Песок в кулаке

Где не цветёт с рассветом цвет, лишь темнота да мгла,
И с губ озябших Болава сбегала теплота.
Старуха из пещер Ракат задумала одно.
Летуч ковёр пушных зверей спускал их вниз на дно.

Сгущался мрак, как кладезь грёз похожий на обман.
Очнулся отрок, захрипел и застонал от ран:
Кто ты такая, боли стель, осколков круговерть?
К чему всё это? Не буди, дай просто умереть.

Ответ её из темноты был чужд мирским умам
Как сотни молний бьют в кресты, пройдясь по куполам
Она визжит как дикий вепрь, но пролетает время
И вот Болав в её ногах ушам лежит не веря…
Визг перерос в понятный ор, и еле речь осмыслив,
Болав стал слушать этот вздор, как предал его Выгрив:

Давным-давно, средь вечных вёсн те малышнёй играли
И Мерлин с ними, где утёс, там травы собирали.
Два мальчука: Выгрив, Болав; (шип терна в детском сердце)
Один на заговор готов - в гнилом замаран дельце.
Одним мерилом... Хоть и мал, воспитанник у мага
Над жарким пеклом колдовал как нож, а не бумага.
И раскрывается бриар у Выгрива в запястье,
Клубится комом чёрный дым - Болав теряет счастье.
Болава Мерелин искал, но жал плечами Выгрив.
Шли годы… - Выгрив подрастал, себя меж магов высив.

Всё вспомнил Болав, заревел, беспамятство слетело.
И снова тьма, и он лежал, а бестия хрипела.
Кто ты? – он тихо произнёс, (де ждать готов ответа)
И взгляд блеснул из-под волос, и дико, как комета.

Она шатнулась, хрип вздрожал, её разжались пальцы,
Песок поплыл и побежал на тряпьи и кутальцы.
Старуха хрипом подала из высохшего горла,
Что матерь Мерлина сама её боится мора,
Что звёзды слушают перста её изящной длани,
И черви в чреве земляном смерзаются комками.
Как разверзаются моря, чтоб пропустить Камору,
Как рвётся пополам земля, а ветер взносит в гору.
Песок меж тем из рук её царапавший с ветрами
Насыпал до мысков постол, лёг на ковре прыщами

Припомнил юноша рассказ о миге стародавнем,
Была Камора молода, дружила с бедным парнем.
Веков пятнадцать с той поры водою убежало;
Болаву сморщенная нянька поведала начало…

Так вот, в ту пору шла война, и муж один сготовил
Оружье, туго стрел в колчан, и в рог трубил – час пробил!
В руке рука, глаза в глаза, и молоды два сердца,
Клянутся оба навсегда хранить любовь и верность.

С врагом жестоко бился Ган и, победив, взращался.
О, славный Гангурт! – ликовал народ и восхищался.
Но вот прошло семь с лишним лет, война на нет упала,
Камора милого ждала, но весть о нём пропала.
Тускнели веки на лице звездой на небе. Мнится,
Что суженый в сырой земле – к нему она стремится.
Не находя себе угла, в тоске она пылала.
И вот надежда умерла – Камора захворала.
Ещё неделя пронеслась, и кончились отпевы.
Могила в поле вознеслась, и слова два: «Без веры…»
А где-то в дальней стороне вино льёт Гангурт пьяный,
А подле дева молода, и он теперь женатый.

Не знал никто, не знает счас, как вышло так, как стало,
Но дети видели – звезда вновь в небе засияла.
На утро люди собрались, шепча друг другу: Чудо…-
Могила девушки срастись с землёй смогла прилюдно.

С тех пор она приходит в дом – так люди говорили.
И тот, кто предал - землю ртом… О камни зуб точили.
Идёт молва, что в стороне семья давно сгорела,
Нашли лишь: “Гангурт” - на клинке, на рукояти: “Белла”.
А раньше высечено там, но после бритвой сбито:
“Камора. Вечно вместе. Ган”, да и землёй забито.

Гадка Камора, говорят, как вышла из могилы:
Страшна, уродлива, лыса, хоть и вернулись силы.
Бала как яблоко красна, а ныне червоточит.
И вена бухнет у виска, и кожи клок волочит.
Гримасы язвенный покров с мольбой на справедливость.
За сотни лет обиды след… А боль о том не смылась.
В ней души преданных приют и кров нашли от фальши,
И потому всем силам кнут – боль тысяч в одной чаше.

Кто нечестив душой и плут, кто предал – бойся платы!
Настанет день – они придут, из тьмы сырой солдаты.
И вот Болав один из них, он призван мстить за жито.
Залечит раны грот Ракат, и месть будет пролита.
Ещё он страшное узнал, что Выгрив в алчи скован,
Что Мерлин лицезрел оскал и был разочарован.
Что он уединяться стал, как колдуны уходят…
И вот друиды в плач цимбал наставника хоронят.

Узнав то, Болав сжал кулак – так он песок смял в камень.
Ещё мгновение и тот послал бы в ветошь пламень.
Руки холодной жжёт искра и магия рассвета,
В какой бы пепелилась мгла, как до бела нагрета.
Вот пар переродился в дым, тот побежал по пуху
Расцвёл огонь и языки свеченьем бьют старуху!
Камора спала на ковёр; в руке Болава гладыш,
А свет исходит изнутри, и тьма открыта настежь.
Камора кинулась во тьму, ослепенев от вспышек,
Запнулась о дыру в ковре, что камень света выжег.
Скользнула вниз на дна хребты и разнеслась на части;
И вот Болав теплом согрет, на счастье и несчастье.
Где он не знает, как там брат – последний жест Каморы.
Во тьме Ракат на глубине завет хранят запоры…

Там сварен Выгрив наживой, смолой залит в железе.
А поверх црапы на гробу.
Два слова:
           “Гангурт зднесе”

22/08/2000