Кобылица и пастух

Ах, дева, после, написав,
своих безумств талмуд печальный,
от жизни бренной сей отстав,
пригрею образ твой туманный

Тебя я жеребёнком помню
дик норов, бешен и суров
Потом уж грацией ты полной
кормила местных пастухов

Я вспомню рыжей кобылицы бег,
её упругость, боль и силу;
её глаза - то талый снег,
то огнь искрящийся и дивный
Промежности её полны
обманной прелести манящей,
и с пенным гребешком волны
струил к тебе я, настоящей
Привидится - сосцы наружу,
когда я близко подходил.
И плети взмах. В жару и стужу
краснела ты… Я бороздил
Других пространств златые нивы,
в степях далёких пропадал
Ласкал ли я чужие гривы -
Твою никак не забывал

Вот память принесёт порыв -
к тебе как припадал с цветами -
но только в грёзах. Вновь, остыв,
ходили врозь под облаками.

Страдала ты, кипел и я
но нрав твой пылкий не умерил
я твой пастух был, но меня
кусала, мучила. Я верил -
что прислонюсь к твоим ногам -
они, как я, так волновались;
что прилеплюсь к твоим ноздрям -
они как птицы трепыхались:
полей несказанную страсть
вдыхали мы с тобой небрежно
Паслась ты вольно. Но вдруг пасть
в свой зёв глотала эту безмятежность

Бывал я хмур, и кнут висел
безжизненно, но поневоле.
И взгляд твой влагою мутнел,
раздолье не влекло нас боле.
Но вот пряла ушами ты
и я стремился к рыжей шёрстке
и блеск забвенья чистоты
и снова мы резвились вёртко
 
В лесу - то ржанье - то-ли звон
а я с кнутом валялся пьяный
ты с нежностью смотрела, сон
тот охраняла мой багряный
А вот картина - я тебя
водил пастись в ночные кущи
а выходила… как глаза
Сияли верностию пуще!

Для нас весь мир был проходим,
как перевалов много взяли
оков тех шор, цепей и зим
в мечтах с тобой не замечали.
Ресницами взметала мрак...
капкан из белых, рыжих пятен
забвение ненужных драк
фантазии травы примятой

И звуки чудные, и торопящий всхлип
упрямо грудь раскрыта в направленьи
туда, вперёд, где общий нимб
обнимет нас по достиженьи