Оптимистический кошмарик

1.
Валентин Авдеевич Мооц был аккуратным человеком. Валентин Авдеевич Мооц был аккуратным настолько, насколько только вы можете себе представить, или даже больше. Валентин Авдеевич Мооц был аккуратным до такой степени, что было порой тошно – и ему, и всем остальным...

Валентин Авдеевич работал бухгалтером в большой строительной фирме. Конечно, не главным бухгалтером – страшно представить даже, сколько бы народу он доконал на таком посту, так как даже те немногие, кто сейчас имел с ним дело, при упоминании Валентина Авдеевича, использовали разные экзотические слова, выражения и обороты… При этом признавали, что Валентин Авдеевич большой специалист своего дела, да и вообще знаток всяких законов, уложений и положений. Валентин Авдеевич, если б вдруг нашел способ читать мысли на расстоянии, ничуть бы не удивился тому, что прочитал. И не обиделся бы. В самом деле – он был большой специалист, знаток и профессионал. А если у кого-то не хватает профессионализма и аккуратности – он в этом не виноват…

В последнее время терпение Валентина Авдеевича подверглось значительным испытаниям. Пакостно было то, что не было никого, кого бы можно было призвать к ответу. Не находилось. А дело было вот в чем: когда Валентин Авдеевич, устав от бумажной работы, прикрывал глаза – он обычно проваливался в черную пустоту. Она была спокойной и тихой, не спорила, не требовала – соглашаясь со всем, ни на чем не настаивая… Выныривая из безмолвной пустоты, Валентин Авдеевич был отдохнувшим, благожелательным и готовым работать столько, сколько потребуется. Но сейчас пустота исчезала, только поманив обещанным покоем. Вместо неё Валентин Авдеевич видел себя в каком-то странном сне – там он был ниже ростом на четверть метра, ходил в лиловом камзоле, парике и много смеялся. Писал разные закорючки, которые невозможно понимать нормальному человеку, учил юных красавиц – чему только их можно учить? – кажется, музыке, хотя хрен разберешь, в основном они все время смеялись и стреляли глазками…

Водился с разным сбродом, хотя попадались и вполне приличные, судя по одежде и манерам, люди… Денег было непонятно сколько – то много, то совсем не было. Жены – тоже непонятно. Постоянно маячили сразу несколько красоток, между ними мелькали другие, тоже ничего…

В полном непонимании этого кошмара Валентин Авдеевич возвращался в привычный мир цифр и бумаг – уставшим и раздраженным, быстро срывался, придирался ко всем больше обычного и спешил уйти домой. Спешил лечь спать – боясь, что кошмар продолжится, и боясь, что больше его не увидит… Забудет бархат лилового камзола и запах духов последней брюнетки, которой он давал уроки пения… Забудет маленькую площадь, на которую смотрели окна его квартиры – он смотрел на неё гораздо меньше, иногда лишь приоткрывая окошко, чтобы посмотреть, какая сейчас погода (бывали дни, когда из дому он не показывал носа, писал свои закорючки, пил и опять что-то писал… Ах, да – ещё бренчал на раздолбанном рояле странной конструкции и подпевал. Валентину Авдеевичу в младенчестве, похоже, на ухо наступил особенно большой медведь, и не спеша потоптался – музыки Валентин Авдеевич не любил и не понимал…)

…Валентин Авдеевич сел за компьютер, открыл программу, стал сводить данные. Ему был нужен квартальный отчет. Большие буквы вылезли на экран: «КВАРТАЛЬНЫЙ…»
Какое-то движение почудилось справа за спиной… Валентин Авдеевич повернулся – ничего. Моргнул… Что-то мягко стучало в голове – «квар-таль-ный… квар-таль-ный… квар-таль-ный…»

Рука в лиловом бархате нависла над листом с закорючками – понятными и непонятными одновременно… Перед глазами поплыли буквы – он знал, что это буквы непонятного ему языка, смысл был неясным, но что-то одновременно отзывалось, как на старого знакомого… Он попытался услышать, как звучит слово на неведомом языке… «К… ва… ррр…та…лллль… » дальше шло что-то совсем уж невообразимое.
«Попробуем ассоциативную цепочку»-
он щелкнул пальцами и отправился искать пиво. Выпив кварту, почувствовал, что немного полегчало – цепочка действовала безотказно. Чтобы стало совсем хорошо, нужно было сделать что-то еще. Ах да, конечно же! На чистом листе он вывел –
«Квартет для струнных»
Музыка полилась – быстро, мощно – при всей игривости и легкости чувствовалась какая-то связь с той силой, которая так часто толкала его на всякие подвиги и прочие нелепости…

