Приплыли 2 часть

Тишину прервал Филипп,
 - Люди, как вы думаете, почему такое произошло, есть ли еще люди где-нибудь, а может быть нас ищут,- он задавал вопросы, но они падали, как горох на землю, не находя ответа ни у кого.
 Николай, отпил из кепки вино и стал рассуждать:
 - Видишь ли Филипп, думаю, что человеческое зло дошло до краев и вылилось, как потоп на нашу страдальческую землю матушку, не пощадив никого.
 - Тогда почему мы остались живы, мы что лучше всех? - любопытствовал Филипп глядя на Николая.
 - Наверно потому, что зло...
 Его рассуждения прервал Жора:
 - Да прекрати молоть этот бред, если бы это было так, то потоп должен был случится тогда еще, когда мою мать и отца упекли за решетку, только лишь за то, что они шили джинсы и одевали людей. Или еще тогда, когда меня отобрали у бабки и отвезли в детский дом, где поганые училки дубинками вбивали в мою бошку науку. Да еще тогда, когда жирные воспитатели воровали у беззащитных детей хавку, и закрывали в холодных и сырых подвалах с крысами, только лишь за то, что жрать просили. Потоп должен был быть еще тогда, когда за булку ворованную, я отсидел по малолетке 3 года... Вот когда должен был быть потоп, чтобы смыть все это говно коммунистическое, или как ты говоришь - зло...
 Где был Ваш Бог? Когда мне хотели жо..у порвать на зоне? Где, я вас спрашиваю? Я один вершил суд праведный, Я! Не Бог... Вот таким вот, - он взглядом скользнул по ножу, лежащему возле костра, - вот таким ножичком, я пописал обидчика, за что и был осужден, - он посмотрел на небо, сплюнул и продолжил нервно кашляя, - Где был Бог, когда жидовская адвокатская морда, не могла меня защитить? И где был потоп и Бог, когда черножопые заполонили Россию, жрали пили, трахали наших баб, а я гнил на нарах, я не мог даже похоронить своих родных, а теперь, как собака один... Но мало того, когда я нашел человека, который протянул мне руку помощи, и взял меня в Америку, не важно зачем, пусть даже для разборки, но взял! Накормил, напоил, выучил языку, дал работу, пусть даже не совсем чистую, но дал... и что? Все в жо.у! Так где же Ваш Бог? Ответь! Я жду! - Жора уставился немигающим взглядом на Николая, сжимая кулаки.
 - Я согласен Георгий, в мире много несправедливости, но Бог здесь ни при чем, каждый выбирает свой путь, строит свою жизнь и несет за это свое наказание, но не Бог карает. Бог нас всех любит. Вы не задумались, почему Бог оставил именно Вас, а не тех обидчиков, которые ломали вашу жизнь, подумайте и вы поймете, что Бог милостив и помогает своим детям. Способность получить помощь свыше мы закрываем сами. Мы являемся в мир с чистым и ясным разумом, даже с внутренней мудростью, но чем больше мы живем, тем больше копим страхи и предрассудки. В нас укореняются стереотипы негативного мышления, хотя мы и не замечаем этого, и тогда, мы строим свою жизнь на основе ложных принципов. Поэтому помощь не может к нам достучаться, во всем наша вина, а не Бога.
 - А может быть Бог уже покарал всех твоих обидчиков, -сказал Филипп и улыбнулся Жоре.
 - Нет я с тобой не согласен,-возразил Филиппу Амир - Бог не карает, люди сами карают друг друга. Бог нас создал, он наш Отец, а разве отец убивает своего ребенка или карает его. Он создал нас, чтобы мы сами устраивали свою жизнь, и от нас зависит, как ее прожить - достойно или нет, обозлиться или быть милосердным. Ведь если бы ты и дальше, - Амир посмотрел на Жору сочувственным взглядом, и продолжил, - Если бы ты и дальше продолжал жить в пьянстве, в драках, делая зло другим, ты думаешь, что твоя жизнь стала бы лучше? Ну появились у тебя деньги, дом, дальше что? На зле добра не построить, я расскажу тебе историю своей семьи, или вернее своего народа и тогда, ты сам делай выводы, как жить...
