Попытка к бегству

В этой книге больше не будет стихов. Кроме последних, заранее написанных.
Не поднимается душа.
Каким ростком воспрянет она, вбитая в растрескавшийся бетон узкой дорож-ки между двумя огромными тёмными зданиями?
Я не знал, что бывает так больно.
Не будет больше стихов. Цветов в вечернем трамвае. Ночной скрипки, режу-щей душу. Ощущения полёта.
Как теперь жить без этого…
Где ты, старая маска, содранная с кожей, опрометчиво брошенная в угол.
Где ты, пустота – дом нежити.
Где ты, безнадёга, верная подруга.
Здесь. Рядом. Оглянись.
За левым плечом.
 
Тьма. Тишина. Пустота. Нет времени. Ничего нет. Клубок белёсых теней в пустоте – колышется медленно, змеино сплетаясь, проходя друг сквозь друга.
Звук. Голос? Что это – слова? Кто-то зовёт? Меня? Чего ты хочешь… Всплы-ваю сквозь тёмные воды небытия, пробиваюсь через толщу белёсых теней, обре-таю кожу, зрение, слух, мысль, дыхание.
Кто ты? Куда ты зовёшь меня?
Открываю глаза.

Серый промозглый вечер затопил это странное место призрачным блёклым светом. Широкий котлован, рыжая грязь, трудное копошение невнятных существ. Лохмотья, землистые лица, неуверенная, шаркающая походка. Отвисшие губы обросли ниточками вязкой слюны, глаза – белые, как сваренные вкрутую яйца. Сивые, взлохмаченные, грязные волосы. Чёрные вздувшиеся вены скрюченных рук. Горбятся, шаркают, делают что-то непонятное. Поднимаются к краю котло-вана по склизкой тропке, опускаются, оскальзываясь, падая. Зомби. Один из них вдруг замирает, не успев разогнуть спины. Прислушивается. Слышит что-то. Ог-лядывается по сторонам, медленно, неуклюже ворочая башкой. Недоумённо, не-решительно оскаливает жёлтые обломанные зубы. Вдруг начинает карабкаться к верхнему краю воронки. Расталкивает соседей, слышны шлепки и удары, как по мокрому белью. Кто-то падает, зомби проходит по его телу. Вверх. За край. И вдруг становится видно, что глаза его больше не похожи на облупленное яйцо. Они серые. Растерянные серые глаза.

Он подтянулся на дрожащих от непривычного усилия руках и тяжело перева-лил своё непослушное тело за кромку котлована. Поднялся, прислушался, озира-ясь, трудно дыша. Чёрный осенний лес окружал его. Больные уродливые деревья подошли к самой кромке огромной ямы, где вяло копошились грязные вонючие существа, кряхтели и переговаривались жалобно и непонятно. Не оглядываясь, он сделал шаг. Второй. Болотная жижа быстро заливала глубокие следы. Он шёл в чёрную чащу. Голос звал его.

Кто ты? Куда ты зовёшь меня? Я всегда был таким – спокойно смердящей нежитью, всегда был в этой яме вместе с остальными. Разве я жил когда-то? Я не помню. Как это – жить? Ты покажешь мне это? Позволишь мне жить? Кто ты? Кто Ты? Я иду за Тобой, иду на Твой зов, я верю в слово Твоё! Ведь не для того Ты разбудил меня, чтобы мне сгинуть в чёрном лесу. Я больше не вернусь туда, в это мерзкое, гниющее месиво. Я живу. Я иду на Твой зов.
Наверное, когда-то у меня было имя. Назови меня по имени, я так хочу ус-лышать его! Пожалуйста! Молчишь? Всё равно, я иду, я верю Тебе. Белый цветок надежды раскрывает лепестки в моём сердце. Я не один. Душа моя возрождается в Твоих руках. Дай мне только надежду почувствовать себя живым. Только наде-жду – не обманывай меня, пожалуйста.

