Ариадна

Мир с каждым днем становится острей
и четкая канва чужих событий
лишь провоцирует моей души наитий.
А паруса стекают с крестных рей
упругой грудью легче и быстрей,
как будто тянет нить, сплетенная на Крите.

И близость призрачная кажется тесней,
когда следок надуманный её –
теплом шершавящее пальцы, веревьё
сжимает обнадеженный Тесей.
Но каждый ищет подвиги per se,
и получает всякий раз отмерено своё.

Что видишь путник в глубине морей,
вцепившись в горизонт глазами жадно?
Неужто той же нитью Ариадны
тебя смущает до сих пор Борей?
Тогда в руке её витьё согрей,
чтоб узелкам в ней не было прохладно.

Среди гробниц брожу и редкий мавзолей
заманивает слушать мрамор лиц
всех вопрошающий: «Чего тебе не спиться,
о подвигах не грезя, не жалея?..»
Но с безразличьем каменным аллея
меня осматривает сколами глазниц.

Прочь ухожу, не по нутру мне глыб распад.
Холодная резьба не потревожит вязью.
Но что-то тянется за мной с песком и грязью.
Я узнаю её и встречи снова рад,
она цепляется витьем за мой наряд
и, кажется, в оцепененье, жизнью дразнит.

Пойми, совсем не Дионис я, даже не Тесей,
а путник в этой жизни запоздалый
и цвет мой в мире безнадежно алый,
и чем в ладони нить твоя тесней,
тем разрушительнее видится per se,
когда несет меня Борей по морю шалый.

Нам кажется, что мир устроен ладно,
пока под парусом, зажатая в руке,
простая нитка бьется где-то в далеке,
путь указуя, - компас Ариадны.
И горизонт проглатывает жадно
все наши подвиги в сознанье налегке.