 Вы наверно слышали о Мироне, - ученике Иисуса Христа, который после Вознесения был избран по жребию в число 12 апостолов, вместо Иуды Искариотского, - посмотрел Амир на Николая, и тот утвердительно махнул головой. Так вот... Мирон был епископ Критский, святитель, чудотворец. Им были обращены в христианскую веру и приняли Иисуса в свою жизнь, в свои сердца мои предки, жители Бирама. В нескольких километрах к северу от поселения Гуш Халав находится древнее поселение Бирам, оттуда мой народ. Многие стремились поработить наш народ и обратить в свою веру, но мой народ всегда был верен христианской вере. Родным языком был арамейский. Старики до сих пор говорят на нем, и мы так же учим его.
 Так вот, жил наш народ своей жизнью, никого не обижал, никому не завидовал, любил всех, и мусульман и иудеев, чтил законы Божьи, воспитывал детей в любви к Богу и к людям. У моих предков были богатые земли, протянувшиеся на многие километры, были большие дома, церковь недалеко от дома.
 В 1948 году, наш народ радовался вместе с иудеями их возвращению в Израиль и всячески поддерживал их. Многие были в рядах армии и проливали свою кровь, за возвращение иудеев в Израиль.
 Мой отец рассказывал, что его отец, всегда говорил детям, что евреи несчастный, гонимый всеми народ, и теперь они должны жить на земле, откуда их никто не выгонит, он учил детей уважать и помогать иудеям, да и вообще всем кто нуждается в помощи. Не раз ставил в пример своего брата, который в эти тяжелые для иудеев дни, находился с ними на линии огня. У нас есть фотография моего дяди с Бен Гурионом в те тяжелые времена..., к сожалению, дядя и не подозревал, что в эту минуту происходит с его близкими...
 Когда к нам в дом пришли солдаты ЦАХАЛа и попросили, на время военных действий, разместиться у нас в доме, никто не возражал, все старались накормить и обогреть солдат...
 Моя сестренка все время приносила сладости и украдкой кормила то одного, то другого солдата, при этом приговаривала, - "Бедненький". Мать уступила комнаты, кровати, одеяла, пищу, все солдатам, а сами все спали на полу.Дедушка сказал,
 "Гостям лучшее, да к тому же им сейчас тяжело и они нуждаются в нашей помощи".
 Но через время, нас попросили покинуть свои дома, так как ожидается обстрел нашей деревни и в целях самозащиты, есть временная необходимость эвакуироваться. При этом пообещали, что ровно через 48 часов можно будет вернуться в деревню.
 Эвакуироваться пришлось немедленно и поэтому, сказали ничего с собой не брать, идти на легке...
 Взяв наспех кое-что из еды и вещей, люди испугано, дрожа от неизвестности, удалялись от своего крова, и как потом оказалось и от своей прежней жизни...
 Младенцы плакали, а матери прижимали их к груди, стараясь защитить от надвигающегося ужаса войны. Даже подростки, привыкшие неугомонно прыгать и веселится, были похожи на стариков. Они хотели вернуться и помогать солдатам защищать земли от врага, мотивируя тем, что это ведь их село и они должны быть в первых рядах защитников своей деревни...,но старшие учили их подчиняться решению власти и немного подрасти, тем более, что среди военных,уже есть многие из нашего села...
 Решено было отправиться в оливковые сады.
 Люди расположились на земле, под навесом из веток, где во время сбора оливок складировался урожай. Прижимаясь друг к другу и прислушиваясь к каждому шороху, они считали часы и минуты. Утром, чуть свет, мальчишки бежали к селу, смотреть, что там происходит, но возвратившись с удивлением рассказывали о тишине в селе.
 Все решили, что еще не началось. На вторые сутки, так же все убедились, что в селе ничего не происходит. По истечении 48 часов, народ отправился в свою деревню.
 Назад шли быстрее, так как радость приближения дома и горячей пищи, доставляла несказанную радость. Женщины улыбались своим детям, радостно приговаривая, - " сейчас накормлю, переодену".
 Мужчины ободряли сыновей и восхищались армией, которая не допустила врагов в село.
 Недалеко от села им преградил путь взвод солдат, тех солдат, которых они так радушно принимали у себя в домах. Недоумение и вопрос застыл в глазах народа, все наперебой спрашивали, почему они не могут вернуться домой, на что был ответ, что надо еще время, и войти в село пока нельзя, да и самого главного, который отдал этот приказ не было,поэтому, надо еще немного подождать. Люди хотели войти в дом, взять вещи и еду, ведь скоро наступят холода и дожди, а сколько ждать никто не говорит, но ответ был однозначный: "Нет!"
 Люди шли, еле передвигая ноги, будто тоны груза были у них за плечами, идти становилось все труднее и труднее, надежда становилась столь мизерной, что некоторые стали возмущаться и хотели вернуться назад. Но старшие успокаивали и просили потерпеть, приговаривая:-"значит так надо"...
