Каштаны цветут

Эти деревья,
скрывающие университетские стены
на втором и третьем этаже,
каштаны,
блюдущие традиции от веку,
как в каком-нибудь Кэмбридже,
единственные,
кого не будоражат
реорганизация ректоратов,
выборы и перевыборы
и лихорадки сессий.

А на шестом или седьмом этаже
глухо от ковровых дорожек
и страшно от скрипящего паркета.
Здесь, в бюрократической тиши,
люди работают, как бумаги лежат
в прессу папок и долгих ящиков,
благоговейно и тихо,
и страшно перечесть содержание
сих документов, никчемных теперь
и бессмысленых, даже
язык стерся в пыль, покрывая
полированную древесность коридоров
и суконные скатерти
в бюрократической тиши
на шестых и седьмых этажах.

И видишь так ясно отсюда
белые свечи каштанов
в серой пыли дождя.
Словно белые люстры в пасмурный день,
прорисовываются черты
маскулин и фемин, всякой анимы
и всякого анима,
амебообразной облачности
и змееподобных ветвей.
Там, в мифологическом дне
стертых реалий, ходят фигуры людей,
а отсюда – атлантов, титанов
и сверхчеловеков – маленькие фигурки
громадных подобий,
очерченных линий. Каштаны –
масонская ложа и братство,
захватившее зданье бумажных людей,
стоят во главе препирательств и власти,
сплетая главами своими свой тайный союз.

Словно белые люстры в пасмурный день,
эти свечи, горящие днем,
напоминают о мужском и тайном
стремлении, о лестнице вверх, –
можно взбежать по воздуху на крышу,
можно атаковать эти стены снаружи,
можно услышать крик в немоте
и почувствовать кровь
в жилах зданья и свое единенье
с верхом и низом в могучем теле
мирового каштана.