Я, 29-2, 1993-1995, попытка антологии-3

29-2 избранное

Жила-была газета б/о, бесплатных объявлений то есть. Еще в до-интернетовскую пору. И была в ней рубрика «Сообщения» — 29-2. Писали в эту рубрику человеки под псевдонимами (никами), о чем вздумается: о том, что весна пришла, а любовь ушла, о том, «кто виноват» и «что делать», спорили, плакали, ругались. Было это в Екатеринбург-сити, в 1992—1995 гг…
С появлением интернета и многочисленных интерактивных форумов население рубрики в основном перекочевало туда, но осталась память, остались легенды…
«Вспоминаю — восстанавливаю в жизнь…» (Марина ЦВЕТАЕВА)
«Не со страницы — на глазную сетчатку, а гораздо проще и больнее: из сердца в сердце». (КУФИЯ).


ФИМ КИЛБИ

Залил поле бы. Алым кличем.
Горькой сечей. В сырую борону.
Может, стал бы слезой девичьей.
К Солнцу — в черном. Утехой Ворону.

Верю. Вычищу крылья — небом.
Руки рифм — Крестами слов.
Жди. Вернусь к тебе белым снегом.
Вниз. На золото куполов.

С ее стороны были черные платья — наследство авангардно настроенной бабушки. С моей — две, голубых глаз, рыбы… Вечерами, добиваясь безупречности платьев, она добавляла зеркал. Ходила графиней по залам, репетируя в каждом по драме… Мы с рыбами курили на кухне. Втайне хихикали, видя мокрые платья и лужи наигранных слез.

Нежность. Беременной сукой. Капкану.
Боль свою выведи. Алыми струями.
Сжалится. Выжмет пружину. А рану.
Вымолит. Вылижет поцелуями.
Выживем, милая. Небом да осенью.
Выплатим верой своей и стихами.
Выльем, а после… Любовь свою босую.
Вылюбим пьяными женихами.

 
KRISTALLNACHT

У-у-у, какие глаза напротив! Не глаза — шедевр, произведение, достойное Рокотова, нет — Крамского! Хочется размышлять о вечном, о Центре аппаратной косметики, египетском массаже…
Я сам притащил эти глаза сюда, чтобы пускать в них пыль, густую и беспросветную, как астраханский суховей, чтобы вешать на эти ушки, достойные Праксителя, немеряные килограммы макаронных изделий.
Старая, как мир, шахматная партия… Она давно знает все дебюты, гамбиты, варианты защит и продолжений. Она знает все эти этюды и домашние заготовки на 20 ходов вперед. Каспаров бы умер, глядя на ее рейтинг.
Но гроссмейстер обречен. Потому что я тоже знаю, что там — в глубине этих бездонных глаз, откуда глядят поколения внучек Евы, там бьется безумная надежда, что партия — последняя. Что наконец-то, что вот-вот и… Что проигравший получит все. Ну что же, эндшпиль надо обставлять красиво. Над залом плывет «Yesterday». Ребята старательно отрабатывают мой полтинник. Но их «Yesterday» почему-то смахивает на «July Morning». Ну и тем лучше… Расслабься, любимая… Только ты и я, мучительный с детства медляк.
Расслабься, любимая, помечтай… Ты знаешь все, но не знаешь, что «Yesterday» — всегда «Yesterday», и ему не быть «July Morning», которому не быть никогда… А может, и знаешь…


GRAVEDIGGER SAMMY

Я в тебе. От меня невозможно избавиться, как невозможно расставить все точки над «i». В этом купоне, в кошмарах твоей жизни. Ты позвала и ты знаешь путь…
Эти пауки… Преследуют. Кричат про кровь на твоей подушке. 14 апреля. Полнолуние. «Блуждать в кромешной тьме — твоя реальность». Я люблю тебя, но я в движении. Прости…


ПИТЕР БЛАД

Как здорово смывать чужую кровь,
Оставленную прошлым поколеньем….
Кто знает — может, на твоих коленях
Задумчиво найду ее я вновь.
В снарядных ящиках огромных
Убежища бездомным сооружу я,
И за это пошлют мне боги бабье лето…
Цветы завянут в снегопаде,
Под толстым слоем снега крыши.
До оттепели не услышат
Твои шаги…

В дырах стен — знакомые лица…
Здравствуй, родная моя столица!
А у птиц той планеты большие крылья.
Иначе как бы они Норы рыли?