 Они вернулись опять в оливковый сад под навес, кушать было нечего. Начались дожди. Холод пронизывал и без того холодные души людей. Каждый день кого-то посылали наблюдать, что происходит в селе, но там все было без изменений...
 Надежда стала уходить, а вместо нее к ним поспешила смерть. Женщины, от голода и холода, лишились грудного молока, и младенцы стали покидать наш жестокий мир...затем и старики. Люди стали болеть, казалось страданиям не было конца...
 Мой отец, когда покидал родной дом, украдкой схватил одеяло, а мой дед, все время отчитывал его за непослушание, но потом... это одеяло передавалось от одного малыша к другому, как драгоценность.
 Опять было принято решение идти в село..., но все повторилось, как в заевшей киноленте... И тогда люди приняли решение, идти искать кров в другом месте. Они пришли в село под названием Гуш Халав, там на земле валялись патроны, и многие дома были разрушены. Мусульмане оказывали сопротивление иудеям и были убиты, те, кто остался в живых бежали, мой народ встретили разрушенные дома, напоминающие могилы...
 Наш народ занял уцелевшие, осиротевшие, чужие дома, и стал приходить в себя понемногу, но долгое еще время, прикасаясь к чужим вещам, им сдавливала грудь боль, их преследовал плачь людей, покинувших свои жилища...
 Люди периодически ходили в село Бирам и оттуда приносили новости, которые убивали надежду и веру на счастливое будущее...
 В один из таких мучительных походов, они увидели в своих домах вновь прибывших евреев, и опять столкнулись с автоматами нацеленными в упор...
 Но на этом страдания людей не кончились... Не успев прийти в себя, после всех страданий и потерь, в дверь постучали... В дверях стояли солдаты с автоматами.., они арестовали всех мужчин и подростков, погрузили в грузовые крытые брезентом машины и увезли...
 Ни стоны, ни мольбы женщин не помогли. Даже не получалось рассказать нашу историю поселения в эти дома... они были глухи, глухие солдаты, глухие к чужому горю, к чужому страданию...
 Так были увезены все мужчины и мальчики села Бирам. Женщины и дети долгие месяцы, а некоторые и долгие годы, оплакивали своих любимых, детей, мужей и отцов...
 Безысходность, безысходность, безысходность, - несколько раз со слезами в глазах, глотая комок подкатившийся к горлу, говорил Амир, и как бы прося помощи у Бога, поднял глаза вверх, и всем показалось, что Бог, в одно мгновенье, вытер слезы на глазах Амира... - Семь долгих, голодных месяцев, моя бабушка оплакивала своих любимых мужчин...
 Как-то вечером, раздался стук в двери, и все в доме замерли от ужаса, они решили, что теперь настала их очередь пропасть без вести, безропотно покинуть этот мир... - "Кто там?" - "Откройте это мы, услышали они голоса, столь близких им людей." На пороге стояли дед с моим отцом. Вот где была радость, вот где было счастье, женские слезы смывали грязь с лиц деда и отца...
 Наконец они узнали страшную, страшную историю наших родных и всех пропавших в тот злополучный день людей.
 "Их погрузили в грузовики и вывезли на поля возле границы с Иорданией. Выгнав всех из машин, солдаты погнали их в сторону границы, а пограничники из Иордании, открыли по ним огонь. Люди метнулись назад к "нашим" солдатам, но те стали стрелять в воздух. Тогда несчастный народ лишенный крова, Родины, родных, стал просить помощи у противоположной стороны... Они кричали, - "Мы не евреи, мы не евреи"...и только после этого прекратилась стрельба и людей приняли на противоположную сторону... но не всех. Многие остались там лежать, они лежали на полоске земли, между своей родиной и родиной врага, одинокие, холодные, с широко открытыми глазами поднятыми в небо, и некому было их оплакать и проводить в последний путь, некому было закрыть глаза...
 Рассказ моего деда прерывали рыдания женщин,
 "За что? За что?" - задавали этот вопрос женщины сквозь рыдания, а мужчины сдерживая скупые слезы твердили,- "значит так было нужно, терпение и прощение"
 Долгие месяцы они добирались через Иорданию, Сирию, Ливан к своим близким в Израиль. Многие погибли... Лишения, голод, будто преследовали их после изгнания из родного дома, с родной земли. Их спасало только знание арабского языка."
