Элегии

Элегия 1

Может ли солнце узреть лик луны в яркий полдень и ночью?
Кажется всем, что луна в небе восходит одна.
Нам от земли не понять, что светило дневное ланиты
Девы целует во тьме, дабы мы видели свет.
Так и душа, приобщенная к Богу, в высотах сияет,
Очи же видят её чёрную бездну земли.
Хищные звери на деву-невесту великого солнца
Вой поднимают и рвут острым клыком хладный прах.
Так и упавшие ангелы смерти с безумной тоскою,
В злобном стремленьи, в огне, Церковь в объятьях Христа
Вновь проклинают. Но знают они, что доколе Святая
Лик отражает небес, им недоступна она.
Солнце ж, когда посещает вершины земли и долины,
В свет восхищает луну славой пришествия дня.

Может ли солнце узреть лик луны в яркий полдень и ночью?
Кажется всем, что луна в небе восходит одна.
Нам от земли не понять, что светило дневное ланиты
Девы целует во тьме, дабы мы видели свет.
Так и душа, приобщенная к Богу, в высотах сияет,
Очи же видят её чёрную бездну земли.
Хищные звери на деву - невесту великого солнца
Вой поднимают и рвут острым когт`ём хладный прах.
Так и упавшие ангелы смерти с безумной тоскою,
В злобном стремленьи, в огне, Церковь в объятьях Христа
Вновь проклинают. Но знают они, что доколе Святая
Лик отражает небес, им недоступна она.
Солнце ж, когда посещает вершины земли и долины,
В свет восхищает луну славой пришествия дня.








Элегия 2

Если мы дар получаем прекрасный от близкого друга,
В радости сердце звучит,
Музыкой вечной поёт.
Но вороньё и гиены, на сердце, поющее сферой
Чистой и нежной, идут,
Дар тот желая отнять.
Виден тот свет, что согрел мою душу любовью заветной,
Ночь озарил он огнём,
Искрой на гранях камней.
Можно ли скрыть украшение сердца за стенами плоти,
Чтобы незрим был огонь
Яркой лампады моей?
Вижу, что луч устремляется в окна и двери темницы,
Тесно ему среди стен
Ветхой храмины земной.










Элегия 3

В солнечном свете прекрасная Дама, одетая в пурпур
Шёлковых тканей Небес, к чистой воде родников
Утром одна подошла. Почерпнула она белоснежной
Лилией влагу снегов, горных ручьёв халцедон.
Сердце в любви восторгалось прекрасным рассветом в долинах,
Слово молитвы её было в устах в этот час.

Но подходит к ней дева иная с насмешкой вакханки шумливой,
Праздный кубок перстами дева крепко сжимает.
И в надменных словах порицает она чистоту устремлений
Благороднейшей Дамы, что смиренна в молитве.

Грязной рукой панаида в источник лазурный бросает
Кубок свой ржавый от вин, Деве ж она говорит:
Безрассудная! Ты неразумна как прежде! Смотри, всё проходит!
Почему же живёшь ты, расточая мгновенья,
Праздным утехам себя предавая! И нежную юность
Тратишь без смысла всегда. Я же премудра, смотри!

И к назеркаленной глади неспешно подходит, чтоб видеть
Собственный образ в воде. Но в отражении вод
Видит она чёрной кожи пергамент и волосы словно
Клочья и ветхую грудь. Сгустками крови вино
Дно родника устилает из меркнущей чаши. И с криком
Пала вакханка тогда, в истине видя себя.

Часто Любовь Неземная из уст Вавилонской блудницы
Слышит надменную речь гордого сердца её.
Но безмятежна она, ибо знает, что зеркало правды
Истинный облик вещей будет всегда отражать.









Элегия 4

Друг мой, Гораций, о чём ты печалишься в сердце? Скажи мне.
Разве дельфийский венок быстро увял на тебе?
Вот и Вергилий воспел утешение от Мельпомены.
Ты же в печали, мой друг, ходишь в тумане садов
Гор Эолийских. И капли росы собираешь в молчанье
С пурпурных роз тишины кратким мгновением слёз.

Путь твой к вершине Парнаса укрыли дожди проливные.
Скоро и снег сединой кроны дерев убелит.
Но не печалься поэт! Пусть Ирида твой путь озаряет
Солнечной радугой дней вечного мира богов.









Элегия 5. Сон Клавдии Прокулы

В странном видении ночи узрела лицо незнакомца.
Много страдала о нём я в мимолётности снов.
Был пред судом он Пилата в безмолвии кротком как агнец,
Страшный венок из ветвей тёрна чело обвивал.

Плакала я. И беззвучные слёзы души умирали
В сердце моём в этот час скорбного долгого сна.
Боги! За что Он страдает? Какой совершил он поступок,
В чём его грех и вина? Кто кроме вас даст ответ.

