отмороженная память объектива

*
среди серо-пенных волн вы в кадре -
девочки на ветреном пляже осеннем
я фотографировал вас в каком-то раже
в свой, с каким-то десятком с момента рожденья

счастья полон был я, и бескрайнее море
все вмещалось в волшебном моем объективе
все кокетки, монашки и ждущие пажей
все сплошь топлесс. Бикини для полубогини

так изящны всегда, так наполнены формы
так вонзается в тело и нежно и крепко
ах вы серые-вечно-зеленые волны
из-за вас невротически сносит каретку

с моей верной печатной подруги-машинки
так спешу я словами наполнить дыханье
всех визжащих на стыке песка и улыбки
из нептунных глубин, совершенных созданий

вихрь, взломающий берег, раздвинет песок
и застонет за дымкой раскрылая чайка
на ветру так скульптурно твердеет сосок
что соленость слюны проникает под майку,

проникает и жжет аж до самого дна
в глубине замеревшее наглухо сердце
несказанной оттуда за кромкой видна
красота тех русалок, что не отвертеться:

и скользнуть аффективно по маслу спины,
и вдруг стиснуть сквозь зубы столь хрупкую шею,
чтоб укусы любви становились видны
и тревожным ожогом по коже шипели

чтобы, дай Бог, мне снова не съехать с ума,
не сломать свой надежный, по возрасту посох,
когда темные силы, как пену, слова
поднимают в вспугнутый сетчаткою воздух

тот неслышный, как нить прошивающий в шов
шепот женщины, не задевающий губы…
я так много мурашек на коже нашел
в этот миг - убегающе-чувственно-грубый
 
*
я свой пыльный протру объектив и всмотрюсь
в никуда все спешащих куда-то прохожих.
сухопутных, с ракушками тесных квартир,
кем-то снятых случайно в беззонтичный дождик

Сальвадор отдыхает в дали, закатив
на лежачий диван свое бренное. Боже!
дай ему еще столько и, снарядив,
память остро настрой - их в бикини, пригожих,

Ты зашли за волнующей сердце волной!
"За соленое, в пене рожденье!" - Он может,
Он их видит, Его Ты слезами обмой
Он царит, твоим теплым соском отморожен.