ДИНОЗАВР

На другом конце провода маленький человек протягивает мне на ладошке свой Мир. Я же — все невпопад: и с вопросами, и с ответами. Да и не нужен я ему, как собеседник: он просто ревнует взрослых к своим игрушкам. Но вот он — Мир. Молодой и чистый. Улыбаюсь ему, его непосредственности.


ИКАР

Слово сладкое слышится — Молодость.
Свежим ветром ласкает — не высказать.
А вокруг лишь одна незаконченность,
Недопонятость и недосмысленность…


ДЖИНА МЕРКЬЮРИ Д. КЭПВЕЛЛ

Je te dis vous… Гуляем по Парижу.
Опять весна. На Сене треснул лед.
Загадочно косим мы глазом, видим —
И Нотр-Дам, и Нёф, который Понт…
Патрисия Каас поет с экрана,
И вторите вы ей — “Les hommes qui passent”…
Но это же, по меньшей мере, странно!
Как я могу, mes cheres, оставить вас?!
И, путая французский с занзибарским,
В который раз, волнуясь, я скажу:
«Друзья мои! Союз наш так прекрасен!!!
Mes cheres amis! We will be friends — toujours!!!”


CLAUDIA SCHIFFER

Мои газончики выдержаны исключительно в английском стиле. Опрятные, посыпанные гравием дорожки, округлые кроны вечнозеленых деревьев… и кролик-садовник, тайно мечтающий засеять центральную клумбу морковкой. Заезжие иностранцы фотографируются рядом с табличкой «По газонам не ходить», наивно полагая, что это мемориальная доска…


МЕЧТА ПОЭТА

Это было слишком нежно для дружбы. Слишком чисто для любви. Слишком красиво для реальности. Слишком хорошо, чтобы длиться вечно.
Они не унизили свое чувство ревностью, не опошлили разговорами о будущей свадьбе. Они сумели выдержать проверку временем и расстоянием. Но они уже никогда не будут вместе.
Они отпустили на волю свои души. А сами стали холодны и циничны. И ходят теперь на земле два бездушных монстра. А в августовском небе горят еще две звезды.


ФАН-ФАН ТЮЛЬПАН

Когда-нибудь… когда наступит тишина,
В молекулах заброшенного дома
Моя мятежная «французская» душа
Сольется с телом хулигана-метеора.
И улетит, сверкнув хвостом,
В космические дебри мирозданья,
Я загадаю два желанья:
Одно — земное, а второе — О ЛЮБВИ.


CLAUDIA SCHIFFER

В тишине уснувшего дома свою тайну рассматриваю… кружево древнее, черным жемчугом расшитое… белыми нитками заштопанное… В тишине уснувшего дома Твое прошлое слушаю… По комнате призраки юбками шуршат. Окно распахну и в спину их… В пропасть черную…


ДУЛЯ С МАКОМ

«В воздухе пахнет интригами», — сказала Дуля С Маком, и, потянув носом, схватила громадный кусок шоколада с орехами. «Интриги, интриги, — проворчал Lonely Herdsman, — одни интриги у тебя на уме! Интриганка закоренелая!» «Только бы не против меня!» — с лихорадочным испугом подумал Гашек и в спешке ринулся под стол, где лоб в лоб столкнулся с зависающей там Лопатиной. «А с шишкой на лбу ты даже красивше!» — сказала она.
«Эх, дети, дети! — снисходительно подумали Дуля С Маком и Lonely Herdsman, слушая возню под столом и тщательно оберегая ноги с накрашенными когтями, — Все бы им играться да резвиться!» И они с любовью посмотрели на марципановый торт, возвышавшийся посередине стола. «Этим взрослым лишь бы жрать», — с горечью подумала Лопатина, отгрызая у Гашека левое ухо и со сладострастием принимаясь за правое.
«А мне все пофиг, я с покоса!» — блаженствовал Гашек. Лишь одна проблема мучила его: что делать, если Зайцев отвергнет его руку, печень, сердце и левую почку — повеситься или удариться в попсу?
А Дуля С Маком и Lonely Herdsman, без всякой жалости расправившись с тортом, принялись слизывать с ног крем. Носки после этого стали гораздо чище.