Но не услышала я утешительных слов откровенье.
Только за городом крест видела вновь сквозь толпу.
Небо померкло. И звёзды упали как смоквы на землю,
Камни гробниц у холмов в прах рассыпались огнём.

Дальше не помню. Прощанье. Тревога. И плачь одинокой
Матери возле креста. И чистый дождь тишины
Алую кровь уносящий в расщелины скал и пустынь
Древней и чёрной земли к белым костям праотцев.

В странном видении ночи узрела лицо незнакомца.
Много страдала о нём я в мимолётности снов.


/Клавдия Прокула – имя жены Понтия Пилата. /









Элегия 6

Чаши златые избрал Вседержитель средь кубков различных,
Розы от пёстрых полей, жемчуг от прочих камней.
В мире они незаметны во прахе и в ночи безлунной,
Только всевидящий Свет может найти их средь нас.

Даже брильянт незаметен без солнца. Его красотою
Он благолепен в венцах с древних времён у царей.
Но если в чашу колодца его уронить, исчезает
Радужной славы его чистая грань и слеза.

Мы отражаем величие Бога всё также как камни
Луч преломляет в цвета. Но забывая о том,
Что от Единого Света исходит к нам жизнь и спасенье,
Мы увядаем в цветах наших телесных могил.


Karpsihor – Ak-iar. 2006 A.D.









Элегия 7. Цветок Персефоны.

Дерево, ждавшее юность весны, расцвело вдруг под утро.
Возле корней, упоённых прохладной росою, цветок
Хрупкий взошёл. Полюбил он гармонии арфы Эола –
Струны ветвей, на которых листвою как плектром играл
Ветер лазурного моря. Когда же Плеяды всходили
В небе ночном и холодном, тепло сохраняла земля
Возле цветущего древа. И нежный росток засыпая
Низко склонялся в объятья его. Но средь ночи зерно
Красных плодов от бессметного Стикса устами безмолвья,
К сердцу цветка прикоснулось, и слёзы росы потекли.









Элегия 8
adaelpho А. Pashoro

Друг мой, ты скоро увидишь прекрасные земли и город,
Там был Спаситель рождён
В скромных яслях средь овец.
Мудрость халдеев пришла преклонится пред царской Звездою,
Ты же взойдёшь словно ветвь
Той лучезарной Лозы.
Сердце твоё позабудет сарматов и гуннов далёких,
Бедность племён кочевых,
Алчность царей и вельмож.
Помни о том, что Спаситель грядёт на масличную гору,
В день, когда Божий народ
В небе узрит яркий крест.
Будут скорбеть все сыны Авраама о Первенце чистом
Вспомнят они времена
Как все отвергли Его.
Плачь о Пронзённом наполнит долины и горы Сиона,
Ибо им явиться знак
Вечного Царства Христа.
Ты же прославишь в молитве и песне блаженной спасенье,
Знает ведь сердце твоё
Тайну рождённой Любви.










Элегия 9
Андрею Крыжевскому

Труден наш путь на земле удалённой от неба святого.
Знает сердце радость свою и боль,
Но выразить в слове не может.
Нет здесь пространства для крыльев души утончённых и нежных,
Плачет в каплях новой росы цветок,-
Сокрыт ореол тенью праха.
Мир, неспособный надежды дарить утомлённым дорогой,
Словно горы путь преграждает их
Стеною высокой и чёрной,-
Ночь по следам пилигрима идёт из долины глубокой.
Только ветер вечных небес крылом
Свободным проходит те скалы.
Но, окрылённой молитвой, душа воспаряет в блаженство,-
Ясным звёздам сердце приносит Дух,
Любовь, тишиной исцеляет.
И забывает в полёте счастливом душа все мученья.
Видит город в звёздах она святой,
Жемчужные стены Отчизны.









Элегия 10. Слёзы Небесной Любви

Там, где поля в высоте неподвластной сознанью, у края
Бездны вселенской цветут и роняют тончайшую амбру
Хрупкой пыльцы золотой на огонь звёздооких галактик,
Там, на коленях, взирая в пространство, любовь изливала
Горькие слёзы. И голосом нежным звала: о, придите!
Смертные дети ко мне. В высоту исцеленья и веры
Духом взойдите! Доколи, я буду терять ваши души?
Вы изберите спасенье бессмертья в моём воскрешенье.
Каждой весной приходящей и новой я мир посещала
С чистой надеждой своей, и в венке гиацинтов и лилий.
Образ Небес первозданных во мне просыпался лучами
Яркого солнца. Я к лучшему миру ваш дух призывала
В первой любви. И заплаканный лик обращая к вселенной,
Руки святые простёрла любовь. Из ладоней жемчужных
В сторону ночи, от края полей необъятных, цветущих,
Горлица с ветвью живой воспарила. И ищет доныне
Вестница Неба то сердце, где крылья её обретут покой.

