В плаще. Змей на веревочке

В плаще
(змей на верёвочке)

Мартовское полуледяное море. Причудливые льдины словно обледенелые медузы. Сосульки с бульком. Губчатые скалы и камни, с них ранее сорвавшиеся на съедение не только ветру, но и соли, и воде, и подошвам праздно шатающихся у побережья личностей.

Холодно. Ветрено. Солнечно.

Разведён мангал. Мясо прыгает из соуса на шампуры.

Россията бегают по льдинам и скалам по сложным и свободным траекториям.
Черноволосые кореята курсируют по прямому и короткому маршруту: группа взрослых - кромка моря. Пять метров сюда. Пять метров обратно. Конфуцианство.

Росдипы таскают доски на брег песчаный, поближе к шашлычному месту, доски для сооружения настила под оформление празднично-пикничного стола.

Часть кордипов натянуто весело и неумело, “встанем дружно все в кружок”, скинув с тел “альпийские одежды”, пытаются согреться игрой в пляжный волейбол. Порывы ветра издеваются над смельчаками. Мячик солидарен. С кем?

Выделяется молодой кордип И И И. Сбросил длинное, до пят, кашемировое пальтишко, шерстяной пиджачок. Наряд для мячиков: белая рубашечка “Armani”, галстучек - “хэнд мэйд”, шерстяные отутюженные порты. Апофеозом - впечатляющие своими формами и размерами кроссовочки “Nike”. Мячик, однако, игнорирует оный прикид. И какой уж раз подряд ломает И И И всю игру.

Бетховен. Людвиг ван. Симфония номер семь.

Кордипки сбежали в тёплые номера, благо - недалеко. Пикник.

Росдипки стойко и дружно переносят тяготы... Наслаждаются пламенеющих дровишек запахами, что лёгкий бриз не сдул от нюха...

Главный росдип Шеф и Босс-кордип Генерал ведут с умнейшими гримасами носов и щёк джентльменский обмен мнениями о погоде, климатических и географических нюансах абстрактных земель и территорий.

Зябко. Летние виды спорта с мячиком, ароматы мангала, высокий толкинг отнюдь не согревают и в качестве аперитива никак не годятся.

“Пора!” - тусующимся клич бросает Главный росдип.

Пластиковые стаканчики, пластиковые тарелочки, пластиковые вилочки, пластиковые ложечки...

Кореята достают древесные палочки.

Палочки и вилочки. Мальчикам - стаканчики. Девочкам - тарелочки. Пикничок. И празднично...

Бесцветная, прозрачная, булькающая, “cool before drinking” субстанция... “Арму”. Разминка для росдипов.

Металлопривкусный, мутно-зелено-коричневый, пузырящийся, псевдо-солодо-хмеле-производный компот... “Warm before drinking”... “Bavaria. 8-6.” “Сугрев” для рафинированных кордипов.

Выделяется кордип О О О. Строен и высок. Суров нутром. Народу - смайлзы. Погоны так и прут из под капота (капот - пальто, но не железо). Золотом “Vladi Marko” сверкают очки. Отважно хлещет бесцветно-прозрачно-охлаждённую...

Салатики росдипок. Свеколка - Капустка - Морковка - Горошек - Кальмарчик - Яички в крутую. Всё нарезать, покрошить и растительным полить. Или - майонезиком залить. Или - самогончиком запить. Практически - “синсолло” без сухого спирто-огне-подогрева. “Оливье” - российский блюд! Хорошо! В душе уют.

Закусочки кордипок. Соя - Листья - Корешки - Побеги - Перчик - Соус. Маринуем и томим. Закопаем. Месячишко подождём. Вытащим. Подставим солнцу. Можно есть весь лунный год... Если выдержит живот.

От тоста к тосту крепнет дружба народов.

О О О, пользуясь правом “хённима”, старшего брата, заставляет И И И перейти на российский напиток, дабы не пришлось оставлять пальтишко, галстук и кроссовочки сиротами. Младший брат, “тонсэн”, И И И вынужден конфуцианизированно поддаться благодушному влиянию мудрого “хённима” О.