Беглец скрылся в чёрном лесу, когда по краю котлована заскользили невнят-ные тени – люди? звери? Телом похожие на людей, они носили на плечах пёсьи головы, держали в когтистых лапах странное оружие, переговариваясь грубыми, лающими голосами. Собрались кучкой в том месте, где беглец начал свой путь в лес. Двое вдруг упали на четвереньки, принюхиваясь к залитым болотной водой следам и негромко протяжно завыли, подняв собачьи морды к всплывающей на свинцовое небо луне.

Беглец услышал отголосок этого воя, пробиваясь через завалы чёрных гни-лых деревьев, чьи листья тускло отсвечивали металлом и краями были остры, как бритвы. Он замер насторожённо, боясь шевельнуться, осторожно глянул назад. Ловчие смерти. Он знал это. Ловчие, сторожа, надсмотрщики. Никогда не упус-кающие никого. Но цветок надежды белой прохладой осенял его горящую душу. Чёрта с два вы меня возьмёте, подумал он, я найду тропинки, где вам ни за что не пройти. Ведь есть же где-то место, неподвластное вам. Место, где вы бессильны. Место, где небо светло и приветливо, люди участливы и добры, где тебе улыба-ются, а не корчат злобные хари, где протянутая рука встречает честно открытую ладонь, а не каменный кукиш. Место, где меня услышат и простят. Где я не буду один. Где любовь и надежда наполнят пустоту души моей. Я найду это место, я доберусь, дойду, доползу на Твой зов.
Ночь упала на него, как чёрное живое одеяло.

Где-то там, впереди. Образ – колышется, струится, изменяется, всегда иной, нельзя угадать, каким он будет через мгновение. Из тьмы, из света больных звёзд, из шёпота чёрного ветра выходит женщина. Все мы видели её когда-то – во сне или наяву. У неё тысячи лиц, тысячи обликов. Она прекрасна и желанна для каж-дого. Невыразимо нежный изгиб губ. Волосы цвета расплавленного серебра. Го-лос, как холодная вода в жаркий пыльный день. Не оторваться.
Потом мерцающая тень накрывает её и сквозь обманные блики лунного света становится видна её птичья голова. Оловянные бусины глаз. Щёлкающие ножни-цы клюва. Гладкое перо свинцового цвета. Городской голубь. Крыса с крыльями.
Она ждёт. Или не ждёт. Или ждёт чего-то, что мы никогда не узнаем и не поймём.

Тяжкое, запалённое дыхание. Хруст гнилых веток под ногами. Во тьме, нау-гад, наудачу – он бежит, задыхаясь, слыша за спиной далёкий вой адской охоты. Что ведёт его? Что он видит перед собой в беспросветном аду одиночества? Чей голос слышит?

Маленькая искорка впереди. Огонь. Дыхание живого тепла. Беглец осторож-но подходит к небольшому костру, разложенному на поляне. Ночь отступает здесь, изгнанная огнём под чёрные кроны деревьев.
Кто-то сидит у огня. Странно изогнутая фигура, непроницаемый мрак чёрно-го капюшона. Беглец замирает у неё за спиной, не решаясь сделать шаг.
- Что, тяжело? – рождается в его сознании бесстрастный голос.
Он разлепляет сухие искусанные губы.
- Что…тяжело?
- Носить проклятие.
- Что?
- Ты проклят, - не оборачиваясь, не проронив ни звука, говорит сидящий у костра. – Безнадёжно проклят.
- Как?
- Хочешь знать, в чём проклятье? Я скажу. Подумай, надо ли тебе? Сохра-нишь надежду…ещё чуть-чуть.
Липкая тяжесть заливает тело. Что? Почему проклят? Что я кому сделал? Не убивал, не грабил малых сих, не предавал, не делал подлостей, лгал лишь по ме-лочам и без нужды. А что желал жены ближнего своего…
- Говори.
Слово упавшей звездой срывается в чёрную пустоту.
- Никто никогда не полюбит тебя, - равнодушно говорит сидящий у костра. – Все твои поступки, слова и чувства обернутся против тебя. Чем больше ты пове-ришь, тем страшнее тебя предадут. Чем больше ты полюбишь, тем равнодушнее тебе ответят. Чем больше ты будешь стремиться к кому-то, тем более одиноким ты окажешься. Чем радостнее будет твоя надежда, тем страшнее станет безнадёга, что пожрёт твою душу.
Беглец молчит. Немота, нечем возразить, нечем дышать.
- Бедная глупая мартышка, - немо смеётся тень у костра. – Бедолага с подпа-лённым хвостом. Нет выхода из этого леса, зомби. Ты удрал из своей маленькой ямы, но всего лишь попал в яму побольше. И времени уже нет – слышишь?
И тяжкий вой ловчих смерти заполняет ночь. И фигура у огня встаёт неуло-вимо льющимся движением, отбрасывая капюшон. И беглец видит белую чешуй-чатую голову огромной змеи. И вертикальные зрачки её жёлтых глаз чернее са-мой чёрной ночи. И не в силах вынести этот взгляд, он отшатывается от огня и пятится в спасительную тьму.