Там, где поля в высоте неподвластной сознанью, у края
Бездны вселенской цветут и роняют тончайшую амбру
Хрупкой пыльцы золотой, ожидала любовь возвращенья
Ветви бессмертной с цветами надежды.







Элегия 11

Снова мне в путь. У раскрытой двери подожду я немного
Лёгкого ветра тихой надежды.
Ты не зови. Я уже не приду. Только лиру и сердце
Я забираю в тяжком молчанье.
В атриум дома не буду смотреть, не увижу я лица
После сиянья солнечных нимбов.
Как же я жил в этих стенах холодных и утра не видел
В тёплой лазури вечного неба?
Вот и последняя грань и ступень, завершившая цикл, –
Септимой плачут струны кифары.
Видел сегодня тебя я во сне опьянённой удушьем
Призрачной ночи долгих скитаний.
Ждал я тебя каждый день. Но, напрасно. Прошу об одном я, –
Больше не надо лжи на прощанье.









Элегия 12

Вот и октавой свободной, просторной
Пришёл в сердце мир.
Шествующий Марс удалился к Аиду
В винце павших душ.
Радужный дождь омывает багряный
Закат прошлых дней.
Ты, море Геллы, в безумствующем ветре,
Уже только сон.
Знал я твой нрав непокорный, но ныне
Смотри, ты молчишь.
Только Элизиум светлый и ясный
Поёт новый гимн.
Вестники гор Бэотийских нисходят
С высот, - вечный свет
Музыки лона полей Елисейских
Зовёт как любовь.
О, тишина у последней ступени,
Прими дар надежд.









Элегия 13. Phoenix et astri.

В стройной гармонии звёзды восходят над миром. Прекрасная
Луна рождает свет. Высоких гор
Белый эфир отражает венец адамантово-радужный
Полночных сфер. И семь светил звучат
Музыкой древнего гимна. Их тон постоянный и северный
В дорийский рад настроил зов небес.
Тихое эхо услышано птицей неспящей. Взволнованным
И дальним криком мир ночной она
Будит. Не знает потерянный странник пророчества феникса.
Не слышит он воскресших звёзд мотив.
Только с вершин, облачённых в заснеженный мрамор, почувствовал
Уставший путник сфер нездешних вздох.








Элегия 14. Phosphorus

Жизнь, проходящая мимо очей моих,
Как сон. Пробужденья в ней кратки.
Ветер осенний франкийский мотив принёс,
И пламя аргосское гаснет.
Phosphorus яркий в тумане полей горит,
И душное лето уходит.

Ты покидаешь меня, Персефонэ; ты,
Персия – Диана, приходишь
Ликом луны посреди увяданья рощ.
Прохладно мгновенье прощаний.
Phosphorus яркий в тумане полей горит,
И жаркое лето уходит.

Там застывают в молчание губы. Свет
Серебряных зорь укрывает
Тёплого мирта листву. Аромат его
Иссяк. И восходит на небе
Phosphorus яркий в тумане ночных полей
И сонное лето уходит.

………………..
Франкийский – германский. (франки –
союз германских племён, сигамбры, хамавы, бруктеры и др.)
Аргосское – греческое. (поэт.)
Ph`osphorus – утренняя звезда. (гр.)
Персеф`онэ – Персефона.
Перс`ия – одно из древних имён Артемиды (Диана).









Элегия 15. Ночь

О, тишина предвечернего моря. Там запах хладеющий
Лучей из ветра волн. Он нежный вздох
Ночи. Луна здесь средь звёзд, словно дева средь роз упоённая
Любовью. Вот, роняет нам цветы
Дочь Гименея. Угаснет огонь их на небе, но пламенем
Незримым в сердце будет милость к нам
Вечных богов. О приди, Афродиты прибой, укрывающий
Жемчужным ложем тёмных скал печаль.
Жар поцелуев горящего солнца прими, пробуждённая
Селена! Воздух твой крылом любви
Все ароматы цветущих полей пусть возносит пред мраморным
Чертогом тихих снов твоих. Алтарь
Твой пусть наполнят земные цветы и созвездия серебряных
Твоих садов. Не страшен грозный Стикс,
Спит Геллеспонт. И Леандр восходит на берег к возлюбленной
Гер`о из ветра волн как нежный вздох
Ночи.