 И вот они вернулись, не к себе домой, но вернулись, и опять им пообещали, что вернут их дома, их земли...
 Обман, какое страшное слово... Ты надеешься, веришь, мечтаешь, а потом все рассыпается, как карточный домик, а всему виной ложь.
 Правильно говорят - "Лучше горькая правда, чем сладкая ложь", поверьте хуже обмана ничего нет...
 Их опять обманули. В который раз? Но люди вновь поверили. Некоторые сомневались и говорили, что опять обманут, но большинство были уверены, что им сказали правду.
 Возвращение было назначено на Рождество, вернуться да еще в такой день, на наш праздник, это не с проста, в этом и есть, как бы извинения, за все беды и страдания и ошибки по отношению к нашему народу. В который раз они подходили к своим домам, где росли, женились, рожали, где похоронены их предки, где их церковь, в которой они просили прошения за малейшие провинности и восхваляли Бога, но опять обман...
 Самолет закрыл солнце, и на глазах моего народа, было разрушено их село, их прошлое, их будущее, все, что было им дорого..., но только ни вера в Бога.
 Дед мой глядя на разрушение села, сказал только одно, - " Боже! Прости их, ибо не ведают, что творят..."
 В голове каждого звучали слова, - "Терпение, прощение, Господи дай силы простить!"
 Но это так тяжело, ведь за этими руинами наших домов, лежат жизни наших погибших отцов, братьев, сыновей... Терпение..., - Амир опустил голову, и тихо стал читать стих:
 
 Обманом дом родной отняли
 Бредут протоптонной тропой
 Их душат слезы, и в печали
 Живут надеждой лишь одной,
 
 Вернуться в дом и лечь устало
 Забыть все тяготы судьбы
 Иметь желание, как мало
 И к небесам летят мольбы
 
 Иссякли слезы, непогода
 И боль потерь щемит в сердцах
 У маронитского народа
 Мечта, мутируется в мрак
 
 Идут толпой переселенцы
 Бредут превозмогая страх
 А вслед шипение "отщепенцы"
 И яд на тоненьких губах
 
 О мой народ! Страданий чаша!
 И нет вам места на земле
 Есть только Бог! И вера Ваша
 В Вашей измученной судьбе...
 
 Тяжело терпеть, прощать... Но нас так учили - наша вера, наши деды, отцы, братья, вот и прощаем...
 С тех пор мы неоднократно обращались к властям, в суд, в газеты,но ответ был однозначный, -" Нет!"
 Я наизусть помню последний отказ, подписанный Шароном и еще некоторыми людьми. А ведь у нас уже было решение вернуться в Бирам, но учитывая тот факт, что наши земли давно уже служили для сельскохозяйственных нужд, на них построены кибуцы, то суд для них был не указ. Мы просили вернуть хотя бы землю где ничего не построено, но увы они глухи к нашим мольбам, глухи даже к решению суда, вот вам и справедливость. А ведь многие мои родственники и жители деревни, ценой своей жизни переправляли иудеев в Израиль, служили в армии и погибали бок о бок с иудеями, считая их своими братьями, но они в это время, их родственников изгоняли обманом из села Бирам ...
 А церьков наша в Бираме стоит. Туда и только туда, едут венчаться и хоронить, на свою родную землю... Старики так и говорят, "все равно вернемся в Бирам, пусть даже мертвые..."
 Вы все знаете, что сейчас не всякий еврей, я специально делаю акцент на этом, так как приехавшие в Израиль евреи, не все почитают Бога, и не все настоящие иудеи. Все стараются увильнуть от армии. Я и мои родственники служили, я был ранен. Мой отец всю жизнь прослужил в полиции. Мой дядя тот, что на фото с Бен Гурионом, воевал и не раз спасал иудеев, закрывая их своей грудью.
 Почему мы все прощаем, терпим, не мстим, и детей так же воспитываем, потому, что мы в сердце приняли Бога и живем по его законам, а Бог говорил, прощать и не судить. И еще хочу сказать, несмотря ни на что, уроженцы Бирама, выучились в университетах на врачей, инженеров, аудиторов, менеджеров и юристов. В результате Гуш-Халав, где сейчас мы живем, занимает в стране одно из первых мест, по числу высокообразованных граждан. Но есть еще кое-что, и он посмотрел на Ефим Самуиловича, - Мы в глазах иудеев, всегда остаемся арабами, и не важно христиане или мусульмане, для них мы ненавистные арабы и всё.., а в Израиле, сами знаете, не любят арабов, даже если они верные сыны Израиля. Так что терпим все время дискриминацию. На дискотеки нас не впускают, негласный закон. Когда я пошел служить, меня не хотели брать в десантные войска, из-за национальности и мне пришлось дойти до Ицхака Рабина, только после этого разрешили...,
 - Но ведь ты же затаил злобу, - сказал Жора и щелкнул пальцами.
