Глава 4. Бродячей судьбины тропа

Однажды, спустя много лет,
Абрама господь искушал
такими словами: «Абрам!
желаю я жертву принять.
Где твой долгожданный малец? -
угодна его мне душа.
Не нужен мне нынче баран -
Исака готовь для меня!

Возьми своего пацана,
любимого более всех,
и завтра, не медля, ступай
на гору, что я загадал.
Там сына пожертвуешь нам
в уплату за собственный грех, -
сожги, и не будет скупа
к тебе моя помощь тогда».

Назавтра Абрам рано встал,
осла в дальний путь оседлал,
двух отроков вызвал из слуг
и сына Исака поднял;
дрова для костра напластал
и, не раскрывая свой план,
отправился с сыном на юг, -
куда ему бог указал.

Пройдя трое суток пути,
возвел странник очи свои
горе, божий перст увидал
вдали, где им быть суждено,
и молвил, глаза опустив:
«Привал! Пусть осел мой стоит
со слугами здесь, а туда
мы с сыном пойдем заодно».

Был мрачен, как туча, Абрам;
дрова на Исака взвалив,
взял в руки огниво и нож,
и с тем они оба ушли.
Пред ними лежала гора
с завалами каменных плит,
где страх и сомнения - сплошь
по склону покорной земли.

И начал Исак говорить
Абраму, отцу своему:
«Отец, вот - дрова и огонь,
а где для закланья агнец?»
Ответил отец: «Затвори
уста свои, сын, потому
что промысел божий такой -
агнца сам усмотрит Отец».

Сомнения преодолев,
взошли они молча на гору.
Там жертвенник сделал Абрам,
точить дал Исаку ножи;
дрова разложил на земле
и мальчика, без разговоров
связав по рукам и ногам,
на жертвенник он положил.

Исак отрешенно молчал.
Рассудок ему не служил, -
не мог сопоставить никак
два слова: убийца – отец.
А позже во сне, по ночам,
все время точил он ножи,
и всякий раз крик двойника
под утро будил, наконец.

Но снова в кошмарном бреду
тянул отец руку к ножу,
на сына ее поднимал,
желая его заколоть.
И вновь ужас вьюгою дул,
неся беспросветную жуть
туда, где сходили с ума
и сын, и отец - кровь и плоть.

Но ангел господень воззвал
к сыноубийце с небес:
«Отец, ты десницы своей
на отрока не поднимай.
Дурная твоя голова! -
зачем ты с ножами полез?
Господь пошутил, ей же ей,
и ты это дело кончай!

Задача у бога проста:
узнать, что боишься ты бога,
что отпрыска не пожалел,
во всем исполняя закон.
Тебя награжу, коли так.
Есть овен в лесу по дороге, -
за рог буреломом взят в плен, -
так пусть будет жертвою он».

Пошел Абрам в чащу тогда,
барана привел за рога
и в жертву под полной луной
его вместо сына отдал.
Ему бог за это воздал,
сподобив еще настрогать
детей со второю женой -
от хеттов которую взял.

И в старости доброй Абрам,
пресыщенный жизнью, скончался.
Что было накоплено - всё
в наследство Исаку отдал.
Из взятого в жизни добра,
до самого смертного часа,
один только верный осёл
на заднем дворе его ждал.

Годам к сорока, вслед за тем,
женился Исак на Ревеке.
Ему приходилась она
троюродною сестрой.
Господь не давал им детей -
испытывал он человека,
но тверд был Исак, потому
что он - настоящий герой!

Был голод тогда на земле
страшнее, чем прежде он был,
когда шел в Египет Абрам,
и все обошлось хорошо.
Исаку же бог повелел
проклятый Египет забыть,
и он по отцовским стопам
к Авимилеху пошел.

Авимилех в те года
филистимлянский был царь.
Исак поселился в Герар
под видом холостяка;
Ревеку герарцам отдал,
как делал отец его встарь,
сказав им, что это сестра -
он новых путей не искал.

Ревека же, надо сказать,
была так мила своим видом,
что даже сам Авимелех
на женщину глаз положил.
А правду случилось узнать,
когда царь в окошко увидел,
что братец с сестрой, как на грех,
сомнительный сделал зажим.

Авимелех, приказав
Исака доставить к нему,
спросил: «Не твоя ли жена,
с тобою живет как сестра?»
Исак, опустивши глаза,
сказал: «Я солгал потому,
что голодно жить было нам,
и смертный преследовал страх».

Но царь разъярился как лев:
«Подумай, что с нами ты сделал!
А если бы с ней весь народ
совокупился на грех?»
И грозный монарх повелел
народу в подвластных пределах:
«Кто лжи прикоснется – умрет!
Да будет так. Авимелех».

Виновных, с мешком фуража,
отправил в края он глухие.
Исак на бесплодной земле
посеял последний ячмень.
Посильный его урожай
господь защитил от стихии,
вернув во сто крат ему хлеб,
о чем он и думать не смел.

Встречая рассвет, до темна
рабы его в поле трудились,
и тем богател человек,
себя возвеличив в трудах.
Народ же его проклинал, -
не знал он про божию милость,
лелея в своей голове
коварные планы вреда.

Соседи его, не снеся
к чужому имуществу зависть,
колодцы засыпали все,
местами включая свои.
С достатком каким иль босяк -
все камни в колодцы бросали.
Но камень народ не спасет
и страждущих не напоит.

Свой камень и Авимелех
подбросил в конечном итоге,
сказав: «Удалить с глаз долой,
того, кто богаче меня!», -
и выгнал Исака с полей,
дарованных страннику богом.
Гонимые волею злой
ушли до скончания дня.

Бродячей судьбины тропа
в долину людей привела.
Исак там раскинул шатры,
решив поселиться навек,
и снова колодцы копал,
и вновь благосклонной была
земля, где до поздней поры
свершает свой труд человек.

Господь оценил его труд -
жена, наконец, зачала.
Но дети в утробе её
кулачный устроили бой.
Наотмашь лупил друга друг,
и бога Ревека звала:
«Нет мочи от этих боёв!
Зачем это мне, боже мой?»

Господь ей ответил: «Терпи!
Родятся два племени впредь,
два разных народа грядут
и духом окрепнут в борьбе.
Дорогу их кровь окропит,
но сможет ее одолеть
народ самый крепкий, чей дух
не сломят и тысячи бед».

Настало ей время родить,
и вот двойники появились.
Был первый, - как сваренный рак,
весь красный, - косматый Исав.
Он шел напролом впереди,
а следом, - скажите на милость! -
за пятку цепляясь, шел брат,
в сноровке явив чудеса.

Так братья явились на свет.
У них были разные вкусы.
Звериный отыскивать след
любил с малолетства Исав.
И вот по прошествии лет
он стал звероловом искусным,
а Яков в домашнем в тепле
под мамину дудку плясал.

Ревека за кротость души
любила его бесконечно.
Исак же за дичь на столе,
напротив, Исава любил.
Однажды брат Яков решил
еду приготовить на вечер,
как вдруг воротился с полей
Исав, ничего не убив.

И брату сказал зверолов:
«Я голоден, дай мне поесть.
Устал нынче - просто беда!
Ждать ужина силы уж нет».
Но брат возразил: «За столом
поешь, – распорядок же есть! -
а хочешь теперь, так продай
свое первородство ты мне».

Исав молвил: «Коли помру,
тогда право первого – вздор.
Давай! для охоты моей
потеря - невелика».
И крепким пожатием рук
скрепили они договор.
Наелся Исав до ушей
и крепко уснул под закат.