Сталин

Сталин


Пусть этот холст растерзан и пробит,
Пускай портрет, лицом к стене поставлен,
Но вечно жив и неусыпно бдит
Великий стражник душ, товарищ Сталин!

Беру смиренной трепетной рукой
Давно никем не тронутую раму
И в час назначенный, в час роковой
Я припадаю к лику, как к экрану.

И оживают блики на холсте,
И жар летит из рамы бурой птицей
Вот пламенеет взгляд – не во Христе…
Вот трубка начинает чуть дымиться.

И голос тихий сквозь немую дрожь,
Я слышу, - нет, им проникаюсь, то есть...
И мёртвый Сталин – мой бессмертный вождь,
Мне ведает свою живую повесть:
«…Вселенский мрак не повод для бесед,
Но должен я, своей противно воле,
Открыть тебе, сторонний мой, сосед,
То, что сокрыто есть и было в слове.

Тиран, палач, убийца и злодей…
Что без меня со мною сотворили…
Но жил ли кто на свете из людей,
Кого бы люди так боготворили?
И верили… И, некого винить,
Что на алтарь нагадила босота -
Бог может только истинно любить,
А остальное всё – моя забота...

Я не устану от безумных игр,
Забавны мне и «равенство» и «братство»…
Народ… Да он, как саблезубый тигр,
В глухой норе стерёг своё же рабство!

Ему казалось – только под завяз
Награбленным набьёт свои утробы,
И сразу же – хрустальной туфлей в грязь –
Наступит царство мира и свободы…
И счастье ненасытное его...
Такое… что и я представить, мог ли?
Один – за всех, и все – за одного
Не мёрли даже, а послушно дохли…

Я слышал всех этапов шумный ход,
И лай конвойных псов, и лязг винтовки,
И гимны по пути на эшафот,
И громкий плач в намыленной верёвке.

Не аморальна мне мораль толпы...
Там слов и дел моих крепчала завязь,
И ненависть, и все её столпы:
Страх, подлость, лицемерие и зависть.

Врата Господни затворил народ,
Помазанник в агонии забился,
Семья оделась в смертное – и вот
Наместник из других ворот явился!

Штыки сверкали всем врагам на страх,
Играли трубы и гудки ревели,
А души вмиг рассыпались во прах,
И лица мановенно окривели...

Так состоялся ваших дел пролог
И, попрошу учесть такую малость:
Жалеть, прощать – хотел я, если б мог,
Но миссия тогда б не состоялась.

Я должен был смотреть из-за плеча
Приставленных охранников и няней
На медленную гибель Ильича –
Гурмана человеческих страданий.

И пусть я этой болью сам промозг,
Но тихо любовался за кустами,
Как этот пылкий кровожадный мозг
Свою же мякоть пожирал кусками...

Он должен был посеянное – жать
И заслужил приют своей крамоле –
Мощами восковыми возлежать
На лобном месте в царственной юдоли.

Кто поднял трон, лежащий на костях?
Кто встал под стягом нового царизма?
Колхозник? – от рождения в соплях...
Рабочий? – гегемон идиотизма...
Кухарка в замусоленном чепце?
Гнилой чекист с наганом и удавкой?
Народ нашёл в моём, кацо, лице
Всё, что хотел… И получил – с добавкой…

Свеча катила время сверху вниз,
Толпились фарисеи на прицеле…
Как искренен был их предсмертный визг,
Сподвижников моей великой цели…

Ещё до срока сказочную быль
Устроил я на радость всей державе, -
Что б жёны ели лагерную пыль
Пока мужья в Кремле елей вкушали.

От декабристов и до этих дней
Дошёл почин и верованья – исты…
Есть чем гордиться вам с младых ногтей:
Октябрь, октябрята, октябристы…

За это тоже – все, без лишних слов,
Согласно только моему канону,
От отроков до древних стариков
Молились мне, как Богу на икону».

И голос, слышимый издалека,
Вдруг смолк, но жёлтый взгляд мне в сердце впился,
И серный дух, как запах табака,
Из-под усов с портрета заструился.

От пяток до корней своих волос
Я помертвел без всякого навета,
Но тяжкий мой, неслыханный вопрос
Просил и не остался без ответа.

И вновь текут из мёртвых уст слова:
«Здесь всё в одном – безверие и вера,
И по вердикту Страшного Суда
Одна, но исключительная мера.

Я облегчаю участь, - и тебе
Скажу, что надо очень постараться
Что б в чёрном поле, холоде и тьме
Протухшим мясом тел своих питаться.

А так… Лаврентий, голый мой сокол…
Он яд мне дал, но я не возражаю.
Здесь колом служит он… на этот кол
Полвека я его же и сажаю…

Но Истина не в этом –часть её
Я приоткрыл тебе с другого краю,
Во истину, а значит в честь неё
Ещё одну страницу открываю:

Одни искушены и, может статься,
Всё под рукой – власть, сила и богатство,
Но снятся по ночам – палач и плаха.
И души млеют и дрожат от страха.
Других мечта об искушеньях гложет,
Плоть бесится – и хочет, и не может,
И разум тёмный корысти послушен,
И чёрной завистью пылают души.
И лгут, что в Бога верят, те и эти…
И нет людей несчастнее на свете…»
 

И образ начал меркнуть на глазах,
И краски стали в чёрное сливаться,
И мироточили на образах
Скорбящие глаза немых скитальцев.

Дрожало Время стрелкой – на семи…
И плакала от хохота и гула
Несчастная седьмая часть Земли.

И лёг туман, и холодом пахнуло…