Элегия 16. Леону Татису

Редко сейчас вспоминают былые века
Мудрого мира.
Ныне похитил Европу телец золотой
Крит обходящий.
Камень пифонский разбит и Парнас облачён
В блеклую зиму;
Мало дождей вдохновенья, желтеет листва
Рощи додонской.
Музы уже рождены от богини другой,
Только не знает
Новая мать Мнемосины просторнейший ум,
Помнящий время,
Прошлых веков вразумленье для нынешних дней
Полных сарказма.
Рвёт одеянья Афины Эврита народ,
Нет лишь Тесея.
Стражи открытого дома не могут хранить
Камень алтарный.
Мрамор пифонский разбит и не видим Парнас
В солнце аргосском.








Элегия 17

От луны серебряной нисходит холодный вечер.
Листва дрожит.
Все дороги горные от звёздных лучей прозрачны,
И камни спят.
Кипарисы тёмные укрыли пещеры, гроты.
Безмолвен мир.
Там бутоны красные пионов рассыпал ветер.
Последний час.
Слышишь, ночь поёт Агамемнона печальный эпос.
Укрылась лань.
Ей Селена доброю рукой указала место
Своих долин.
Где родник целебный забирает печали сердца
Живёт она.
Только ветер призрачный, холодный тревожит образ
В зеркальном дне.
Видят лань очами Ифигении лик в глубинах
Студёных вод.
Дева ей подноси на ладонях живую влагу,
И пьёт она
Жаркий пар дыханья усмиряя.







Элегия 18. Lulli. Les Folies d'Espagne.

Король Солнце, шествующий в танце,
Планетами в Млечном Пути окружён.
Гелиос! Твой жест благосклонный
Нимфам Цереры ниспослан. Безмолвно
Лик твой они созерцают. Бесстрастна
Твоя добродетель, Фаэто!
Гераклит бы обрёл просветленье от музыки
Света, что путь твой открыла в далёкие земли
Обители Ночи. О Гесперия!
Танец твой жаркий, зов Океана.
Слышала дева у стен Карфагена
Подобный мотив, и взошла на ложе,
В пламя бессмертного солнца.
Не плачь от любви даже в смерти, Дидона.
Радуга сходит к тебе от Лето,
Что родила земле Аполлона!


[King Sun marching in the dance
is haloed by planets in the Milky Way.
Helios! Your benevolent gesture
is sent down to nymphs of Ceres.
They are contemplating your face
in silence. Dispassion is your virtue,
Phaeto! Heraclites would gain
enlightenment from this music of light
which unveiled your path to the far-lands
the dwelling of the Night. O, Hesperia!
Your dance is wild like the Ocean calling.
A virgin once heard the same motive
near the walls of Carthago,
entered the flames of the eternal Sun’s bed.
Don’t cry from love even at your death-time, Dido.
The rainbow goes down to you from Lato,
Who gave birth to Apollo.]







Элегия 19

В кубке хрустальном,
 где небо крылом освежает ланиты
чистого лика Любви,
 я созерцаю Тебя.
Время. Оно быстротечно, едино,
 и сердце открыто,
чтобы узнать о судьбе,
то, что укрыто землёй.
Нет у Тебя отвращенья к творенью,
 что страстно желало
Быть просветлённым Тобой.
 Плачет душа о слепых
судьях других.
 Одиноки они перед Храмом всезрящим,
вечным. Не могут понять
 гордые люди покой,
знающий тайны и символы дней.
Суетой невозможно
быть милосердным. Умом,
 душу других не понять.
В кубке хрустальном,
 наполненном горней водой просветленья,
небо серебряный луч
в нить единенья плетёт.









Элегия 20. [Antamoebaeus et amoebaeus versus]

Пусть сойдёт ветер, к золотым нивам, принося свежесть.
 Дух чистый небес зрит поле плодов.
 Распростёр полдень два крыла белых облаков южных,
Но, море травы, спит тягостным сном.
Тяжелят зёрна в жаркий день стебли. Только страх в сердце
 Сквозь сон говорит им: вот! ваша смерть –
 Грозный шквал неба! Для чего боги вам дают бурю?
 Свет страшных лучей, шум огненных гроз.
 Почему солнце лик благой прячет? Видно нет мира
Тем, кто на земле, был в муках рождён.
 Но принёс ветер им от туч тёмных красоту силы.
 Той силы, где жизнь, в ней жажда любви.
 Только жизнь знает, где пути веры, что даёт счастье.
Но, в страхе земля. Ей, кажется суд
В мир сошёл грозный, золотым нивам принося горе.
Серп вечных небес жнет, сея плоды.