Хорошеет. Раздача подарков кордипами росдипкам, росдипами кордипкам. Шеф соловьём поёт сонеты о женщинах, любви и дружбе. О том, что он салат готовил, супруге доставляя радость.

Росдип Первак толмачит хмуро, словес запасы истощив. Коварно подмигнув кордипу И, ему передаёт бразды интерпретаций. Есть время оросить гортань - во избежанье нежелательных последствий морских зазнавшихся весенних ветродуев...

Другой росдип, Онидом кличут, приняв солидно партию пивка, сооружает змея, чтоб в небо запустить на радость детворе.

Пошёл шашлык, бараниной рождённый.

Псы побережья - и кобели, и сучки -, учуяв дармовщинку, бочком, с глазами жалостливыми и покорными, клянчат молчаливо, тихо, но активно, кусочек за кусочком. Жирком с кусков спадает радость. “Оставь братиша, я же свой”.

Кураж пикничный. Синдром “Столичной”.

Онид, росдип, добившись своего, в путь дальний, в голубые выси, отправляет змея. Хвостатый “гордо реет” над чайками, над пеной, над волнами. Надеется к светилу долететь. Или куда поближе, но подальше от кукловодов безобразных и бескрылых.

Первак с кордипом, уважающим традиции и славу “белой”, пяты свои толкают к побережью. Зажаты крепко стаканЫ в ладонях. С прихлёбом созерцание полёта осуществляется весомо. Вздыхает грустно и философично кордип “хённим”, слезит немного - ветер - глаз...

Парит свободный и хвостатый. Но путь недолог. В ветре - сила. И падает сломлённый, солнца не достав, в волнистый страх. Его там рвёт, терзает нити, стихия грубая великая морская... “Не надо мне свободы. Ты дёрни за веревочку скорее, безобразный кукловод”, - вопит летучий, а теперь плавучий.

Онид ошеломлённый шевелит руками, веревочку перебирает, старается хоть чем-нибудь хвостатому помочь. Но, всё напрасно...

Подходит Шеф. И Генерал. Искусственно вздыхают. “Да, брось, Онид. Прими глоток. Не вечна жизнь. И мир - не вечен”, - сочувственно обняв плечо Онида, нахмурив театрально бровь, вещает мужественно Шеф...

И притче - жизнь...

“Вот так и мы, как змей летучий.
Всё думаем, что мы - свободны
в полёте, в мыслях и в делах.
Летая, мыслим, что наград добьёмся.
Славы. Рискуем честию, свободой, животом.
Бросаемся, себя не помня,
в просторы воздуха, в пучины вод.
Надеемся на помощь кукловодов.
Или, хотя бы, на попытку их
тебя извлечь из волн провала.
Да, помыслы чисты. Напрасны ожиданья.
И рвётся нить. И ты - один.
Мне жаль тебя, немного,
змей - приятель по душе.
Но, ты не выбирал, ты изначально так задуман.
А мы?”
- изрёк “хённим”, до дна испив стакан. Вздохнул. Народу - смайлзы. А нутром - вопрос.

Потом ещё гуляли долго и беспутно. Уже в тепле. Свистели “фолк”. Танцули гнули. Хлестали “белую”. И “мутную” - туда же. И Генерал уснул, устав от груза руководства и контроля. И Шеф сорвался, умотал, оставив на самих себя росдипов.
Кореята, объевшись “чоко пая” и упившись “колой”, дурели от шумов, но сидели крепко на своих местах, слипавшимися зраками уставившись в народ пикничный.
А россията бесшабашно себя бросали в омут плясок, в песен стон, в порывы ветра, в звон бокалов (с “кока-колой”, “монастырской” - водой, а не избой).
Немного грустная супруга Генерала в шляпке “от Кардена”, которую зефиром уносило регулярно, выгуливала скромную шерстянку “чау-чау”, не вынеся прилюдного падения на стол башки усталой Генерала.

Ситар, дутар иль домбра с балалайкой хрипели от напряга и веселья: “... В ДВГУ и на Востфак идут лишь те, кто в самом деле не дурак...”.

Рвалась струна, как змея нить...
И в сердце - муть...
Народу - смайлзы. А себе - вздохнуть...

28 - 29 января 1999 г.