Все в памяти роится...

Все в памяти роится, ускользая
от четкого разграниченья тем –
сосиски и «червивка» - рубль-семь,
чудесный подвиг дедушки Мазая
и рубль (!) штрафа в городском трамвае;

еще четырежды живой герой труда,
экзамен по его коротким книжкам;
безжалостный термометр под мышкой,
вжимаемый с надеждою туда;
и бурая железная бурда

у школы в виде гор металлолома;
«Икарусов» подавленная стать,
«Булгартабак» всего по тридцать пять
копеек пачка; пыльная солома
в колхозном поле, там, где все едомо

в унылую пору принудработ;
стаканы автоматной газировки,
их тайное употребленье с ловким
разбулькиваньем; катастрофа – плот,
распавшийся посередине – плод

чтенья повестей о приключеньях;
вино – "рупь восемьсят", и водка – "пять пейсят",
отряд, закат, восход, парад, подряд...
... подряд – две пачки – вместо развлечений;
и дюжина семнадцати мгновений;

растущие «успехи, несмотря...»,
их взгляды, все скользящие неглядя,
«Скажи-ка...» - ведь недаром это – «...дядя,» -
все в памяти, как гнус у фонаря
роится; и пестрят листы не зря

рассказками, - уж очень странный год
мы выбрали для нашего рожденья,
но, впрочем, и другие совпаденья
случаются,- мы ж не ведем им счет,
ведь время, как положено, течет...

...вполне, по направлению теченья,-
чтоб ни несли мы,- нас несет туда,
где бродят ягоды, не ведая когда
второе процветание придет
за оцветанием, после цветения.