Торнадо

Он презирал рамки, форточки, стены и опускающиеся перед его носом шлагбаумы. Он улыбался краями губ, как карточный джокер. Он вырабатывал в себе иммунитет к решеткам тюрем, газовым камерам, гильотинам и стенкам у которых расстреливали врагов народа. Каноны. Законы – написанные людьми, для людей. Презрение – производная от пафоса дистанции. Недоверие - диктат безликой толпы встающей баррикадами перед парадоксами. Кто он? Агнец выбившийся из стада, или властный эгоист вылупившийся из гнилостной массы предрассудков. Лучше быть мертвым львом, чем беззубым шакалом. Есть понятие – мало, но глубоко, лучше, чем много, но мелко. Все – заключенное в правильный четырехугольник, вызывало в нем ярость. Будь то сдавливающие дыхание стены, или зеркало в раме из жестокости. Разбить собственное эго кулаком. Разлетевшимися осколками надрезать вены и омыть стекающей кровью сточные канавы. Доказать кубическому строению всю смехотворность его прочных граней. Грань бесполезна, если никогда к ней не приближаться. Переступить ее – и выжить, выстоять, и с ухмылкой плюнуть ей в разорванные жилы. Ты уже не грань. Ты – пройденный и вычисленный этап. Прочитанная и принятая к использованию сила. Самое желаемое действие – взорвать «Черный квадрат» Малевича. На глазах фотографирующих тебя японских туристов пробить лбом черные рамки инкрустированные в четвертое измерение квадрата. Татализатор Расплескать чернила и кинуться врассыпную за беспомощными расползающимися тараканами оставляющими на белых неумело отштукатуренных стенах, следы раздвоенных сатанинских копыт. Яростно им вслед расхохотаться. Расплескать зубы. Вытрясти из себя все чувства – эмоции, всплески, страхи, комплексы, фобии – слепить огромный, ассиметричный ком. Пусть он застрянет в горле. Запущу его водородной бомбой в зыбкую, тошнотворную толпу приматов, осмелившихся называть себя людьми. В оргазме от взрыва.. Отнесу убитых к Ноевому ковчегу, раненых к Стене Плача. Тем кто выжил, выдам по особому приказу политбюро КПСС медаль за отвагу. После этого завяжу партянками их глаза и сошлю в Сибирь. Законы пишутся голодными журналистами мечтающими не быть заангажированными. Люди со своими недорезанными амбициями. Почему сборник законов о труде писали Фридрих Энгельс и Карл Маркс, а не Маркиз де Сад?
Почему не дать Нострадамусу отредактировать уголовно процессуальный кодекс, а бракоразводные процессы Маргарите Навварской? Все преступления против общества – на вердикт первого римского Триумвирата? Нас не спасет рамка из пепла. Нас, возможно вылечит, взмах крыла мотылька, перед его насильственной смертью под башмаком израильского солдата ЦАХАЛа. Нас , возможно , поколеблет в действиях, рассвет цвета молодой, неокрепшей крови. Нас может вывести из лени и оцепенения быта – только удивление. Удивление при виде хрупкого бетона, разлетевшегося в пыль алмаза. Разрезанных оконными стеклами вен. Удивление – когда, позади тебя , в твоем замкнутом пространстве , читает молитву о душе познанной тобою женщины , случайный попутчик. На изумление мало на свете скомбинированных людей. Человек – паук , плетущий лживую паутину страха. Человек – магнит , тянущий изо всего до чего можно дотянутся – львиную долю славы.
Человек – волчок. Постоянно бешенно вращающийся , переливающийся вспышками озарения и даггеротипов. Каждый новый виток зависит от ритма и трения. От резкого толчка смыслового фактора и направленности. От ярких картин и образов. Его невозможно остановить, как летящий
на всех парах поезд. Ему можно задать новое геометрическое направление и подтолкнуть к новой пропасти света. Невыносимо сложен и до зубовного скрежета прост. Материал и год сборки не имеют значения – важна амплитуда. Вращение – закрученный поток сознания, поступков и действий. Презрение. Ненавистный свод законов молча догорал в остаточных явлениях. Остались силы на ярость. На течение размазанного томатным соком по
белой скатерти времени. Время неизбежно изменит самым любимым. Путаной исчезнет с первым солнечным лучом, забрав с собой еще один седой волос, еще одну морщину на лбу, еще один стук сердца. Все – что осталось, расшатать колонну и с грохотом сбросить на изумленные лица. Стереть с их масок уродливые черты обыденности и высоко в горах
обрести то, что искал всю жизнь.