Элегия 21

Как больно смотреть на бездомные души скитальцев.
Небо земное и люди земные
К ним равнодушны.
Планеты, где смерть, холодеющим взором, уздою
Жёсткой руки богатеющих прахом
Жизнь разбивают.
Упавший керуб, словно кубок хрустальный, роняет
В бездну тревог их уставшее тело.
Сфера вторая.
Но горе тебе Вавилон, возжигающий пламя
Медных лампад возле лика Скорбящей
Девы изгнаний.
Не помнишь ты странствий её, и тяжёлую ношу, -
Путь на Египет. С покрытой главою,
Пряча рыданья
Ушла от царей обезумевших Мать воплощенья.
Ныне вельможи в роскошных одеждах
Чтят свою жертву
Устами. Но сердце их так далеко от народа,
Роскошь и праздность убили в них душу
Ядом химеры.
Наследье разбоя и лжи умножая без меры,
Строят они словно капища храмы,
Где воскуряют
За здравие их аравийские слёзы. Но третье
Небо не слышит молитву надменных.
К душам печальным,
Покров распростёрт на перстах благороднейшей Дщери.
Но не увидишь её ты под сводом,
Где песнопенья.
У входа, с покрытой главою, скрывая рыданья,
Тихо стоит, согревая ладонью
Две малых лепты,
Родившая миру спасенье. Последний свой хлеб
Она отдаёт сироте и вдовице,
Птицам и ветру.
Но только не знает она лица гордых собою, -
Слёзы приносят они, закрывая
Очи блаженной.









Элегия 22. Agnellicus versus

Я помню гробницы в ущельях Эфеса,
Мраморных статуй застывшие слёзы.
Тень от гор, неба жар,
Нимбы звёзд, сны богов,
Постигших хрупкий дар времён.

У муз я спросил, отчего опустели
Ниши с канопами свитков пергамских?
 Где Орфей свой завет
 В страстный гимн вплёл лозой
Садов Аркады. Лёгкий тон
Упавшие камни издали, и ветер
Шелест песков подхватил. Воспарили
Девы грёз, Феба луч
Образ их мне явил,
И голос, полный нежных чувств,
В эфире пропел: отложили мы лиры,
В землю вернули премудрые речи.
Чтобы мог только дух
Нас понять и пройти
Дорогой тайн, не плотский ум,
А разум тончайший, рождённый единым
Днём сотворенья. Служили мы людям
Долгий век. Знал поэт,
Знал аэд тихий глас
 Незримых наших уст. Влекли
Его мы мотивом высоким к прозренью,
Свет Прометея горел в нашем сердце.
Зэус дал нам огонь
И запрет, быть средь вас,
 Без жажды душ познать его.

И влагой росы, озарённой любовью,
Веки мои окропились в безмолвье.
Я вкусил мёд и соль, мир и боль этих слов.
И танец вечно юных муз
Открыл мне гробницы в ущельях Эфеса,
Мраморных статуй застывшие слёзы.
Тень от гор, неба жар,
Нимбы звёзд, сны богов
Постигших хрупкий дар времён.









Элегия 23. Письмо в Рим.

Друг мой, приветствую имя твоё благородного рода!
Плачет ли небо дождём в Риме моём над тобой,
Или душа твоя солнцу взошедшему рада, и сердцем
Новым цветам на холмах ты просвещаешь напев?
Слышал, что стар император, и хочет наследника трона
Он подыскать среди тех, кто сохранит его жизнь,
И не предаст справедливому гневу людей. Не забыли
Граждане Рима войну, и безрассудство его,
Что управляло страной. Опьяненный гордыней и кубком,
Он не щадил свой народ, помнит об этом земля,
Что кровь невинную пила, как он свои крепкие вина
Ты говорил, что лицо нового друга его,
Чем-то с Калигулой схоже, но только своим подбородком.
Но, остальные черты, как у германских племён.
Этим известием я опечален. Ведь прав Пифагор, когда внешний
Облик души изучал. Верных искал он друзей,
Тех, кто бы смог сохранить сокровенные знанья ученья.
Хладный же взгляд с усечённым началом лица – лисий облик.
Тот же у кэйзэра был хищный и тягостный лик.
Я о Калигуле, отпрыске Юлиев – Клавдиев, Гае.
Слабость его увела к чувствам жестоким души.
Жаждал он власти безмерной и почестей в храмах, и жертвы
Гению славы своей, требовал, словно он бог.
Но, не сплотил он народ, под идеей титанов восставших.
Жаль, что знамёна и щит, ныне со знаком орла, -
Острые когти и клюв, рвут Прометееву плоть!
 Нет просвещенья! Молчит пифии мудрость и дух.
Пифосы в Риме заполнены мутной водой от дождей.
Нет в них для хлеба зерна. Только былое вино
В грязном потоке на площадь течет через край, отравляя
Ядом доступным своим разум несчастной толпы.
Видно наказан Эней, что оставил Дидону, и предал
Чувства свои, отдав сердце неверным ветрам.
Salve мой друг! Не грусти. Может, скоро приеду я в Рим,
Будет весна. На холме Мира миндаль зацветёт.







Элегия 24. Ответ из Рима.