 ТЕТЯ ХАЯ

Тетя Хая чинно ехала в общественном транспорте, глубоко погруженная в себя. Подошел мужчина и спросил так интимно: «А у вас билет?» Тетя Хая кокетливо ответила: «Спасибо, я уже имею». Мужчина представился, что он контролер. Тетя Хая ответила: «Мужчина, я вам верю…» В итоге билет пришлось показать. Мужчина сразу же вышел, а тетя Хая осталась, размышляя: «Неужели ему был нужен только билет?»


ШЕРЛ

Шарф пушистый Вашу шею обовьет.
Вы уйдете незаметно, словно лето.
И не вспомните, что кто-то где-то
Очень любит Вас, надеется и ждет.
И слетают с плеч таинственные птицы,
И летят с рассветом на восток,
Очень долгий никому не нужный срок
От «приснилось» до далекого — «приснится».
Шарф пушистый и широкий плащ.
Светлых глаз два омута, две бездны, —
Там таятся голубые звезды
В черной глубине ресничных чащ.
Пять часов утра. Уходят сны.
Еле слышный вздох и скрип дверей.
Вы растаяли, оставив на земле
Узкие, глубокие следы.


БОРИСЫЧ

Легким шагом праведника
Наступает вечер.
Он — ты влево, вправо ль, ты —
Все себе навстречу.
«Что такое памятники?» —
Спросишь. Не отвечу.
Думка об одном —
Пора расти траве.

В месяце марте,
Сколов снег со своих тротуаров,
Дворник с лопатой
Узнал первым и нам рассказал,
Что в эту зиму прошло
Восемь больших снегопадов.
Сколько раз просто шел снег —
Да не узнает никто.


ГЛЮКЕР

Крестоносцы ходили по делам в Палестину. Они не знали, что являются историческими личностями. Потому и вели себя соответственно. По-хамски вели себя, грубо и неприятно. От них потом воняло.
Крестоносцы пили и выпивали. Для краткости объединив эти процессы в один. Очень часто, славно попив, они ходили делать рыцарские подвиги. Но почему-то почти всегда получались безобразия. Им нравилась лихость… Нам нравится слава.
Крестоносцы встречались с местными женщинами. Иногда и нечасто. Они не знали, что женщины — Дамы. Они знали свои естественные потребности. Женщины обижались. Но их никто не спрашивал. Бог тогда добрее был к сексу.
Крестоносцы встречали местных мужчин. Почему-то те всегда собирались толпами и с оружием. Тогда они убивали друг друга. И никто не жаловался на совесть и моральные принципы. Работа такая.
Крестоносцы вымерли. Но остались слухи об их славных и благородных деяниях. Теперь о них слагают песни, пишут книги и снимают фильмы. И никто не помнит о делах, еде, питье, мужчинах и женщинах. Да и нужно ли? Вообще-то, желательно.


ПАФИГИСТ

Хитросплетенье слов и абортарий мыслей,
Бессмысленность потуг и прерванный полет…
Как в жизни, я в тебе не вижу смысла,
Цинизм и пошлость – все тебе идет.
Вчера был снег — и все казалось чистым,
Замерзли чувства, разум задремал.
Но вновь с весной не естся и не спится,
Под новой маской я тебя узнал.
Твой ласковый оскал мне ночью будет сниться,
Твой яростный ПЦ преследует меня.
Сведут меня с ума твои ресницы,
Прикосновением заботливым будя…


ПРЕЛЫЙ ФАРШ

Гордость. Одним она выпрямляет спины. Других она ставит на колени и окунает в грязь. А без нее мы совсем утонем в дряни и помоях. Сложная штука — жизнь для тех, кто умеет жить.
На улице полпятого тепла, в душе — полвторого ночи, в голове — полпервого мысли. Полгеометрии выхолащивают мое тело.
Каждому — свое, как сказал товарищ Данте. Мы опять делим Нечто и отдаем другим все, что успели урвать. Спорно и удивительно. Суета сует есть все мы.

