах, когда он ловит «сбежавших» преподавателей
в пустых аудиториях и заносит галочку в клетку
своей вечной тетради? Душа китайца потемки.
И потемки потемок – потемки в квадрате,
то есть не высветить и светоскопом
в руках наплывшего ангела в белом.