Я дам тебе свою руку

Я дам тебе свою руку:
Ты хиромант поневоле;
По замираньям, по стукам
Сердца учуешь крик боли.

Крик слишком юной, незрелой
Моей неокрепшей души –
Нервы… хоть что-нибудь сделай:
Просто возьми и держи;

Просто раскинь мне объятья,
Я буду падать в зарю.
Ангелом в шелковом платье
В пламени адском сгорю:

Всё, до последней частички,
Испепелит сей огонь:
Бусы, смешные косички
Лопнут – безликий Бог он!

Но неокрепшую душу,
Лаской твоей приголублену,
Он не терзает, не душит,
Ведь она мною придумана:

Мною воспета, описана,
Мною лелеяна… сгублена,
Мною подавлена, стиснута
И лишь тобою полюблена.

Ты рисовал в ней мелками цветными
Крылья воздушные, пышные,
Ты и не ведал, что – вот оно – ныне
Я воспарю за Всевышним.

Сон. Я ступаю и падаю вниз.
Мне всё мерещатся рваные
Крылья, чужие мне. Шаг. Вновь карниз
Я пролетаю, не рада я.

Вновь умерла я и вновь воспарила…
Кто виноват, не узнала:
Может быть я слишком сильно любила
И оттого лишь страдала.

Не успевает родиться душа –
Ей предстоят испытания,
Не успевает скатиться слеза –
Снова разлуки, прощания.

Может ты любишь так сильно, неистово,
Что нас жалеет Господь и в раздолье
Ангела вновь отпускает лучистого.
Ты хиромант поневоле:

Я тебе дам свою руку чуть теплую,
Не оборвать мою линию жизни:
Видишь, на линии любви жизнь веселую?
Руку сожми мою, стисни!

Просто забудь меня! Да, это сложно…
Просто поверь, что я канула в лету!
Да, я люблю, но теперь невозможно
Мне подниматься к рассвету,

Вновь восходить одиноко зарей,
К вечеру месяцем дивным,
А на закате я так же сгорю,
Завтра пойду горьким ливнем.

Мне воскрешаться уж вновь не придется:
В белом по воле Всевышнего
Остановлюсь я под ласковым солнцем
Рая, под спелыми вишнями

Негой напоена. Да, так спокойнее –
Остановилось кольцо дежа вю –
Час мой пробил! Ты и я не способны
Были сказать: «Не люблю».