 - Злобу? Нет Георгий, это не злоба, это память, а память не убьешь. Злобы нет, иначе я бы мстил, как ты мстишь всему человечеству за поруганное детство. Подумай и пойми, надо оставаться человеком, при любых обстоятельствах и тогда Бог тебе поможет...
 - Правильно Амир, - поддержал Николай, - Я уже говорил, что мы сами закрываем себя от спасения...
 - Да бросьте читать мне проповеди, все люди говно, и не верю я в ваше благородство, - сплюнул Жора.
 Саид внимательно слушал Амира, и только едкая ухмылка скользила по его губам.
 - Ты говоришь прощать! Тебе легко рассуждать! Ты ведь сейчас сыт, одет, обут. Учишься в университете, есть мать, отец.
 Да! Были унижения, была оккупация, была смерть, но сейчас ты ведь не чувствуешь то, что чувствует голодный, израненный народ, который ежеминутно ждет смерти, боится за своих детей и близких. Работы нет, в домах живем, как рыбы в бочке, по несколько семей ютимся. Думаешь приятно, хотеть есть и смотреть на роскошные вилы израильтян, их сытых, откормленных детей! Я ненавижу их!
 Да, вас выгнали, но вы заняли другие дома, наши дома, в которых жили мои предки, и живете сейчас в них припеваючи, а ведь в Вашей Торе пишется, чтобы вы, приняли любой народ живущий с Вами и относились к нему, как к самим себе, но эту заповедь, вы забываете...
 Амир хотел возразить, но Саид махнул на него рукой, продолжая зло повышать голос: - У меня 5 братьев и сестра, вернее были... Сестра шла со школы домой, но не дошла, попала под обстрел. Два брата боевики, в "Бригаде мученики Аль Аксы", они погибли при выполнении боевого задания,
 Амир посмотрел на Саида с саркастической улыбкой.
 - Да! Боевое задание, они уничтожили много евреев, кровь за кровь. Евреи пришли после этого и разрушили мой дом, где были еще два брата и отец. Они остались под развалинами, братьям было по 12 лет. Кто ответит за их смерть?
 - Послушай! - перебил его Амир, - Что ты говоришь! Вы ведь не убиваете тех, кто вас убил, или разрушил дом, вы ведь убиваете невиновных, детей женщин, стариков. Разбирайтесь с властью, а не с женщинами, детьми и стариками... У меня есть друг мусульманин, его сестра ехала в автобусе домой,из университета и ваши, как ты говоришь, выполняли боевое задание, взорвали автобус. 20 лет девочке, невинная, чистая как слеза, да как ты можешь оправдывать смерть невинных, до какой же степени надо быть зверем! Вы даже своих взрываете. А что вы делаете, когда кто-то переходит в христианскую веру? Убиваете... Вы даже не даете своим право выбора.
 Ищите другой вид борьбы. Я тоже не согласен, что вас прижимают, не дают жить свободно, но смерть рождает смерть! Зло порождает зло! - прокричал Амир и отвернулся от Саида, как бы вдруг понял, что спорить с ним бесполезно...
 - Израиль это наша земля, даже в Торе так пишется, - вмешался Ефим Самуилович, - а Тора это вам не... он посмотрел на Николая и Саида, - Как известно, Тора появилась намного раньше Корана и Библии. Я уважаю все религии и отношусь ко всем людям одинаково, но когда вижу фашистские наклонности, меня бросает в дрожь.
 Я родился в Одессе на Украине, в городе где цветут акации, в городе где каждое слово юмор, где любят шутить и смеяться, в городе с замечательными людьми, но несмотря на это, нас евреев, там не любили. Не все конечно, но даже те что любили, не могли не пошутить над нашей национальностью. Даже когда восхищались кем-нибудь из евреев, фраза заканчивалась так: - "Замечательный человек, хоть и еврей",
 Но мы, всегда старались мириться со всеми людьми, приносили пользу тому месту, где живем. Но родина наша настоящая только в Израиле, как не крути... так почему же я должен жить всю жизнь на квартире, имея свой дом. Я не записывался в мученики...
