Дравих. Глава 3 Вот слух от жизни. Часть 5 Казненье

что произошло, когда столкнулся взор поэта с ценнейшими творениями современности.

раскрылись взору все творенья
изнеженные извоенья.
руками трепетных художников
создавалось все нетленное
и искусства заложников
взоры радовало бренное.
там шелка, уют владычественный,
там взоры лишь ниспосылают,
там возвышался трон величественный,
на нем царя все восхваляют.
ему сей храм построен был
отцами, прадедами, или дальше
но знаем точно, что и он любил
все то, чего нет в мире слаще.

и покуда людьми земля будет сыта,
то слава с почетом не будет забыта.

– что вижу я перед своим лицом?..
 о!..
какой-то хворый человечек
худой младенец, и –
ответчик!
убийца! ах, ну что за время
какие люди молодые...
уже предать успели трон...
и что случилось с нами, люди!
ответьте мне, о! что за люди...
и неужели мы должны
бояться выйти ночью к небу?
мы, Греки,
что за Греки мы!
когда глядим в глаза соседу,
и косим взоры боевые
на двери дома, все ль спокойно,
а вдруг, такие, молодые
как этот мерзкий...
непокорно
закрыл глаза!... -
вот нравы древних дней: смел с ног
того поэта, что в мечте уж погребен.
подняться сам поэт уже не смог,
усвоил ли, с темницы вышед, свой урок...
прекрасной девой был он упоен...
– вот, что такое сила духа,
великий, лучший из своих, –
не ведьма, видно царь,
не ведьма... слов не жаль,
но, впрочем, так же он велик. –
а нет, все отобрали вы,
вы у людей моих забрали
любовь и честь моей земли!
в замен что дали?
нет,
 что, кубки,
 вина,
 злата,
иль финикийского солдата
за пузом выетым снесли!..
о да, друзья мои,
вот ваше дело, на полу,
вот, я в него плюю!

и уберите с глаз долой!
казнить.
а голову ко мне.
а с вами будет речь иная... –
уселся царь, в гневу сгорая. –
моя земля, великая земля,
вы погребли ее... так рано... –
тем временем все ждут царя,
и дух отводит там охрана:
там видны толпища, гудят,
пред правосудья славным храмом
они все ждут и криком бравым
с завидным трепетом шумят.
а царь сидит на троне власти
и на лице суровом том
томится грусть.
 народа счастье
на нем основано одном.

он не сумел бы избежать
мучительного возмещенья,
пред каждым и собой узнать
за тяжесть быта отмщенье.
теперь угрюм - имеет все он:
и сказки уст прелестных дев
и басни с карликом веселым
и песен струнных перепев
здесь все, но не весел он.
морщина трещиной на лбу
грозит могилою ему,
монументальные черты
читатель мой, уважишь ты
персты подарками закрыты
и родовым значеньем скрыты.
он их поднес теперь ко лбу
и тут же облились в поту.
пред ним вельмож толпа трепещет,
глаза все прячет, что-то шепчет,
друг другу знаки подает
и без движений что-то ждет.
вот хитроумное отродье,
явилось нам сегодня ты,
в костюме праздничном породьи
ты – тень для вечной суеты.
царь думы думает – решенье
сих наших дней пришло под стать
вот, цель ума его – движенье
и ВЫШЕЛ ОН к толпе сказать...

до тех времен ввели поэта,
вот, все пред ним, известность, слава
он явлен был, представлен к свету
от сотен глаз пред храмом права.
бушуют, крики полетели
– ха-ха-ха-ха, смотрите!
– смерть, львам его!
– отдай нам!
– отдайте нам его!
– н-н-н-на! ха-ха-ха!
– смерть!
– о-о-о-о!
– а-а-а-а!
– чего притих, н-на, ободрись-ка!
– моя любовь, ты здесь, я вижу,
я знаю, ты сейчас со мной
твои слова, твой голос слышу,
не заглушить любви толпой.
я знаю...а-а...
– ха-ха-ха! тих...
– сей мерзкий, жалкий человечек
пред смертью счастия ответчик.
он рожден в оправданье страха
и унижения всех нас.
с таких же юных и убогих
пошла разруха в нашем царстве.
он лишь один, один из многих,
они средь нас, в благом убранстве,
пусть, так: они сильны, спокойны,
пусть головы их мне покорны,
не будет милости тому,
кто споспешествует сему. –
свой меч он с блеском опускает,
и на поэта направляет. –
разруха всюду, все мы видим,
что перед нами явлено,
пусть этот юный безобиден,
понятно всем что суждено
коварства древних слуг безликих
терзать без слова о пощаде,
потомки прадедов великих
мы в нашем многославном граде
увидим пир великой чести,
явленье славной старины
и меч Афины ярой мести
явим предателям страны!
– заликовал эллинский род,
птенец, что со скорлуп встает.
и весь театр Диониса,
не зная сам, воспел Афиса.
(о нем что знал, я рассказал,
всего там, ниже описал)
уж солнце, будто робка дева,
скрывает лик за ветви древа,
тихонько сумерки идут
в сухих пустынях львы поют.
рычит и толпище, как лев,
о, как любим ее напев.
о, как внушает он забвенье,
по духу малым от рожденья,
о, как же рок тому суров,
к кому направлен этот рев.

один в толпе несчетных лиц
был запрягатель колесниц
и взором, вымазанным пылью
рассказ сей странный сделал былью:
он как младенец, перед нами,
сверкая в мир двумя глазами,
застыл и, пира ожидая,
как старец деву озирая,
все смотрит на царя, за ним
лежит поэт. но недвижим.
все ждут расплаты, ждут вина
своих поклонники богов,
ждут сильных дел и сильных слов,
ждут что сойдет на них она,
эпохи злейшей злая сладость
суровых дней военных радость.
но,
шоу сие взяло фиаско
(лежит виновник, недвижим
с царем в отличье – победим)
и должен царь вогнаться в краску –
так нет, вогнал туда он всех,
кто и не ждал таких утех!:
– что обвинять, кого казнить нам
когда средь нас засел в овраг
покорный раб перлам и винам,
один лишь счастью греков враг.
смотри, позорный осквернитель,
смотри, надменный человек
вот меч в руке, вот истребитель,
пришел к концу твой мерзкий век! –
царь замахнулся над главою
и рык свирепый испустив,
рассыпал ужас над толпою,
ушел,
 почтенье получив.