Шелли. Из поэмы Эпипсихидион

PERCY BYSSHE SHELLEY
(1792-1822)

From “EPIPSYCHIDION”
(1821)

…
True Love in this differs from gold and clay, 160
That to divide is not to take away.
…
This isle and house are mine, and I have vowed
Thee to be lady of the solitude.—
And I have fitted up some chambers there 515
Looking towards the golden Eastern air,
And level with the living winds, which flow
Like waves above the living waves below.—
I have sent books and music there, and all
Those instruments with which high Spirits call 520
The future from its cradle, and the past
Out of its grave, and make the present last
In thoughts and joys which sleep, but cannot die,
Folded within their own eternity.
Our simple life wants little, and true taste 525
Hires not the pale drudge Luxury, to waste
The scene it would adorn, and therefore still,
Nature with all her children haunts the hill.
The ring-dove, in the embowering ivy, yet
Keeps up her love-lament, and the owls flit 530
Round the evening tower, and the young stars glance
Between the quick bats in their twilight dance;
The spotted deer bask in the fresh moonlight
Before our gate, and the slow, silent night
Is measured by the pants of their calm sleep. 535
Be this our home in life, and when years heap
Their withered hours, like leaves, on our decay,
Let us become the overhanging day,
The living soul of this Elysian isle,
Conscious, inseparable, one. Meanwhile 540
We two will rise, and sit, and walk together,
Under the roof of blue Ionian weather,
And wander in the meadows, or ascend
The mossy mountains, where the blue heavens bend
With lightest winds, to touch their paramour; 545
Or linger, where the pebble-paven shore,
Under the quick, faint kisses of the sea
Trembles and sparkles as with ecstasy,—
Possessing and possessed by all that is
Within that calm circumference of bliss, 550
And by each other, till to love and live
Be one:—or, at the noontide hour, arrive
Where some old cavern hoar seems yet to keep
The moonlight of the expired night asleep,
Through which the awakened day can never peep; 555
A veil for our seclusion, close as night’s,
Where secure sleep may kill thine innocent lights:
Sleep, the fresh dew of languid love, the rain
Whose drops quench kisses till they burn again.
And we will talk, until thought’s melody 560
Become too sweet for utterance, and it die
In words, to live again in looks, which dart
With thrilling tone into the voiceless heart,
Harmonizing silence without a sound.
Our breath shall intermix, our bosoms bound, 565
And our veins beat together; and our lips
With other eloquence than words, eclipse
The soul that burns between them, and the wells
Which boil under our being’s inmost cells,
The fountains of our deepest life, shall be 570
Confused in Passion’s golden purity,
As mountain-springs under the morning sun.
We shall become the same, we shall be one
Spirit within two frames, oh! wherefore two?
One passion in twin-hearts, which grows and grew, 575
Till like two meteors of expanding flame,
Those spheres instinct with it become the same,
Touch, mingle, are transfigured; ever still
Burning, yet ever inconsumable:
In one another’s substance finding food, 580
Like flames too pure and light and unimbued
To nourish their bright lives with baser prey,
Which point to Heaven and cannot pass away:
One hope within two wills, one will beneath
Two overshadowing minds, one life, one death, 585
One Heaven, one Hell, one immortality,
And one annihilation. Woe is me!
The winged words on which my soul would pierce
Into the height of Love’s rare Universe,
Are chains of lead around its flight of fire— 590
I pant, I sink, I tremble, I expire!
…




ПЕРСИ БИШИ ШЕЛЛИ
(1792-1822)

ЭПИПСИХИДИОН
(1821)
. . . . . . . .
Делить богатство - значит стать бедней;
Делить любовь - не расставаться с ней.
. . . . . . . .
И день и ночь с высоких башен видно:
Обнявшись, спят Земля и Океан -
Им снятся волны, скалы, ураган,
Леса, цветы, туманный окоём:
Все, что действительностью мы зовём.

Там, там мой дом, и этот остров - мой:
Так властвуй же над этой тишиной!
Там славный я устроил уголок:
Там вспыхивает золотом восток -
И ветры вольные, друг с другом споря,
Влетают в окна над привольем моря.
Там музыка и книги: строй созвучий
Для душ высоких силою могучей
Грядущее из зыбки призовёт;
Оставит прошлое могильный свод,
А радости минуты быстротечной,
В дремоту погружаясь, длятся вечно...
Немногое нам нужно: вкус простой
Не нанимает Роскоши тупой
Украсить обиталище свободы,
Где дети привечают нас Природы.
Воркуют голуби во мгле тенистой
И совы мечутся вкруг башни мшистой,
Мышей летучих пляску с вышины
Созвездья видят - и в лучах луны
Купаются олени у ворот:
Их вздохи сонные неслышный счёт
Ведут часам ночным неторопливым.
Всю жизнь мы в доме проведем счастливом!
Когда же дней увядших листопад
Сокроет неизбежный наш распад,
Душой мы станем острова благого -
Единой, слитной... А покуда снова,
Под кровом ионийским голубым
Блуждая вместе, рощи навестим,
Поля, луга и рощ заросших склоны,
Где прикоснуться небосвод влюблённый
К земле стремится легким ветерком.
На берегу мы постоим вдвоём,
Где кажется - в восторге он трепещет,
Когда волна, целуя камни, плещет.
В стране блаженства без конца и края,
Счастливые, поймём, в объятьях тая:
Любовь и жизнь - одно... В полдневный зной
Укроет нас прохладой грот седой,
Где затаился бледный свет ночной.
Туда не проникает луч рассветный -
Там осенит приют наш незаметный
Завеса темноты; сон безмятежный
Притушит свет очей невинно-нежный:
Сон для любви - что свежий дождь, чьи струи
Пылающие гасят поцелуи.
В беседе мыслей сладкое звучанье
Замрёт, не находя себе названья;
И остальное нам доскажет взгляд:
Безмолвные сердца заговорят,
С твоим мое дыхание сольётся,
Биенье пульса в жилах отзовётся,
И губы в красноречии немом
Наполнят душу золотым огнём.
Глубинной жизни потаённый ток -
Существованья высшего залог -
Как горный ключ искрящийся, стремится
С другим таким же, торжествуя, слиться,
Кристально-чистой страстью просветлён.
Единый дух наш будет заключён
В двух оболочках - но возможно ль это?
Растущей страстью зажжена, комета
Неудержимо близится к другой -
И вот они становятся одной,
Преображаясь в радостном слиянье,
Сияя в несгораемом пыланье,
Живущие дыханием взаимным,
Огням подобны, светлым и бездымным,
Что низменные жертвы не приемля,
Стремятся к небесам, покинув землю,
И волею уносятся предвечной
К небесной жизни - жизни бесконечной.
Двоим одна надежда суждена,
Одна судьба - и жизнь, и смерть одна,
Рай, ад - один, одно уничтоженье,
Двоим - одно бессмертье... О, мученье!
Слова крылатые свинцом гнетут,
И я не в силах сбросить тяжесть пут,
Взлететь к Любви диковинному раю...
Я падаю, я гибну - умираю!
. . . . . . .
1821

Перевод Сергея Сухарева (1977, 1987) -
- В кн.: Форстер Э.М. Избранное.
Л.: Худож. лит-ра, 1977. С.287 (строки 160-161);
- В кн.: Дьяконова Н.Я., Чамеев А.А.
Шелли. СПб.: Наука, 1994 (Из истории мировой
культуры). С.206-207 (строки 513-591).