 
ТА САМАЯ ШАНЕЛЬ

Вздрогну — увесистой дрожью,
Всхлипну — натруженным всхлипом,
Обзовите меня, кто может,
Жалким и дробным хрипом.
Поднимусь — не трясутся колени,
Руки вскину— уже убита…
Я, как птица над поколеньем,
Над землею дыханье пролито.
Захочу — покушусь на Веру,
Растерзаю Надежду коварно,
А Любовь разукрашу серым —
На ковчеге пусть воют попарно.
Если вздрогну — никто не услышит,
Если всхлипну — закройте глаза.
Моя боль еле-еле дышит,
И ее презирает слеза.
Раздираются чувства «всухую»,
И улыбка трещит безвольно —
От рыданий меня страхует…
Веселитесь, ведь мне не больно!


БоМЖ

Что можно спеть под дулом автомата? «Интернационал»? Однако попробуем: «Ах, как жаль этот сон, как хорошо было в нем…»


ПИТЕР БЛАД

Ночные пожары танцуют на темных горизонтах, крокодильи каналы Венеции ждут вечернего прилива… Все это вчера уже было со мной.
Жизнь в Антициклонах. Перетекаем в убогие состояния: сегодня — нищие, завтра — слабоумные. Стоны батарей путаем со своими. Пожар — радость! Бежим толпами прикуривать. А в это время наши мозги Go West. Ублюдки обесчестят Радугу.


DJ L2D

Я не хотел говорить лишних слов, я лишь хотел понять, что такое любовь. Но я не думал, я не знал, что будет так больно… Я ввязался в опасную игру. Назад пути нет, проигравшего ждет смерть. Но я не сверну, несмотря на страх, подстерегающий меня. Моя жизнь поставлена на карту, и карта эта — ДАМА ПИК.


ДОКТОР ТВОЕГО ТЕЛА

Девушка! Не кури в постели… Запах сигареты действует мне на потенцию. Спать, я сказал. Ляг и молчи, погаси сигарету о левую грудь. Сегодня я злой, пусть тебе будет больно.
Попробуйте вкус ИЗМЕНЫ. Вкус полыни и мяты вперемешку с сахаром будущих знакомств. И все это в красивой упаковке. О! Симона…
Наручники жмут тебе, выкинь их. Я подарю тебе другие. Разденься! Выйди на улицу… сытой! Пусть все видят, что мы не голодающие. Потряси брюшком. Так, так и этак! Мо-ло-дец! И не капли ревности. Может, это любовь?


PHIL COLLINS

В мой холодный и заброшенный дом постучалась Принцесса. Я стоял у двери в нерешительности: открыть или нет? Принцесса тоже уходить не торопилась.
Я познакомился с ней в День Города — в день, когда душа, хлебнув спиртного, искала крылья, надеясь взлететь. Надо признать: иногда ей удавалось это.
Почему человеческое сердце беззащитно от вторжений в него чужих глаз, губ, рук? Почему нам часто снятся волшебные сады, спокойно и щедро отдающие свежесть? Как было бы здорово заблудиться в этих садах, в странных очертаниях облаков, в глубинах тинистых прудов или в царстве зыбкой предрассветной Луны…
Моя новая Королева видела блеск бриллиантовых дорог. Продолжая целоваться лишь во сне, она пыталась миновать подводные рифы реальности. Она зажгла новый огонь. Она — удивительная и загадочная. Когда я произношу ее имя, я вижу обнаженное тело лета: колыханье волос ивы, журчащие ливни, белизну облаков!
Умение доказать, что великолепие роз естественно, а не надменно — великое искусство, целиком принадлежащее Женщине.
По сравнению с ней я люблю хороший ритм, припанкованные тексты, холодное пиво, ругаться грязно… Рядом со мной она почти что ангел. Ее шепоток по-французски сводит меня с ума. Ее земля недоступна и своенравна. Ее океан вряд ли примет меня.
Но я почему-то продолжаю двигаться туда, откуда мягко светит мягкий свет ее красивых глаз. Я забыл прошлое и не знаю будущего.
Не питая никаких иллюзий, в пути мечтаю об одном: только бы ее обжигающий и завораживающий взгляд не стал отполированной лестницей для моего бегства.