2.
Валентин Авдеевич моргнул. В зеркале на него уставился человечек из сна – он сам – на четверть метра ниже, в лиловом камзоле, с быстрыми глазами и изящными пальцами… Человек из зеркала, не отрываясь, смотрел на Валентина Авдеевича. Они одновременно подняли руки и показали друг на друга. Замотали головой, стараясь избавиться от наваждения – безуспешно. Валентин Авдеевич, отступая от зеркала, пятился, приговаривая «нет, не может быть, нет, не может…» Рука нащупала на столе папку с бумагами. Не глядя, кинул в зеркало – документы разлетелись во все стороны, как будто только об этом и мечтали всю свою бумажную жизнь. Валентин Авдеевич механически кидал все, что только мог нащупать, в зеркало – чтобы спрятаться от этих насмешливых, удивленных глаз – себя-из-сна. Его трясло, как в лихорадке. Когда на столе кончились папки, ручки, ножницы и чашки, он остановился. Сел на стол. Посмотрел в зеркало – отражение было почти знакомым. Похожего человека Валентин Авдеевич видел в зеркале лет десять – себя самого, но таким – с воспаленными глазами, трясущимися руками, клочьями волос на голове, торчащими как десяток небольших рогов – он себя еще не видел.
«Надо отдохнуть.»
«Пойти домой, выспаться…»
Мысль о человеке- себе-из-сна Валентин Авдеевич тщательно отгонял…

Выйдя на улицу, в первом же окне, освещенном уличным фонарем, Валентин Авдеевич увидел знакомый силуэт. Лиловый камзол, да, смех в глазах – «ты вздумал спрятаться, идиот?» Валентин Авдеевич замычал, как бешеный бык. Еще секунда – он бы разбил окно – но там уже никого не было… Шел домой, бежал, не разбирая дороги, не поднимая головы – но в лужах отражался тот, в парике с косичкой, прыгающий, как мячик; в глазах прохожих мелькали знакомые искры… Закрывать глаза Валентин Авдеевич боялся. «Еще, чего доброго, под машину попадешь, с нашими-то дорогами…» Признаваться себе, кого он может увидеть там – в темноте – было страшно до невозможности в этом признаться…
Он бежал, пока не упал. И ласковая черная пустота взяла его под свое крыло.

Он прыгал по лужам, как мячик. В лужах отражался тот он – из зеркала, смутно знакомый, подаривший ему лучший квартет… Светило солнце, он прыгал по парку в Зальцбурге, знакомому с детства…
«Что я могу тебе подарить?»

«Жизнь…»

«Ты же и так живой!»

«Я хочу быть таким живым – как ты – прыгать, когда хочется, учить красавиц петь и смеяться, писать закорючки – они мне почему-то нравятся… »

«Это музыка, дурачок»

«Подари мне её»

«Не могу – она и так твоя»

Валентин Авдеевич встал на ноги.
Светило солнце, но, похоже, здесь недавно прошел дождь – вдалеке погромыхивал гром, а над деревьями уже раскинулась радуга. Одежда была мокрой, но это было неважно – на дороге было много луж, и Валентин Авдеевич вприпрыжку побежал вперед…

«Я живой!!!»


3.

Смеркалось. Валентин Авдеевич подошел к окну, с наслаждением распахнул его – весенний воздух ворвался в комнату дурманящими запахами… Цветы-пыль-голоса улицы-ожидание дождя-вечерняя усталость-бензин-запах сигарет-шелест шин-обрывки фраз – невнятица разноголосья переходила в шепот, странно созвучный состоянию Валентина Авдеевича: запахи и звуки становились ответами на невысказанные вопросы, ощущения себя – и Мира вокруг сплетали цепочки событий и встреч в одно целое, неведомое, незнакомое и оттого еще более интересное и прекрасное… Встречи с Неизвестным – он их больше не боялся, отдаваясь порывам своей, как будто вновь открытой души, с страстью и силой, которые бы напугали прежнего Валентина Авдеевича. Новому – ему – были понятны старые страхи, но овладевшие им вдруг жажда жизни и любопытство были сильнее. Да что там! Он и чувствовал себя другим человеком – сильным и смелым, добрым(«хехе – это я-то добрый? Ну ладно, на работе всё равно не догадываются!:)» – думал он…) и веселым.

И – музыка. Она была с ним всегда. Иногда, уставая с непривычки, он тряс головой: «Эй, ты там! Потише, что ли! Дай отдохнуть…» - звук послушно стихал, пока он не ловил себя на том, что опять напевает что-то себе под нос… «Ай, ладно!» - улыбался он кому-то – то ли себе, то ли музыке, то ли еще кому-то, невидимому для посторонних глаз.
Работы предстояло много – но это не пугало Валентина Авдеевича. Он никогда не боялся работы – а теперь его подгонял необычный азарт… Компьютер загудел – надо было проверить баланс, сделать отчеты, и … и… и… Валентин Авдеевич поднял голову и строго сказал музыке: «Тихо! Я работаю!» - в голове остались одни числа, привычно простые – и непривычно послушные…


Где-то, когда-то – может быть, далеко, а, может быть, и не очень – человек снял лиловый камзол, повесил на спинку стула, поддернул манжеты рубашки, улыбнулся, сел за стол, придвинул чернильницу, взял перо, взглядом смерил бумагу на столе: «Хватит ли? Пожалуй…».
Он знал, что сегодня уснет нескоро.