Здравствуй мой друг, удалённый от Рима ветрами Фортуны!
Счастлив, я думаю, ты, там, где цветущий шафран
Скалы морские окрасил закатом у врат Персефоны.
Слышали звёзды твои, как оборвалась струна
Песни Орфея. Земля, где ответ ты мне вскоре напишешь
Ближе к незримым богам. Ты расскажи, что Эол
Будет тебе говорить тихим сном в ореоле прекрасном
Лёгкого Гипноса. Боль в сердце моём от царей
Правящих в Риме. Кто служит и трудиться с кровью, бездомен.
Только вельможи, купцы, плод собирают рукой
Праздной и наглой. Чиновники хуже вандалов, за деньги
Мрамор из храмов дают тем, кто возводит себе
В рощах священных роскошные виллы. А суд! За динарий
Краденный, нищего жгут страшным позором, клеймя
Имя его пред толпой. А сенаторов властных возносят,
Ставя в пример их успех алчной и чёрствой души.
Да, кэйзэр знает что в Риме, но он отделён от народа
Свитой угодной ему, властью далёкой от нужд.
Так же он многим обязан тому, кто отдал ему царство.
Вместе с эгидой богов он передал и друзей,
Что воскуряли пред гермой его фимиам, и кропили
Умерших воинов венки кровью креплёным вином.
Добрый мой друг, видно время пришло мне оставить сей город.
Здесь от начала война, брат убивает мечом
Брата, рождённого девой одной. Опостылел мне Ромул.
Но, я надеюсь, что там, где его власти уж нет,
Будет для взора души утомлённой покой и надежда.
Ты написал, что готов вскоре приехать сюда.
Не торопись! Отложи лучше деньги для дней отдалённых.
Дом я продал, отпустил с миром прислугу, и жду
Быстрое судно в гостиной у моря, где ветры Фортуны.
Счастлив я словно дитя. Там, где цветущий шафран
Скалы морские окрасил закатом у врат Персефоны,
Скоро я буду. Прости, что оставляю я Рим.






Элегия 25

Я слышал, в Византии строят храмы,
Нашествия страшась с востока,
Народ, отягощенный бедной жизнью
Содержит всех вельмож Царьграда.
Ты знаешь, что живу я в древнем мире,
Где эллины храм Девы чтили,
Где дочь Агамемнона звали жрицей
Сестры луноподобной Феба.
Но так же и у нас, кругом разруха,
Богатые ещё богаче
Кругом от обнищанья жизни прочих,
И в сердце моём боль и горечь.
Читаю письма Плиния к Помпее,
К Октавию и Арриану, -
Желание моё отвлечь сознанье
От будней и тревог бесцельных.
Ты знаешь, что когда я был в Афинах,
И силами певцов их местных
Исполнен был мой гимн простой и строгий,
Народ под впечатленьем замер, -
Служение моё прекрасным музам
Я знаю не напрасно ныне.
Но нет уже садов и Акадэма,
И умер Мэценас на Эсквилине.





Элегия 26.

Что ты возьмешь от земли бренным телом, дома или роскошь,
Чаши златые с вином? Пепел закроет глаза
В тесной могиле твоей, где роднятся цари и вельможи
С нищим калекой навек. Что же уносит с собой
Сердце твоё в мир идей лучезарных, прекрасных и вечных?
Что драгоценно в пути за тишиною гробниц?
Дух, просветлённый надеждой, терпеньем и волей смиренной
Многие блага найдёт, там, где Божественный Свет.
Будь же с Воскресшим Христом, и печали оставь за порогом
Храма Его, где найдёшь ты смысл жизни земной.
Помни, что дух восхищается к Богу подобно цветку,
Зёрнам хлебов и плодам древ мирроточных в садах, -
Тело земное для нас только почва для жизни грядущей.
Там, расцветает душа, в полную силу свою.






Элегия 27. К диве.

Дива, твой голос, что с музой сравнил бы,
Дар многоценный! Храни его верно
И преумножь. Не разменивай струны
Дивной кифары
На пустозвучный кимвал. Лучше,
Тон серебристый под плектром искусным
В дар принеси Божеству. Вакху
Медные чаши
Смело верни, и испей на Парнасе
Горний родник вдохновенья под солнцем.
Ярок сияющий свет на вершине
Близкой к богам.
Там, нет ночи печальной и тёмной, -
Звёзды поют в хороводе лучистом
Вечные гимны. Зов их пусть слышит
Тихое сердце
Анна. Многое нам не открыто.
Но не нужно нам лиру Орфея
В лад современный менять, разрушая
Стройность струн, что подобны колоннам
Древнего храма.



Элегия 28.