…

Моя любовь, как апельсин,
Среди снегов и льдов суровых…
Увы, история не нова,
И я один, всегда один.
Осенней зыбкостью простужен,
Лежу в пылающем бреду,
Как будто вновь к тебе иду
И снова я тебе не нужен.
И вновь астрал соединит
Сердца, разбитые тревогой.
Ты снова будешь недотрогой,
А я — скучающий пиит.
Сыплет нежность весна
Снегом белых черемух.
Ты приходишь одна
Через сон в полудрему.
В глубине Твоих глаз
Мое счастье таится…
Господи! Хоть бы раз
Без оглядки влюбиться!
Мне от тебя ничего не надо.
Я от тебя ничего не жду.
Счастье мое, моя жизнь и отрада,
Скажешь «уйди…» — я навеки уйду.
Любимая, опять мне одиноко,
И грустно, и на сердце тяжело…
Уже опять зажглись гирлянды окон,
Терзает ревность пылкое чело.


ПОЕТОТ

Ехала машина синим лесом,
Ехала синюшною тайгой,
За каким-то инти-интересом
Или просто ехала домой.
Ночь мела-мела колючим снегом
По лесам по голым, по горам.
А с вершин деревьев клочья неба
Обрывались, падали к ногам.
Говорят, тепло замерзшей коже,
Говорят, душа заснет слегка.
Говорят, она во сне похожа
На пустые тучи-облака.
Как же я ношу такую тяжесть?
Как я помещаюсь в трех словах?
Тучка ничегошеньки не скажет,
Тайна замерзает на губах.
Пробегу по насту — нету следа,
Позову на помощь — нету слов…
А над головою то ли небо,
То ли Богородицын Покров…

Попрощаться с близким телом —
Чья ты, вольная душа? —
К изголовью подсела,
Наклонилась, не спеша…
Отреченными губами
Не нашла последних слов,
Что когда-то было с нами —
Было жизнью — все ушло.
То ли горе — то ли горы,
То ли свечи — то ли бра.
То ли вечно — то ли скоро.
То ли верить — то ли врать.
Просыпаюсь обалдело:
То же тело, та ж кровать…
Губы вспухшие несмело
Потянулись целовать.
Твое фото, твое фото —
Как икона на стене!
А тебе и неохота
Знать, что легче стало мне.


ДЖАСТИНА
Наутро вчерашний день оброс снежной плесенью. На выброс… Ментоловый холод зимы на губах. Чья-то душа замерзлой синичкой смотрит в мое окно… Хватит ли тепла до весны? На всех хватит?


ПСИХОПАТКА

Сквозь холода опять холода
Из зимней стужи в мороз молчанья
Бреду сквозь метели и вьюги снега.
Все просто: прощенье равнялось прощанью.

Навстречу солнцу, но не теплу,
Ведь Солнце зимой глядит исподлобья.
И цель мне — не святости нимб поутру,
А ночью у гроба свеча в изголовье.


РЫСЬ

Ты смеешься. Ты всегда смеешься. До сих пор так жила я. Пряча за смех свою боль, свои беды. И считала себя сильной. Но глядя на тебя, поняла, что иногда, чтобы заплакать, нужна сила.
Смотрю на себя в зеркало. И с ужасом обнаруживаю, что никого в нем не вижу. Ты все-таки забрал мою душу. А без души какая жизнь? Даже зеркало понимает, что я мертва.


