Прогулки по родине

Всё – ларьки, берёзы и вороны –
Как весной двухтысячного года.
Громкий поезд с блюдечка перрона
Слизывает порцию народа.

Малино. Радищево. Стреглово.
Клин. Автобус в десять с половинкой.
Ждать недолго, сесть в него и снова –
Вторчермет. Малеевка. Нарынка.

И пешком: скамейка возле пруда.
Лес. За лесом – дом пятиэтажный.
В дом зайти? Пожалуй, нет, не буду.
Там чужие люди. Там… Неважно.

Магазин, в котором продавщица
Уж давно не старая, другая.
Не пойму я, надо ли казниться,
Что она совсем меня не знает.

Снова лес. Скамеечки, кострище,
Тут чужая куртка мне на плечи…
Стоп. Давно никто меня не ищет,
Если не приду сюда под вечер.

На виске нежданно вздрогнет жилка…
Ничего. Не бойся. Это нервы…
Дальше в лес. Там – Гришкина могилка.
В изголовье дата – сорок первый…

Что, не ходят, Гришка, пионеры
Навещать ровесника-героя?
Не сердись. В стране иная вера.
Не сердись. У нас тут смена строя…

Тропка вверх заросшая. За нею –
Всё еще по боле старой моде:
Пепел от усадьбы и аллея.
Лев Толстой любил гостить тут вроде…

Флигелёк для слуг – набухший, тёмный –
Пережил господские хоромы.
Третий век стоит средь леса скромно:
Покосился, сдал, но не был сломан.

Лишь внутри исписан молодежью:
И советскою, и постсоветской.
Где-то там и я, признаться, тоже
Оставляла знак рукою детской…

Мост. Река со странной кличкой «Нудоль».
Омут, говорят, тут был когда-то.
А теперь – камней подводных груды
Обнажились, блещут под закатом…

Вот идет колонна фур на финнов.
За перила крепче! Мост трясётся,
Словно лошадь злая, хочет скинуть
Вниз меня. Уйду, и у колодца

Потревожу спящую собаку,
Загремев, загрохав цепью ржавой.
Это уж Семёнково. Однако!
Загулялась я сегодня, право.

Что ж, и тут автобусы бывают…
В будке остановки – расписанье.
Вот же он, как раз и подъезжает!
Я окину взглядом на прощанье

Всю округу: буду ли здесь снова?
И засну… Замечу я едва,
Как промчат Малеевка, Стреглово,
И объявят в поезде – «Москва».