Боже, призвал Ты людей к просветленью
И высшей свободе,
Но, пренебрег человек своим даром –
Божественным сердцем.
Стал разрушать образ чистый и вечный
Имея господство.
Ныне, убить в человеке надежду
Считается честью,
В рабство продать нищеты бездуховной –
Почти добродетель…
Все пастухи своих агнцев заклали,
И словом жестоким
Словно ключом, закрывают все двери
К Небесной свободе.



Элегия 29. Первое имя

Если душа отвергает Творца, не приняв Его Сына,
Скоро померкнет в ней свет, будущность канет на дно
Духом ослепшим. В чём же причина, и где исцеленье
Крыльев незримой души? Нам от рожденья дано
Чувство познанья любви, доброй матери взор, тихий голос,
Радость и счастье весны – детства прекрасного миг.
Но быстротечны дни покидая селенья земные
В долгую осень. Судьба, слёзы не могут вернуть
Всех кого мы любили… сердце не знает покоя,
И снова ищет весну, криком беззвучным зовёт
Нежные руки, что грели, и голос, что пел утешая
Юное сердце. Печаль, боль, одиночество, ночь
Страшным кольцом удушают, крылья души умерщвляя…
Но для чего же познала душа нежность заботы,
В мире, где каждый умрёт в свой предназначенный час?
Где вновь она обретает блаженство своё святое?
В Сыне нетленных Небес может душа найти,
Вспомнить ту ускользнувшую нить беззаботного детства,
Ибо, любим Он Творцом, так же, как любят детей
Матери мира. В Нём, вспоминая себя, мы способны
Бога познать как Отца, и воспарить в вечный сад
Града весны безначальной и вечной. В Нём нет традиций
Культа безмолвных богов, кто с пьедесталов своих
Хладно взирают на судьбы несчастных людей, что оставлены
Ими как сироты вдов. Сей образ был сотворён
Теми, кто жаждал когда-то престол вседержителя Бога,
Но не сердца Его. Сердце ж Его, Его Сын.
И посему возжаждав величья, они не способны
Были наполнить собой всё мирозданье. Любовь –
Тайна могущества Бога, чистая грань и дыханье
Сущего. Падая в ад, стали уродливы те,
Кто признал только грозное имя Творца, не почтивши
Первое имя – Нежный и Кроткий Отец…


synairesis 7 et 8 morae, non multoties 3 et 4, 19 et 20


Элегия 30. Maximi Sagittariani

элегия написана в логаэде Agnellicus versus
U_UU_UU_UU_U
_UU_UU_UU_U
_U_ _U_
_U_ _U_
U_U_U_U_

М С В М (Максиму С.)

не бойся иди к просветлению мысли
мир оставляя как тесные узы
храм души наш не здесь
плачет дух как дитя
в пел'енах душных видя прах

но верой затем возрастая способно
тело земное идти к совершенству
также дух наш взойдёт
к сферам где всё поёт
святой и вечный гимн любви

не знаем мы образ всевышнего Бога
если не слышим дыхание сердца
там сокрыт Храм небес
трон Царя власти жезл
целительных речей родник

лишь в сердце Сион и порог откровенья
райских дверей
мир же замкнут собою
он кольцо тёмный круг
быстрых дней тусклых звёзд
предел его для нас далёк

но Бог нам роднее чем прах охлажденный
ветром осенним
бескрайнее море
Дух Его жизнь Его
только верь что Господь
Отец твой кроткий ждущий сына


Элегия 31. Komos

И бесы пред Богом трепещут и могут вещать о Грядущем,
Но цель их – разрушить веру словами своих пророков,
Которые, слово Божье, без Духа Святого вещают.
Кричат пастухи слепые – опасность! Прячься стадо.
Но каждый раз обольщая, они усыпляют вниманье
Ныне живущих. И люди праздно и самозабвенно,
С усмешкой злой или наивной, навстречу дням
Необратимым идут беспечно. И словно глупые
Девы, они не готовы к вечере Небесного Царства.
И если им скажут в последнее страшное тёмное время –
Вот, воплощение слов святых Христа пророков –
Они посмеются. Им скажут после – грядёт избавленье –
Все отвернутся, ибо черства как камень душа,
Желчи неверья полна. Они не познали любви
Великой, их разум шествием ада в масках* прельщен.

гр. komos - процессия в масках и с кубками вина
на дионисийских празднествах (вакханалиях).
(комедия – песни этого культового шествия, ода Дионису, Вакху).



Элегия 32 Spondialia

в горькую соль утончённое миро от ран истекает
словом возвышенным сердце из уст говорит утомлённых
в храмах возносят ливийские слёзы древ драгоценных
в тихих садах удалённых от всех голос мудрости слышен

всё что прекрасно для нас лишь в трудах кропотливой рукою
разумом мирным созиждется долго и розы на мрамор
как и живые не скоро взрастают но мы словно дети
жизнь попираем как травы и портим священные камни

мы не умеем играть на свирели мелодии гимнов
арфу терзаем а после клеймим в ней гармонию мира
нам спондиалии чужды мы жертвуем истине мало
смирной растаявший лёд умащаем и нас забывают


spondialia – античная песнь в сопровождении флейты
при жертвоприношении.