MARIAH

Маленькие полевые цветочки стояли в вазе с водой, но пытались выбраться наружу. А рядом на столе лежала алая роза и плакала. Малютки посмотрели на нее и спросили: «Ты когда-нибудь любила?» Глаза Розы излучали таинственный свет. «Да», — ответила она. Теперь цветочки считали это ее привилегией…


 LITTLE

Тревожно. Зыбко. Зябко. Зяблик.
Снегирь. Снег. Бег. Век. Века.
Вера. Надежда. Любовь. Любой.
Как все. Каста. Карма. Карман
Шире держи. Жи… ви-и… Писк.
Лоск. Воск. Важно. Ложно.
И опять – тревожно.


ТРИ УШЛЫЕ РЫБИНЫ

Закидаем землей автоматы,
Плащ-палатку удобно расстелим,
За разлуку нам будет расплатой
Имитация теплой постели.
Мы сплетем наши ноги и руки,
Нам в ботинках ножи не мешают.
Закружатся над нами сороки…
Неужели стоянка плохая?


БОРИСЫЧ

Не может быть, чтобы чего-то
Быть на свете не могло.
Не может быть, чтоб нельзя было
Зимой в степи тепло найти.
Не может быть, чтоб было больше
Некуда идти.
И станет пристанью фрегат
Без мачт и якорной цепи.

За столиком высоким, невесомым
Касаясь обнаженными плечами,
Куда-то вдаль глядят, забыв коктейли,
Две женщины в пустующем кафе.
Чуть-чуть длинней распущенных волос,
Туман вечерних платьев слился с полом.
И синий, абсолютно синий вечер
В глазах, в тени ресниц и в лазурите
В ослабших струнах дымки сигарет…
Две женщины в пустующем кафе,
Две хрупких женщины – Мечта с Воспоминаньем
Настенным зеркалом разлучены.


ЗГУТ

Но это цирк, Кеша. Может, вместе похнычем? Народу набежит – ужассс! Обложат нас всяким… терновником, и… (щщщас спою)… И позабавимся. Рыдать буду. Честно. Как фонтан «Самсон…» Э-э-э, вы мне только пасть не рвите, а то тоже позеленеете.


INXS

И ощутил в себе Изя прилив мужчиности и бросился судить о женщинах. Судил строго, но справедливо… Иосиф Великий. Печальная история.

Одна знакомая Изи возлюбила благородного рыцаря. Но тот, спьяну наехав на мельницу, звякнул кучей металлолома в поединке с мельником. А она, истекая слезами скорби, сняла с его пальца кольцо на память… Потом подумала, что этой памяти мало, и взяла копье, доспехи, коня, фамильные драгоценности, золотые зубы и верного оруженосца… Такая вот притча. А вывод? Он прост: как умею, так и люблю. Как любима, так и любит. Тем живем – большего не дано, а меньшего – тоже не нужно.

АННА ДЕ БЕЙЛЬ

Клинком фразы хрустальные.
Зарей в ручье кристаллы мысли.
Циничной жестокостью душа не зачерствела. Не неизбежность новый день, а ветер свежий. И как мне сказать чувства заветные тому, кто чище меня. Я всего лишь тень прошлого.
За что ждут, минуты, года отсчитывая. За что -- на копья в одной рубахе. За что -- в зАмки на небе взлетают. За что… Любят… За глаза ли? За руки ли нежные? За голос? За душу? За тебя… Неразрывного и единого. За целое и ничто…
Слово избитое и великое. За эпитетами – не по карманам щупать. Нельзя его, слово, на повороте крутом выкинуть. Прикипеть должно – в душу ураганом, или, как в истинном море, утонуть, раствориться… И… говорится оно единожды… одному.
Я повторилась. Прости.


 К.

Нас редакция не печатает. А жаль. Наверное, считает нас извращенцами. А какие же мы извращенцы, когда мы совсем не извращенцы. Мы просто хотим размножаться. Мы, может, любви хотим и ласки…
Учим слово «ПТ». Дается с трудом, но спасает интеллект. А вот слово «ПЦ» мы и раньше знали, тут нам повезло… Хотим изучить слово «комплимент», но боимся. Оно трудное.
А еще мы пишем неприличные частушки. Но их никто петь не хочет. Говорят, что неприличные. Умники, растудыть их! Мы и сами знаем, что неприличные. Потому и пишем.