 Мои родственники и вообще все евреи, пережили много горя и страданий, но мы всегда были спокойными, не агрессивными. Когда моего брата Моню, зарезал пьяница Ваня с соседней улицы, то мы не взяли в руки ножи, и не пошли убивать, или взрывать его жену Веру и их сыночка Вову,и еще десяток русских, нет..., мы плачем за Моней всю жизнь и просим у Бога защиты, от таких вот Вань и прочих элементов бандитизма, хотя я думаю, что может быть, было бы даже лучше, перерезать весь род Вани, так как чуть позже, его сыночек Вовочка со своей мамой Верой, повесили на люстре соседку Зину, во время пьяного застолья. Вот и делайте выводы, нужно нам - "око за око", или, как Вы говорите уважаемый, - он посмотрел внимательно на Амира... - "Бог терпел и нам велел"... Или как там еще -"ударили по одной, подставь другую"...
 - Так что мне теперь, убить вас? Только это и остается по вашему же умозаключению, - поинтересовался Амир
 - Я не к этому, - возразил Ефим Самуилович, - Вы говорите "Зло рождает зло"... Но ведь мы не злились на немцев, до войны,почему же они пришли к нам и сожгли в концлагере мою мать, всех ее сестер, братьев и дядю Шлому? А на Украине, возле хаты, прямо на пороге, расстреляли двух маленьких племянников тети Ривки, а ее изнасиловали и повесили прямо в садике, где мы не раз отдыхали летними вечерами...
 Мой отец пошел на войну, хотя имел бронь. Зачем я вас спрашиваю? Защищать Родину? Чью? "Родина там где тебе хорошо" - многие так говорят, но это не так. Родина там, где твои корни и где никто, слышите! Никто, не будет вешать тебе желтую звезду и кричать вслед - "жид пархатый".
 Всю свою жизнь я оплакиваю своих близких, всю свою жизнь я разговариваю с мертвецами, за что я вас спрашиваю?! За что? Скажите мне пожалуйста... - он окинул всех присутствующих глазами полными слез. - Мы приехали в Израиль, я ощутил свободу, радость за то, что моим детям и внукам не будут кричать вслед жид, и не будут притеснять.
 Я приехал в Израиль и работал на улице, да я мел улицу, несмотря на то, что я врач, а моя жена, убирала у старушек, будучи учительницей математики. Но это не страшно. Я много работал и подтвердил все свои дипломы, и теперь, я открыл свою маленькую, да маленькую, больше мне не надо, маленькую клинику, и помогаю людям, занимаюсь своим любимым делом. И никто! Слышите! Никто не скажет, что я был у этого жида или, "хороший врач - хоть и жид".
 А почему я вас спрашиваю? Потому, что я на своей Родине и занимаюсь своим делом. И если надо будет пойду ее защищать с ружьем, - он вытер ладонью лицо и продолжил: - Моя дочь не хотела ехать без своего любимого Юрочки. Я не был против их брака, но я говорил ей, - Ева, он пьет, пьет много, даже не потому, что он русский, нет, просто водка для него, как кислород. У нас есть сосед чистокровный еврей, так он не только пьет водку, вино и пиво, он еще и наркоман. Представляете...
 Так вот этот зять, приехал сюда и подарил нам маленького Левочку, и так запил, что забыл где его дом. Естественно они разошлись, теперь Ева одна с ребенком. Но Слава Богу, внук замечательный, весь в дедушку. Ефим Самуилович засмеялся, но тут же, тень стерла улыбку, и он устало сказал: - Я не имел отпуска 3 года, наконец я приехал с женой с Сарочкой, дочкой и внуком в гости к двоюродному брату. Ицык имеет свою колбасную фабрику, свои магазины, живет хорошо, но он и вкалывает, скажу я вам... У него не то, что нет отпуска, у него нет времени поесть. Но Слава Богу! Все у него хорошо, а почему? Потому что в Америке нет такого, как в бывшем Союзе, нет разделения на жид, русский, немец,- он метнул быстрый взгляд на немца, - Кстати о немцах... Уважаемый! Почему Вы в форме? Вы что, еще не наубивались? Вы еще жаждете крови? Так вот я здесь, жид пархатый перед вами, пейте мою кровь...
 Моя жена с дочкой и внуком гуляли по палубе. Быть может это ботиночек моего внука... а Вы - "пей, пей", - с болью в голосе, говорил давясь словами и слезами Ефим Самуилович.
 - Я же не знал, - промямлил виновато Жора.
 - Простите меня, - Ефим Самуилович встал и поспешно отошел в сторону, дав волю слезам