Элегия 33. Angelus

Ты не грусти, позабудь печаль снов, звёзды чистый лик свой
Нам открывают в ночи - песни звучат в высоте
Ангелов юных и вечных. Вера это любовь и
Радость души в тишине. О, пробудись, устремись
К трону бескрайних небес, кроткий Ангелус чистым сердцем.
В милости Кайзарион там тебя встретит, и страх
Ночи ушедшей развеет Духом вечного Бога.
В танце души воскрешённой ты взойдёшь на Парнас.


прочтения элегии Angelus в античной манере под музыку
античных греческих гимнов, звуков кифары и французской паваны 16 века.
http://www.realmusic.ru/songs/540394/

Elegia 34
Максимилиан Агнэлий

Слышит сердце голос тихий - ветер пришедший
песнь высот воспел. Шум кипарисовых рощ
вторит душе моей. Морские камни остыли,
стали седыми. Ночь. Как же я долго ждал
свет серебряный твой. Прости смутный день палящий,
в нём я забыл покой вечных слов твоих.
Мирт цветами аромат источает, взойдём же
к дальним вершинам его. Слышишь? Там птица поёт.
Тоже свободна. Разве можно сравнить её голос
с тем, что мы слышим вдали - празднества шумных людей.
Новые струны не значит - иное. Время бессильно.
Ветер поющий листвою знает неведомый путь.

Elegia XXXIV KAINH



Elegia 35 Aes Deorum
Максимилиан Агнэлий

друг мой, Гораций, разве бронзу люди вкушают?
солнечный блеск для богов, мёд же и хлеб для людей.
вот почему твоя песнь слышна у стен Либитины -
там, где долины её, плач об ушедших звучит.

ты не услышишь песни свои средь праздного пира,
в чашах богов вино кровию алой разлито.
кубки пусты, и вскоре расплавлены будут
в урны с прахом седым. тогда вспоминают тебя.

в храм Либитины печальной, где рощ кипарисовых бархат,
шествие входит. в руках чаши бессмертных богов.
время прошло, сгорели сады Любенции чтимой.
там, среди пепла и слёз, песни твои я нашёл.

EЛEГEIA XXXV AES DEORVM

Horace, my friend, are people partake bronze?
shine of Helios is for gods, whereas honey and bread are for people.
that is why your song heard near the walls of Libitina -
where her valleys, sounds the cry for the gones.

you will not hear your songs on the vacuos feast,
wine in the bowls of gods filled like red blood.
bowls are empty, and shortly they will be melted
in funeral urns with gray ashes. then they reminisce about you.

into the temple of mournful Libitina, where velvet of groves of cypress,
procession is entering. in their hands bowls of immortal gods.
time has passed, the gardens of honoured Venus Lubentia burned down
there amongst mould and tears, your songs I have found.



Элегия 36 Аидова Мадонна

ELEGIA XXXVI MADONNA PLVTONIS

Красивый облик любит мир, увы, подлунный,
слагая оды всем пречистым образам –
Мадонна-Дева в жемчугах, а златорунный
Младенец тянет длань к её немым устам.

О, если б глупый мир, прельщённый Люцифером,
узрел презренный хлев Израильских беднот,
то в храмах бы сейчас для всех святым примером
стояла мать Нерона – роскоши оплот.

Вот где источник зла. Ваяют все по схеме –
ценить богатства прах, а нищего – убить.
Идёт война. Младенцы снова в Вифлееме
в полях оставлены святым Геродом гнить.

О, Римская патрона, жено Мекената.
Ты снова Нимфа грёз и серных бань Помпей.
Весталки шьют тебе лацерну в цвет агата,
но сможет ли спасти хламида в час огней.

Разверзлась пасть Пифо. Плюёт Дракон костями
и золотом твоим, что ты дарила всласть
жестоким палачам, молясь пред алтарями
за проклятый Эдом, за иродову власть.

Ты так любила мир и свет, увы, подлунный,
что стала соляным Содомовым столпом –
Мадонной в белых жемчугах, где Златорунный
калит твои уста Аидовым перстом.

______________________________________________
Иллюстрация: Франсуа де Номе (1593~1630)
Фрагмент картины «Ад» 1622 года. Аид и Персефона.
Музыка: Agni Agnelli "ABADONNA - fragment"
http://www.realmusic.ru/songs/1265121
ABADONNA (Music by Agni Agnellius)
http://www.realmusic.ru/songs/1265060