ДАКСТИН ХАВКМАН

Моя душа – сплошной сгусток нервов.
Мое сердце – сплошной кусок льда.
Люди вокруг меня – сплошные тени.
Моя мама – Кошка, мой папа – Обезьян.
Вот такой я весь загадочный… Ах, да, я еще весь любовью выжжен изнутри.


МУХА

Фантики французских романов все еще пахнут никогда не существовавшими шоколадками. Если принюхаться…
Ах, l’amour! Сиропчик на вымышленные раны не видавших еще беспощадных глаз своей судьбы…

Прокрался тенью в сонный дом
Измученный скитаньем
Любви таинственный фантом
И просит подаянья.
В глаза пришедшему смотрю,
Но он косится влево.
И я сказала: «Отдаю
Слепое сердце Девы».

Извиваться змеей на песке
И кусать с ядовитостью страсти,
Балансируя на волоске
Над смертельностью нашего счастья
Я могла бы. Но в этих глазах
Я тебя узнаю, мой Георгий.
И слова на змеиных губах
Затихают в последнем восторге.


CLAUDIA SCHIFFER

Слушай. А давай накрасим губы бантиком, реснички подклеим и станем рыдать театрально… и цаловацца. Под тренканье фортепьянки. А одежды и волосы рвать на себе будем?
А для жизни хорошей много ли надо человечине? Чтобы было перед кем хвостом повертеть, с кем поругаться и кому поплакаться…

Весна, стало быть… Лихие иномарки, брызгающие грязью на одежды прогрессивного человечества. Душа тоже оттаяла и залепетала стихами. Конспектируешь, смутно осознавая, что видимо, кроме краткости у таланта были и другие сестры.

А Время хохочет над нелепым словом «счастье», над людьми, что мечутся беспомощно по вечному кругу. Вслед за секундной стрелкой… Пока вечность не вырвет ее из ладоней. Со звоном… Погребальным.


СТАРИКАШКА

Луна убывает. С ней убывает толщина моей кожи, мои деньги, длина женских ног и отношение длины окружности к диаметру.

Коль трескучие грянут морозы
И Муррей засверкает во льду,
То к тебе я по белому снегу
На лихом кенгуре прискачу.

Повалив бумерангом саквойю,
Запалю своей страсти костер.
В австралийской яранге с тобою
О любви заведу разговор.

Путями ненависти – к счастью? Абсурд. Демагогия. Вы тяжело больны.


Д.Б.

Устроив сигаретой небольшой звездопад, он спросил: «А что такое счастье?» Какую чушь он нес дальше, -- я никому не скажу.
Я люблю двигать, ты любишь двигать, она может двигать. Что мы будем делать? Проливать слезы, допивать кофе, подбирать рифму.
Ох, Д.Б.! Ну, дурак! Писал бы, что попало. А я в каждое слово – самого себя хотел. Намеками и недомолвками – душу. Сегодня могу – вот вам. Вчера не получилось – слабость моя.

Почему же перед смертью
Все бывает хорошо?
Непомерное измерьте
Утомленною душой.

Разорвите эти цепи,
Обнимите вдруг – вокруг
Нескончаемые степи
Пустотой свободных рук.

Подержите – не разбейте
Утра ветренного грань,
Распускайте – не жалейте
Лет серебряную ткань.

Всем по нити подарите,
До кого рукой подать.
Не таитесь – говорите
Все, что хочется сказать.

Пригубите – не допейте
Поднесенный посошок…
Перед смертью все мы – дети…
Что еще?
Все хорошо.


МАДЕРА

Человек – нежная кожа… Человек – обворожительный голос… Человек – искрящиеся глаза… Человек – солнечная улыбка… А этот человек – теплые ладошки…
Я и раньше видела светящиеся лица. Но так, чтобы глазам было больно – впервые. Я говорю: спасибо за эту радость.


***
«Ярмарка» врывается в мою жизнь шумным многоголосием. Веселые крики коробейников, разухабистые частушки, грустная мелодия скрипки, заунывное гудение фагота… Я закрываю глаза, я впитываю эту музыку кожей. Это счастье – не услышать ни одного фальшивого звука.