Струящийся образ женщины – там, вдалеке. Она есть, я всегда знал, что она ждёт где-то. Проходит жизнь, утекает время, а я всё бреду к ней по гнилым тро-пинкам этого чёрного леса, слыша лай и вой гончих, идущих за мной по следу. Её не может не быть. Бог не бывает так жесток. Она ждёт. Я встречу её – там, далеко на моём пути, и склонюсь перед маленькой фигуркой, изменчивой, как языки пламени, и поцелую эти тёплые руки, эти длинные нежные пальцы с остро отто-ченными ноготками. О моя королева…Я верю, что ты есть. Я верю, что ты добра. Я верю, что нужен тебе. Я верю…

Задыхаясь, спотыкаясь, зомби стремится вперёд по неверной тропе. Белый туман встаёт от корней изломанных деревьев. Шёпот ночного ветра инеем оседает на душе. Ничего этого он не видит. Надежда ведёт его. Ему кажется, что он почти летит.

Громадные ощеренные твари торопятся за ним. Пёсьи головы изрыгают низ-кий утробный рык. Вот он, здесь, близко – уже за следующим поворотом. Дог-нать, схватить, опрокинуть на землю – клыками за мягкое горло, рвать, грызть, пить возрождённую, горячую, солёную кровь. Древний голод сжигает ловчих смерти. Никогда не утолимый голод.

За поворотом распахивается прогалина в чёрном лесу, освещенная льдистым светом луны, проколотая огнём мириадов звёзд. Туман ползёт за мной из леса, цепляясь за колени. Нечем дышать. Тяжкая уверенность поднимает мне голову. Я пришёл.
Ты здесь, между ночных цветов, льющих аромат горечи и любви, между вьющихся трав, что опутывают твои ноги, ты здесь, прекрасная ведьма, смею-щийся демон в облаке ночного тумана. Я нашёл тебя. Я наконец-то нашёл тебя. Я снова буду жить. Просто жить – радоваться солнцу и воздуху, говорить с тобой, возвращаться к тебе, чувствовать твои ладошки в своих руках. Нет проклятья, нет судьбы, ты не предашь меня! Моя душа в твоих руках, демон. Сделай с ней всё, что захочешь. Я доверяю тебе.

Адские твари воющим клубком вылетают на прогалину и вдруг замирают, ощериваясь и вспахивая землю когтистыми лапами. Здесь граница. Здесь кончает-ся их власть. Здесь царствует она – Лилит, королева ночи.

Я протягиваю к ней ладони, чувствую тепло и нежность этих волшебных рук, её дыхание пробивается сквозь горечь тёмных цветов, я ощущаю трепет крыльев ночной бабочки на пересохших губах и не успеваю заметить, как вместо любимо-го лица в облаке светящихся волос возникает свинцовая голова городского голу-бя, и лезвие тяжёлого клюва вспарывает мне горло, изрыгая воркующие, томные звуки.

Я л ю б л ю т е б я в с е й с в о е й п р о к л я т о й д у ш о й !

Зомби оседает на землю с разорванным горлом. Чёрная кровь сворачивается коростой на искажённом мукой лице, скапливается в уголках изумлённо распах-нутых серых глаз.
Демон с птичьей головой перешагивает через изломанное тело и, обращаясь к застывшим у границы его владений адским тварям, хрипло и скрежещуще карка-ет:
- Убит в побеге.